Кубанский шлях (СИ)

- Немного калинки,- Терентий разлил по кружкам горячий напиток, - ну, грейтесь, казаки!

Все сели за стол, пили горячий узвар и беседовали.

- Что скажешь, урядник? - обратился Терентий к старшому, Афанасию Бычкову, лысоватому казаку лет сорока.

- Старики говорять, что весна ранняя будеть. В апреле сеять выйдем.

- А не говорят старики - быть войне ли, нет?

- Это и без стариков ясно - готовится турка. А что ты с гостями нас не знакомишь?

- Так бы и говорили, что посмотреть пришли на новиков.

- Фрол, Степан, - указал он поочерёдно на друзей, - а это дохтур Николай Рильке. Из черкесского плена бежал.

Казаки внимательно присматривались к немцу. Доктор - большая редкость в этих краях. Молодой казачок, Мишаня Долгов, открыв рот, наблюдал за действиями лекаря как за колдовством.

Рильке закончил перевязку и подсел к столу.

- Что, ты взаправди настоящий доктор? Обучался сему делу? - не выдержал Мишаня.

- Да, в Дюсельдорфе, - поспешно кивнул головой Клаус, - в университете.

- И гутаришь по нашему - не отличить!

- Я живу с вами.

Ответ Клауса сильно впечатлил казаков и вызвал у них уважение.

- А скажи-ко, Ваше благородие, как в казаки записаться? - сгорая от нетерпения, вступил в разговор, обращаясь к Афанасию, Фрол.

-Это не ко мне, это к атаману вопрос. Приходитя в станицу, разберёмся.

Казаки уже сменились и долго не засиживались - спешили домой, оставшиеся же, разомлевшие от бани и пищи, скоротали вечер в приятной беседе. Терентий много знал. Его окающий говорок лился песней, обволакивая и завораживая гостей.

- А известно вам, что древа, травы - живые. Они, как и люди, испытывают боль и радость, отвечают добром на добро, помогают человеку стать лучше, чище. Но горе тем, кто придёт к древу со злом, много случаев было, когда Бог наказывал за сие.

- Поведай, дядька Терентий, историю какую-нибудь? - попросил Степан.

- А что ж, и расскажу. Много случаев разных знаю. Давным-давно в моих краях это было: рос на одной поляне старый дуб. И что интересно, если кто-нибудь осмеливался рубануть его топором, с тем непременно случалось несчастье. Когда по приказу помещика его все же срубили, то, падая, он раздавил всех, кто его рубил, а после этого целую неделю свирепствовала буря с громом и молнией, которая причинила много бед.

Ещё случай: в Пензенской земле, около города Троицка, росла священная липа, которую в народе называли "Исколена", потому что выросла она из колена жестоко убитой на этом месте девушки. К этой липе приходили больные, и оно исцеляло многих. Начальники решили срубить священное дерево. Но пригнанный к липе с топорами народ рубить липу не захотел. Тогда за дело взялись сами начальники. Но при первом же ударе топора из-под коры дерева брызнула кровь и ослепила их. По совету старушки-ведуньи ослепшие попросили прощенья у оскорблённого ими дерева и тогда прозрели. Чем не чудо?

А ведаете, что самыми священными считаются старые деревья, с наростами, дуплами, выступающими из-под земли корнями или расщепленными стволами, а также с двумя и тремя стволами, выросшими из одного корня? Между стволами таких деревьев пролезали больные, протаскивали больных детей. И все здравы становились. Или перед большим делом загадывали наудачу - и помогало.

Фрол замер. Именно в таком дубе он обнаружил сокровища! Значит, дуб-то был священный! И возможно то, что он остался жив в своих странствиях не случайно - дуб помог ему.

4.В станице

Этой ночью Степану спалось ещё лучше, чем предыдущей. Помолившись, как обычно, он вытянулся на лавке, закрыл глаза, и сразу же погрузился в мечты о новой, счастливой жизни. Заснул он скоро, но и утром вчерашнее настроение продолжало оставаться, и оно подталкивало к действиям.

Марте, как и обещал Агафон, стало легче. Кряхтя и охая, она слезла с печи и села вместе со всеми за стол.

Это была маленькая, беленькая женщина, похожая на сдобную булку. Говорила она мало, в основном, слушала, во всём соглашаясь с мужем. Из разговора товарищи узнали, что Марта - литовка, сирота. Её дальние родственники не давали согласие на брак с крестьянином, хотя и вольным, но православным, они говорили, что он околдовал её.

