Хуан Дьявол 3 часть (ЛП)

- Но я у Баутисты в черном списке! – пожаловалась испуганная Ана.

- Ты со мной. Пока служишь хорошо, тебе нечего бояться. Послушай, Ана, до того, как сеньора Д'Отремон взяла тебя к себе, ты жила в высокой части имения?

- Да, хозяйка, я работала на плантации кофе. Это ужасно! Загрузить корзину вот такого размера, срывать каждое зернышко по одному, и носить на голове. А когда корзина переполнится, тогда можно поесть. И в хижинах спали все вместе, как собаки.

- Не все живут так. Есть танцы, иногда праздники. А чуть выше ущелья живет женщина, которую все уважают.

- Ах, да! Там живет Чала, колдунья. Все называют ее Карабоссе. Ее всегда зовут для умерших, чтобы она одела их в саван, а еще когда кто-то родится. Она продает мази от заболеваний, амулеты для привлечения любви, шелковые куклы для мести, потому что то, что делают с куклой, будет происходить с человеком, которому мстят.

- Говоришь, ее зовут, когда рождается ребенок?

- Да, хозяйка, почти все женщины кофейной плантации для этого зовут ее. Когда хотят, чтобы ребенок родился или не родился. Она исцелила многих от всяких болезней, но я боюсь ее.

- Мы сходим к ней. Никому не говори. Сделаем так, что никто не узнает, но эта женщина поможет мне. Я дам ей столько денег, сколько она никогда в жизни не видела, и она сделает, что я велю.

- Ренато, наконец ты пришел! Я умираю от беспокойства, сынок!

- Не стоит, мама.

Солнечный свет омывал центральный двор старого жилища Д'Отремон. Ренато, уклоняясь от матери, прошел в библиотеку. Скрывая упрек, похудевшая и дрожащая ладонь Софии остановила его:

- Ты не ночевал дома, Ренато.

- Действительно, – подтвердил Ренато с дурным настроением. – Я гулял, но…

- Не уделишь мне несколько минут, сынок? Я возвращаюсь в Кампо Реаль и забираю Айме. Ты ведь желал этого? Просил…

- Я уже несколько дней прошу об этом.

- А теперь расхотел? Тебя не волнует? Все равно? Вижу, ты очень огорчен. И я чувствую себя больной. Не зашел бы ты ко мне…

Ренато тихо позволил себя увести, а беспокойные глаза матери читали на его лице следы ужасной бури, опустошившей душу. Она привела его в просторную спальню с большими окнами, закрытыми шелковыми шторами, через которые едва проникал дневной свет, болезненный для глаз Ренато. В свежем воздухе, отдававшем лавандой, в приятном тусклом свете знакомой обстановки он почувствовал, что расслабляются натянутые нервы. Будто он вернулся в детство и обрел в материнской нежности защиту от всех зол.

- Ради Бога, садись, сынок. Вижу, ты тоже болен. Хочешь, я попрошу принести тебе чего-нибудь освежающего, чашку чая?

- Нет, мама, я ничего не хочу. Я слушаю тебя, потому что ты хочешь, а потом…

- Потом я оставлю тебя в покое, знаю. Позволить тебе это в моих силах. Если Бог хочет, чтобы ты был в покое. Если покой твоей души можно достигнуть любой ценой. Если мы снова начнем друг друга понимать, сын мой, то я согласна. Если позволишь мне немного позаботиться о твоем счастье.

- Моем счастье? Никто не счастлив, мама.

- Я знаю. Но есть много способов жить, не чувствуя себя несчастным. Если ты попытаешься, примешь свершившееся, вернешься на старый путь, позабыв обо всем и исправишь жизнь…

- Я не могу покинуть женщину, которую люблю. Не могу уехать, пока соперник оскорбительно и дерзко бросает мне вызов. Теперь я сам дал ему сильное оружие – деньги. Я играл и проиграл. Много денег. Знаю, это не важно, знаю, что мы богаты. Мы можем бросать на ветер деньги, а руки все равно будут полными. Я бросил пригоршню, а он поднял ее. Видела бы ты, как он смеялся, погружая руки в монеты!

- О ком ты говоришь? Ты расстроен, Ренато!

- Хуан Дьявол уже не нищий! Он получил наследство!

София Д'Отремон покраснела так, словно ее голова вот-вот взорвется. Затем впала в расстройство, ошарашенная услышанным.

- Ты сделал это? Ты искал его?

