Кубанский шлях (СИ)

На входины, на которых настоял Бычков, собрались соседи, молодые казаки, с которыми Степан проходил казацкую науку, приехал Терентий, правда, без жены и дочери. За столом по-хозяйски распоряжался Афанасий, а чарки подносила по велению отца Маруся. Через пару часов все уже пели, балагурили, молодые казаки лихо отплясывали под гармонь Спиридона-затейника, полную противоположность своему отцу, ворчливому, вечно всем недовольному Фоке Авдееву.

Вскоре старшие ушли. Писаря Лютикова, правда, отправили сразу, ещё раньше, чтобы проспаться, - ему много не надо, после третьей чарки язык и ноги питуха почти не шевелились. Но это был единственный пьяный на входинах.

Гости принесли для хозяйства, кто что мог: деревянное корыто, несколько мисок, Бычковы принесли пяток кур, Мишка - барана. Живи Степан, радуйся! Но тоска-печалица не отпускала его.

6.Фрол

Как только раны на ногах у Фрола зажили, он сразу присоединился к Степану, который уже начал постигать казацкую науку. Обучались молодые казаки, почитай, каждый день. То скакали на конях - джигитовали, то саблями рубились, то стреляли, боролись или дрались на кулачках. Последнее лучше всего получалось у Степана. Всех малолеток на лопатки положил. Сила немереная и возраст - он старше всех. Фрол прослыл метким стрелком, да и в джигитовке отличался.

В казацких семьях мальчиков-воинов воспитывали с рождения, и к семнадцати годам они были готовы к службе. Но из десяти теперешних малолеток только четверо были из потомственных казаков, остальные пришлые, вроде наших приятелей. Старый воин Фёдор Кобыла обучал их боевым премудростям, накопленным поколениями. "То нэ козак, шо поборов, а той, шо вывырнувся", - говаривал он, раскрывая казачьи хитрости. В зимние воскресные и праздничные дни занимался с молодыми казаками Бычков - наездничеством, джигитовкой. В будни Степан, Фрол и другие малолетки собирались у кого-нибудь во дворе метать ножи и кинжалы - тут своя наука, держать за клинок или рукоять, выбрать такой захват оружия, чтоб сильней был удар, учитывать и другие тонкости, о которых им рассказал Афанасий. Часто сюда приходили и старики поведать о прежнем житье-бытье, о дедовских подвигах.

После Пасхи началась строевая подготовка, а с осени старший урядник обещал посылать молодых казаков на пикеты и в дозоры.

К охоте Фрол пристрастился от нечего делать. Казацкая наука на время посевной страды почти прекратилась, и молодые, не занимающиеся хлебопашеством, промышляли охотой. Попадались не только лисицы, олени, волки, медведи, но даже барсы и дикие вепри, выходившие из кубанских лесов. Казаку полагалось верхом настигнуть зверя и ловким ударом дротика положить его на месте. Стреляли только крупных хищников, причём выстрел должен был выйти один и смертельный, иначе жизнь самого охотника подвергалась серьёзной опасности - отступать на охоте, даже от рассвирепевшего зверя, считалось зазорным. Для малолеток делали исключения из этого правила. Например, в этот раз они вышли на охоту "пеши". Лишнее мясо Фрол обычно отдавал новым приятелям и соседям. Несколько раз приезжал с убоиной к Терентию. Но это уже был только предлог. Ему хотелось увидеть Катерину. Фрол любил высоких, крупных девок. А эта была ещё и красива той пышной цветущей красотой, которая называется вешним цветом и сводит с ума парней.

Он не понимал её, но чувствовал, что есть в ней какая-то тайна. Последний раз, когда приезжал на хутор, Терентия дома не было. Между шутками Фрол от "большого" ума обмолвился, что у Степана есть зазноба в черкесском селении. Катерина побледнела и сделала пустые глаза. Разговор тут же свернулся, и Фрол, не дождавшись Терентия, покинул хутор, жалея о сказанном. Он понимал, что своим нечаянным словом оттолкнул от себя девушку.

Сегодняшняя погода радовала, и охота обещала быть удачной. Шумной гурьбой малолетки, под присмотром опытного охотника Сидора Шерстобитова, по прозвищу Бобыль, отправились в лес, где ранее заметили следы пребывания вепрей. На опушке посерьёзнели, приготовились к гаю. Так здесь называют облаву на зверя. Для гая разделились на две группы: загонщиков и стрелков. Фрола определили в стрелки. Они отправились на свою линию, а загонщики отошли по ветру с версту и стали с шумом и гиканьем гнать зверьё. Вспугнутые зайцы и лисы охотников не интересовали - они ждали вепря.

