Замыкание (СИ)

После шторма воздух стал прохладным, вода казалась приятно теплой, и ей доставляло удовольствие барахтаться, нырять и без усилий выныривать, как поплавок. После плавания сон был крепким и долгим. Давно так не спала.

По памятным местам почти не ходили. Только посетили древний Херсонес, она собрала глиняные черепки на память. И еще искупалась. Тратить драгоценное время на посещение музеев не хотела, наслаждалась теплом и солнцем, ведь совсем скоро наступит уральская долгая зима, изматывающая холодом, сменяющимся резкой оттепелью, после которой холод еще невыносимее. Да еще растаявший снег превращался в лед, присыпанный снегом, и любая прогулка таила опасность падения.

Когда жара немного спала, Миша вытащил их в Голубую бухту, где снимался фильм "Человек - Амфибия", не единственное побережье, где снимался этот фильм.

Вышли из маршрутки и попали в лабиринт хаотично построенных дач за высокими заборами. Они пытались пройти к морю, но попадали в тупики. Лаяли привязанные цепями собаки, но ни хозяев, ни отдыхающих, - мертвый город.

Все же прошли по узкому проходу между заборами и оказались на краю обрыва, там, внизу грохотали волны. Из ворот выглянул плотный мужчина в плавках, видимо, владелец трехэтажного дворца и сонно посмотрел на них. На заборе висела табличка: "Частное владение".

- Китайцы в средневековье любили возводить стены, вся страна была перегорожена, - сказал Яков и посмотрел в сторону ворот, мужчина исчез.

Софья возмутилась:

- Раскол на нищих и богатых наглядный, никто не таится, не прячется, захватывая то, что по праву жизни принадлежит всем. Паны - панове - все побеждающее зло.

- Чужое зло куда невыносимее. Логичнее наоборот, но свое роднее, понятнее что ли. Понять не значит оправдать, но ведь оправдываем. Вернее, оправдываемся за то, что допустили его, - возразил Яков, оглядываясь на Мишу.

Не в его манере говорить лозунгами, обличать власть и прочее. Он спокойно воспринимал все, что происходило, она злилась, разве можно такое принимать, он смеялся: "Это вам не санатории для шахтеров и металлургов, это звериный оскал буржуазии. Привыкайте, дорога, хоть и кривая, но куда надо, вывезет".

Он никогда не называл девяностые бандитскими, ему было весело наблюдать, что происходило, дожил до свободы.

Она огрызалась: ее не спросили, нужно ей все это, почему она должна принимать то, чего ей не надо. Понимала, звучит по-детски, но как она могла иначе протестовать? Он тоже хорош: радуется, столько возможностей, такие перспективы открываются для тех, кто что-то умеет делать, но что-то возможности не касаются их семьи, а Яков так и остался наблюдателем, без каких-либо перспектив, - в шестьдесят пять лет мало кто начинает новую жизнь.

За день до отъезда, рано утром появился Константин, уезжал куда-то в Сибирь встречаться с шаманом. В этот раз у ее брата Ивана не удалось побывать, спешил сюда, узнав, что Яков здесь. Он посоветовал посетить поселок Качу, в царские времена там было открыто первое в России летное училище. Оттуда вышли знаменитые на весь мир летчики, и среди них затесался даже родственник Константина, а, значит, и Якова. У него оказалась ксерокопия старой фотографии: группа бравых молодцев расположилась на ступенях ничем не примечательного двухэтажного дома. На переднем плане в белом пятне угадывался силуэт мраморной фигуры.

- Это лев, слева от лестницы, справа тоже стоит, найдете львов, найдете дом, - пояснил он, - Летчик вам приходится не то двоюродным дедом, не то родным прадедом, что-то около этого. Я не с вами, дела, - сказал он и удалился.

Софья хотела в последний день сходить на рынок, купить фруктов, да еще бутылку Массандровского муската, Якову Херес, а вместо этого потащились по жаре в Качу. Автобус, которого долго ждали, был переполнен, от духоты заболела голова, благо, недалеко ехать.

Они вышли из автобуса на конечной и попали в район допотопных двухэтажных домиков, типичных для послевоенного времени, по одному проекту, наверняка строили военнопленные, запущенные скверы, - пыль, бездорожье и заброшенность. Впечатление захолустья дополняли какие-то непонятные постройки и заборы из всего, что под руку попадалось. Море лишь угадывалось, хотя местные наверняка знают, как к нему пробраться.

Музей летного училища нашелся в Доме культуры. Рядом с входной дверью висело расписание, музей должен работать.

В прохладном вестибюле молодая женщина крепкого телосложения беседовала с пожилой, увидев их, прекратила разговор и посмотрела на Якова. Высокий мужчина, похожий на иностранца, с кинокамерой через плечо, производил впечатление. По ее реакции Софья поняла, что посетители сюда забредают редко.

Женщина стала звонить по телефону с диском для набора цифр, долго кому-то растолковывала, что пришли посетители в музей, там, видимо, переспрашивали, она повторяла, косясь на Якова.

- Директор скоро будет, подождите, - успокоила она их.

Они походили по парку,

Наконец, директор появился, оглядел их и спросил: "Вы интересуетесь музеем? - Яков кивнул, - Следуйте за мной". Бывший военный, определила Софья, вид помятый, с похмелья. А может, у мужчины нелады со здоровьем, и он трезвенник, во всяком случае, не из-за письменного стола, как ожидается от музейного работника.

Они поднялись на второй этаж в просторную комнату.

- Это бывшая комната боевой славы, - пояснил мужчина.

На голубой стене выделялись белые лепные профили основоположников коммунизма. На других стенах вплотную висели пожелтевшие от времени портреты военных с орденами и звездами героев.

- Летчики - герои Советского Союза.

-Так много? - удивилась Софья.

- Тут далеко не все, выпускников - героев более трехсот, - с гордостью произнес мужчина, и Софья простила ему помятый вид и непохожесть на музейного работника.

Яков начал съемку, методично переходя от стенда к стенду, мужчина заскучал.

- Извините, - Яков подошел к нему и уже не отходил, время от времени, извиняясь, фотографировал плакаты, тексты, написанные от руки, - прогресс в области печатания еще не коснулся экспонатов.

Софья рассматривала макеты первых самолетов, таких хрупких, и думала, что мужчин с их увлечениями никогда не поймет.

Когда они вышли из Дома культуры, мужчина куда-то заспешил.

- Как тебе? - спросила она.

- Убого, плохо, что государство забывает своих героев.

- Какое государство? Уточни, пожалуйста.

Он промолчал.

Прохожий, судя по походке, военный отставник, внимательно посмотрел на снимок и показал на здание через дорогу. Там есть львы, с двух сторон лестницы.

Львы в неплохом состоянии, носы только чуть отбиты. Яков попытался сфотографировать, но мешало белье на веревках. Они поднялись по разбитым ступеням и вошли внутрь здания в просторный холл с широкой лестницей на второй этаж. По стене от потолка до самого низа зигзагом спускалась глубокая трещина.

- Посмотри, - показал Яков, противоположная стена оседала, и ее подпирали доски.

- Ты как хочешь, я боюсь тут оставаться.

По лестнице спустилась молодая женщина и пробежала мимо них. Когда они вышли, она снимала белье.

Яков долго кружил вокруг львов, фотографировал со всех сторон, с Софьей и без нее, и даже попросил ее сфотографировать его на ступенях.

Был полдень, пик жары, хотелось окунуться в прохладу моря.

Сын позвонил, когда они сидели в автобусе.

- Григорий Григорьевич в городе, у него встреча с художниками, он завтра уезжает.

- Кто? - не поняла Софья.