Дикое Сердце 1 часть (ЛП)

- Пойми, мы с мамой тоже уезжаем. Я ей сообщила. И она чуть не впала в истерику. Не помешает тебе ее успокоить, ты ведь умеешь. В отличие от меня, мама очень боится, что Ренато сбежит от нас. А я вот не сомневаюсь, что держу его крепко, хотя тебе это больно слышать.

- Мне не больно. Я сожалею о своих словах. Поэтому и хочу одна вернуться в Сен-Пьер. Не нужно из-за меня прерывать свой визит.

- Не из-за тебя, сестра. Успокойся. Я просто хочу уехать, мне все это надоело.

- И тем не менее, ты хочешь выйти за Ренато, – осадила Моника. – Почему не честна с ним? Почему из-за тебя мне приходится поступать против совести? Если продолжишь в том же духе, я все ему расскажу.

- Ты не осмелишься. Сегодня ты потеряла эту великолепную возможность. Ты могла признаться ему в любви, но лишь дала понять, что он не устраивает тебя в качестве зятя. Он все мне рассказывает. Даже самые потаенные его мысли принадлежат мне. Он ребенок, понимаешь? Глупый ребенок и пусть остается глупцом до конца своих дней.

- Если бы ты знала, как омерзительна! Как же я тебя ненавижу, когда…!

- Сколько чувств, сестра! – насмешливо прервала Айме. – Ты меня ненавидишь, потому что ревнуешь, а ревнуешь, потому что любишь.

- Ты замолчишь наконец? Чего ты хочешь? Свести меня с ума?

- Успокойся, Моника, и не кричи. Ты верно заметила, что я не уверена в своих чувствах, и естественно, хочу убедиться в них, пока не вышла замуж.

- Что ты сказала, Айме? – с надеждой спросила послушница.

- Найти истину за несколько дней уединения и покоя. Ради этого и хочу вернуться в Сен-Пьер. Хочу решить, выходить ли мне замуж за Ренато. Ты бы назвала это испытанием совести. Может, я выйду замуж. Ведь выгода от замужества огромная. Может, я не выйду замуж и предпочту свободу богатству. Во втором случае… – она открыто издевалась: – Во втором случае, моя дорогая сестра, я докажу свое великодушие, в котором ты сомневалась! Я верну тебе Ренато!

В душе Моники молнией сверкнула надежда, хотя последние слова сестры ранили и обидели ее. Сомневаясь и колеблясь, она будто жестоко сражалась сама с собой, а почти доброжелательная и улыбающаяся Айме наслаждалась ее волнением. Возможно, на мгновение в темных глазах Айме мелькнула искра сострадания, но ее погасил крик эгоизма, снисходительного удовольствия управлять другими душами как ей вздумается. И Моника возмущенно воскликнула:

- Ты никого не должна возвращать! И не думай, что будешь играть с ним!

- Почему же? Что поделать, если сердце отдается безоговорочно? А он отдал мне сердце. Любит меня больше себя самого и искренне в этом признается.

- Потому что он слеп и совсем не знает тебя. И он узнает, если я ему расскажу… – глухим голосом предупредила Моника. – Мне есть, что ему рассказать.

- Ты ничего не знаешь, – разъярилась Айме. – Ты можешь обвинить меня в глупостях, ребячествах, безделицах. У тебя нет доказательств, и я тебя уничтожу, если обвинишь меня. Увидишь, кому не поздоровится, если он тебе поверит.

- К сожалению, мне, – с болью призналась Моника.

- Очень рада, что понимаешь. Но даже если это правда, даже если ты докажешь ему, что я его недостойна, чего ты добьешься? Да он тебя возненавидит! Потому что убить его веру в меня – значит сделать его самым несчастным человеком!

- Ты этим пользуешься.

- Я лишь защищаюсь. Иначе ты одержишь верх. И не будь я с детства начеку… При мне можешь не притворяться. Тебе лучше, чтобы я умерла.

- Как ты несправедлива, Айме! Я желаю счастья вам обоим. Будь я уверена, что ты порядочная, достойная, справедливая, верная и преданная...

- Правда? Только такая уверенность тебя обрадует? Чтобы я стала верной? Искренней… Ну ладно, буду искренней. Обещаю, я выйду замуж за Ренато только в том случае, если принесу ему счастье, которое ты так желаешь ему, и которое я желаю себе. Но если я решусь на замужество, ты изволишь оставить меня в покое. Вот и весь договор. Согласна? Скрепим поцелуем?

- Я согласна, но не нужно целоваться.