- Не искал. Я пошел бродить, как помешанный. Я не хотел ссориться с Айме, ломать в щепки дверь. Я слишком сильно ненавидел ее в ту минуту. Когда я увидел бумаги, когда понял, что это ее затея, когда связал все со словами, сказанными мне по выходе из суда, я люто ее возненавидел. Это она хотела, чтобы Моника приняла постриг. Она ревнует к моему уважению, чувствам.

- На это у нее есть все причины, – сурово подтвердила София.

- Меня не волнует, что имеет причину, а что не имеет. Дабы не свершить безумие, я вышел из дома, ходил по улицам до рассвета, слушал колокола монастыря и подошел к церкви. Я хотел увидеть Монику хотя бы издалека. Но она не появилась. Шел, как лунатик, до самой пристани. Воздух, наполненный селитрой, ударил в лицо, словно дал пощечину. И снова я ослеп от ненависти и ревности. Она была на «Люцифере», «единственная собственность Хуана без фамилии». Мне показалось, что я снова услышал эти слова в суде, увидел проклятое дерзкое лицо, и лицо Моники, смотревшее на него. Любит она его? Теперь она любит его?

- Сынок, ради Бога… – скорбно взывала София.

- У меня появилось дикое желание встретиться с ним наедине, лицом к лицу, и я побежал в сторону грязного квартала, где нашел его однажды. Я прошел таверну, дошел до последней хижины, и там оказался он, довольный, как глупец. Он играл и выигрывал. У него была удачная полоса. Девять раз выигрывала его бубновая дама. И у меня появилось ужасное ощущение, когда он кричал «Бубновая дама», словно выплевывал ее имя.

С глупым хвастовством он бросил вызов всем: «Кто хочет попытать судьбу с Хуаном Дьяволом?» Мне этого хватило. Он притворился, что не видит меня, но я решил сразиться с ним в его гнусном мире. Он победил в моем мире, на суде его признали невиновным, а я хотел победить в его мире. Тогда я бросил мешок денег на стол.

Первая победа была моей, но он попросил отыграться, вывернув все из карманов. Он обезумел от злобы потерять все, а я хотел выиграть все. Все, вплоть до его мерзкого корабля, куда он осмелился однажды посадить ее со всеми правами, которые я в помешательстве дал ему. Я хотел выиграть все. Даже ценой жизни, последней карты и играл, как сумасшедший, теряя. Теряя… Я потерял больше, чем у меня было. Затем подписал бумаги. Потом я хотел наброситься на него, но меня схватили, выволокли оттуда. Грязные псы осмелились, а он смеялся, загребая руками деньги! Видела бы ты, как он ужасно походил на отца в ту минуту!

- Сынок! Что ты? – воскликнула София, бледная от ужаса.

- Поэтому меня вышвырнули. Я ничего не мог поделать. В дверях он безумно крикнул мне: «Благодарю тебя, Ренато. Это часть моего наследства».

- О…! – шептала София, задыхаясь, и упала без сознания.

- Мама! Мама! Что с тобой? – встревожился Ренато.

- Сеньор Ренато! – воскликнула Янина и поспешно подошла, словно выросла из-под земли. – Это припадок. Нужно положить ее на кровать.

- Я отнесу. Подготовьте сердечные капли, эфир. Мама! Мама!

Ренато мягко положил слабое тело матери на широкое старинное ложе из красного дерева, пока Янина усердно расставляла рядом с собой флаконы из соли, эфира и побежала готовить сердечные капли.

- Мама! Я глупец. Мне не следовало говорить тебе. Я скверно поступил.

- Ренато, сынок… – с трудом шептала София, едва открыв глаза.

- Вот капли, – предложила Янина, любезно приближаясь. – Выпейте.

- Да, выпей, мама, тебе сразу станет лучше. Пожалуйста, выпей все. Закрой глаза и успокойся. Успокойся. Я буду рядом.

София закрыла глаза и не шевелилась. Ренато отошел, пошатываясь, как пьяный; за ним проследил горящий взгляд Янины, а когда закрылась дверь, она стояла за ним.

- Сеньор Ренато. Я прикажу послать за доктором. Он предупреждал, что с сеньорой может случится припадок, расстройство для нее – все равно что вонзить в нее кинжал, вам не помешает знать, что у вас неприятности в последнее время.

- Сожалею всей душой, что заставил ее перенести это.

- Простите, сеньор, я не про вас. Кое-кто умышленно готовит неприятности для сеньоры. Пусть сеньор не заставлял называть имя, в этом нет необходимости. Не надо много думать, чтобы понять источник отравы в доме. С вашего позволения, сеньор.