- Может и так, только я хотела быть околдованной, - улыбнулась Марта, - и ослушалась их.

Молодые люди, вынужденные бежать, устремились на Юг. Много дорог было пройдено, пока они не оказались на берегу Кубани, здесь родилась Катерина.

- Больше детей Бог не дал, - вздохнул Терентий.

- На всё воля Божья, - отозвалась Марта.

Однако Фрол нетерпеливо ёрзал на месте, стараясь вставить своё слово, чтобы изменить русло разговора. Наконец, собеседники перешли к сегодняшним делам.

- Дядька Терентий, пойдём в станицу, к вашему атаману, - настойчиво проговорил он. На что Терентий, лениво попивая молоко, спокойно ответил:

- Погодим маленько, завтра отправимся - кобыла жеребая прихворнула, посмотреть надобно.

После завтрака Терентий показал своё хозяйство. В хлеву стояли две коровы с телёнком. За перегородкой развалилась на соломе пара волов. Овцы, козы, свиньи.... И в конюшне имелся десяток лошадей. На птичьем дворе требовали корма утки и куры. Пока Терентий колдовал над кобылой, что-то нашёптывая и гладя по круглым бокам, Степан и Фрол дивились круторогим волам.

- Как вы, втроём, управляетесь с таким хозяйством? - удивился Фрол.

- Привыкли, - отозвался Терентий, - крестьянину без этого нельзя.

- Вот и у меня всё это будет, - уверенно произнёс Степан.

На следующее утро они отправились станицу, верхом. Жёг мороз, хлестал ветер. Но благо - ехать недалеко. Вскоре всадникам показалась вышка со сторожевым казаком, укутанным в огромный тулуп. Лица его рассмотреть было невозможно из-за башлыка, натянутого на лоб по самые глаза.

Станица была обнесена глубоким рвом, валом и тыном ещё со времён некрасовских казаков, но кое-где виднелись новые тынины. Вероятно, здесь следили за целостностью ограды. В самом селении было спокойно и безлюдно. Низкие глинобитные хатки, укрытые снегом, распознавались только по дыму из труб да натоптанным базкам.

На станичной площади, майдане, разместились станичное правление - обыкновенная хата, но под черепицей, и лавка. Атаман Пётр Максимович Чернецов, смуглый, горбоносый сотник с быстрым взглядом узких глаз, стремительно шагнул в правление, где его ждал казначей, старший урядник Афанасий Бычков. Вскоре к ним присоединился писарь Фёдор Лютиков.

- Ну, что, братья-казаки, пора молодых ставить на крыло. Скольки у нас в этом году малолетков, Афанасий? - строго спросил Чернецов, глядя на казначея.

- Восемь с половиной, считая Петьку-хромого, - хмыкнул Лютиков.

- Не шуткуй, Фёдор! Казаков, кто в силе, у нас и полсотни не насчитывается, думал, в сей год добрая прибавка будеть молодняка.

- А что поделаешь, Пётр Максимович? Девки рождались той год. Энтих много. Но под ружжо их не поставишь, на коня не посодишь: усе замужние, а то и обдетилися, - откликнулся Бычков.

- А бессарабы Колька с Митькой? Здоровые бугаи. Скольки им лет?

- Кольке шишнадцать, Митьке пятнадцать.

- Да, - вздохнул, атаман - подранки. Выходить, и десятка не набирается молодых.

- Так и станица - скольки дворов, - встрянул Лютиков.

- А энтих, новых, что у Терентия, вы видели?

- Я видел, Пётр Максимович, - подтвердил Бычков, - молодые, крепкие. Прямо рвутся в бой. Один чёрный такой, похожий на цыгана, так и говорить: хочу в казаки записаться. Другой - агудал, кулаки по пуду. А третий - дохтур, постарше, худюшший. Ему не саблю, а байдик в руки.

Атаман задумался, потом проговорил:

- Казаки, а что если мы ентих двох запишем тожеть к малолеткам?

- Любо! - согласились с ним казначей и писарь.

Раздался стук в дверь, и в правление заглянул Терентий:

- Здорово ночевали, казаки!

- И ты здрав будь! На ловца и зверь бежить. Взойди, Терентий. Как раз об твоих гостях гутарим.