И вот он! Сначала раздался треск сухих веток, и на тропе показался огромная голова с длинной клыкастой мордой, затем и сам лещеватый почти двухсаженный кабан. Стрелки на мгновенье замерли - зверь редкий по величине и страшный. Затем по сигналу вогнали в него три пули - и все в лопатку. Вепрь зашатался, но не остановился - лишь замедлил движение. Охотники в страхе соскочили с его тропы. Фрола разобрало любопытство, сколько продержится зверь с тремя пулями в сердце, и он поспешил за животным, хотя Сидор предупреждал, что преследовать раненого кабана тотчас после выстрела нельзя, нужно дать время, чтобы он изошёл кровью. Кабан вообще уходит после ранения и в первом удобном для остановки месте залегает. Такой раненый зверь может внезапно броситься на охотника, подошедшего к нему близко, и проткнуть клыками насмерть.

Увидев, как Фрол ринулся за кабаном, один из товарищей предупреждающе крикнул, но было поздно: Фролу в голень уже вонзился клык слабеющего животного. На это ушли его последние силы, и кабан затих. Ребята подбежали к раненому:

- Как ты, Фролка?

- Кровь, и, кажется, встать не могу, - пытаясь подняться, сквозь зубы, проговорил он.

- Предупреждали же тебя.

- Эх, ты, Аника-воин.

- Ушиб и распорота голень, - осмотрев раненого, заключил Бобыль, - встать-то можешь?

- Нет, - простонал Фрол.

Сцепив руки, двое казаков усадили на них незадачливого охотника и отправились в станицу. Остальные остались разделывать тушу кабана на месте.

Услыхав на улице о ранении Фрола, Бычиха помчалась домой.

- Маруська, - трубно загремела она, - пришёл наш час! Скорее лепи вареники с вышнями. Фрол их любить. А я чугунки поставлю в печь. Будем привораживать парня. Где у нас "терлыч-трава", наговоренная Шкандыбихой? А, вот она, - протянула дочери пучки сухой пахучей травы, - кинешь её у кипяток, приговаривая: "Терлич, терлич, Фрола покличь!", энто у один чугунок, в нём мы сварим вареники, и у другой кинешь второй пучок - для отвара. Да и отнесёшь соседу.

Когда зелье было добавлено и еда готова, Маруся собралась было нести болящему, но, Бычиха, подумав, перехватила чугунок из рук дочери:

- Стой, Маруська, лучше я отнесу. У тебя, красы писаной, он, кубыть, и не возьмёть. А я тишком, тишком и уговорю его. А там уж, как Бог дасть. Шкандыбиха ручилася, что поможеть травка-то.

Фрол тихо постанывал, лёжа на лавке. Рильке наложив ему повязку, вышел во двор на свежий воздух и увидел, как к хате воинственно шествует жена старшего урядника с горшком в руках и бутылью, зажатой подмышкой. Поздоровавшись с лекарем, она вошла в хату.

Фрол закрыл глаза, прислушался к своему телу. Боль постепенно уходила. Вдруг дверь скрипнула, и запахло едой.

- Здорово ночевал, Фролушка. Ничего, до свадьбы заживёть, - это вошла соседка, Бычиха. Она ласково провела рукой по его волосам, - я тебе вареничков принесла, кубыть, поешь? Мария налепила. Да отварчик лечебный я приготовила. Выпей, голубь, полегчает.

- Не хочу, - в нём проснулся бес противоречия, приподняв голову с подушки, спросил:

- А что, нельзя послать за Катериной Терентьевной?

- Послать можно, - ухмыльнулась Бычиха, - но зачем тебе она, сынок? Порченая девка. Ты думаешь, чего Терентий дёржить её в ежовых рукавицах? Был тут один казачок. Был да сплыл, - она многозначительно помолчала и весело воскликнула: - Да ты не печалуйся об ней! Рази мало девок? Вон Маруська моя, чем тебе не жана! И справная, и здоровая, и додельница! Никто об ней плохого не скажеть.

Не дождавшись ответа, Бычиха смущённо хмыкнула и заспешила:

- Мне идтить надо, а ты спи, сынок, спи, во сне здоровеють. Проснешься, так вареничков отведай. С вышнями.