- Злопамятная, да? – усмехнулась Айме. – Это я должна сердиться. Ты хотела надуть меня. Ну да ладно. Ты у нас белая овца: прилежная, благородная, благоразумная, хорошая. У меня же есть пятнышки, но я куда сильнее, и не держу на тебя зла. – И с этими словами поцеловала сестру.

- Доченьки, надо же, Слава Богу, – подошла Каталина. – Я боялась, что вы и дальше спорите. Мучительно видеть ваши ссоры. Они отзываются болью в материнском сердце. Ах, если бы дети это знали! – мать глубоко вздохнула.

- Мама, ради Бога, не поэтизируй, – весело отпарировала Айме. – Тучка уже прошла. Правда, Моника? Вот увидишь, больше такого не повторится. С этого дня мы с сестрой чудесно поладим. Я в своем доме, а она в монастыре. Самый верный способ не раздражать друг друга. И если у меня появится дочь, легкомысленная и кокетливая, то я ее пошлю к тетушке-настоятельнице, чтобы та наставила ее на путь истинный и…

- Айме! – послышался голос Ренато из коридора.

- Похоже, меня зовет Ренато, – пояснила Айме, и крикнула в ответ: – Я здесь, дорогой. Заходи.

- Простите меня, – с порога извинился Ренато. – Бесспорно, я прерываю семейный разговор, но мама желает с тобой побеседовать, Айме. Бедняжке не понравилась новость о вашем отъезде.

- Я мигом все улажу и приведу ей наши веские доводы, – уверила Айме. – Ты не пойдешь со мной, Ренато?

Тот заметил оцепеневшую Монику у маленького чемодана, такую бледную и слабую, с таким мучительным выражением на лице, что его невольно повлекло к ней непреодолимое чувство дружеского сочувствия:

- Не хочу, чтобы ты огорчалась по моей вине, Моника.

- Я не огорчена, Ренато, для этого нет причины. Ты самый лучший мужчина.

- Я хочу им стать, чтобы осчастливить твою сестру, как она того заслуживает, и чтобы когда-нибудь ты увидела во мне брата, пусть мы и не одной крови.

Тут он быстро взял ее руку и поцеловал, а затем ушел вслед за Айме.

- Какой хороший юноша, Боже, – воскликнула Каталина. – Самый лучший на белом свете. Пойду готовить чемоданы.

Моника осталась одна, ощущая на руке приятный и горящий поцелуй; наслаждение от прикосновения огнем зажгло ее щеки, и она яростно вонзила туда ногти, чтобы стереть этот след.

17.

- Ваше появление – большая честь для меня, сеньорита, но откровенно говоря, я не припомню…

- Не утомляйте воображение, доктор Ноэль. Мы с вами видимся впервые. Я знаю вас зрительно. В Сен-Пьере ведь все друг друга более-менее знают, не так ли?

- Не думаю, что имел удовольствие до настоящего момента.

- Меня зовут Айме, Айме де Мольнар.

- Вот теперь да. Теперь все ясно! Вы правы, все друг друга знают. Я знаком с вашей матерью, отцом, мир его праху, он был и моим другом. Но чем могу служить вам? Присаживайтесь же, присаживайтесь.

- Не нужно, я ненадолго…

Украдкой посматривая на окна и двери старого обшарпанного кабинета, искусно владея собой, Айме затеяла опасную игру. За несколько дней нахождения в Сен-Пьере, она неустанно задавала вопросы, на которые не получила ответа; и наконец, она решилась посетить старого нотариуса, который смотрел на нее непонятным взглядом то ли любопытства, то ли удовлетворения и подтвердил:

- Я видел вас несколько раз маленькой девочкой, а теперь вы чудесно преобразились. Чем могу служить вам? Вижу, вы очень обеспокоены.

- О, нет! Что вы, это все ерунда. В моем посещении нет ничего серьезного. Я проходила мимо и подумала, возможно, сеньор Ноэль знает что-нибудь о моих заказах. Разумеется, вам не понятно. Простите. Это путаница. Получилось так, что я дала пару монет капитану некоей шхуны, чтобы тот привез мне из Ямайки английские духи.

- Английские духи? А разве не Франция присылает нам самые лучшие духи в мире? – пришел в негодование добрый Ноэль.

- Да, да, само собой. Но не в этом дело. Я хотела именно эти духи. Они для кабальеро. И еще несколько рубашек. Тех удивительных английских рубашек, которые так отличаются от остальных. Просто я хочу сделать подарок суженому. Я ведь невеста, доктор Ноэль. И скоро выйду замуж.