Дикое Сердце 1 часть (ЛП)

С огромным трудом Моника взяла себя в руки. Она проглотила в горле свернувшийся змеей комок слез, сжала кулаки так, что ногти впились в кожу, лицо успокоилось, и чудом она нашла в себе силы, чтобы ответить холодно и вежливо:

- Любезно с твоей стороны беспокоиться о моих слезах. Не придавай этому значения, это всего лишь тоска по покою монастыря, уверяю тебя.

- Но ты так выразилась, что… – отказывался верить Ренато.

- Что не могла никого обидеть, – твердо заверила Моника, стараясь казаться спокойной. – Я лишь спросила у сестры, уверена ли она в своем чувстве. В браке предпочтительней раскаяться на час раньше, чем минуту спустя.

- Действительно, но с чего Айме раскаиваться? Почему ты считаешь, что я недостоин ее?

- Я никогда так не говорила! – горячо опровергла Моника.

- Не обязательно озвучивать то, что и так ясно, – горько посетовал Ренато. – Что-то во мне тебе не нравится. Ты совершенно переменилась, перестала со мной дружить, когда узнала, что я влюблен в нее. Это правда. И проясним наконец: с тех пор, как ты ушла из монастыря, те несколько раз, что мы виделись, ты общалась со мной холодно и с неприязнью, чуть ли не с ненавистью. Почему? Что я сделал? Ведь ничего же, да? Кроме страха, что я не принесу счастья твоей сестре, что еще ты имеешь против меня? Какие ты видишь во мне недостатки? Какие во мне изъяны?

Моника молча посмотрела на него. Оставаясь спокойной и холодной, она чудом скрыла правду, которая пульсировала в висках. С неким подобием улыбки она вежливо ответила:

- Ренато, твои слова – это ребячество. Какие в тебе изъяны? Ты самый богатый человек острова, после губернатора ты второй по важности, если не первый для большей части людей. У тебя есть имя, состояние, молодость и таланты. Разве не к этому стремилась бы любая женщина?

- Ты или нахваливаешь меня, или жестоко насмехаешься. Если у меня все это есть, почему ты настроена против меня?

- Я не настроена, Ренато. С чего мне быть против тебя? Мы по-разному мыслим и живем. Поэтому многие не понимают меня, а ты в первую очередь. Забудь обо мне, пусть забудут все. Позволь мне вернуться в Сен-Пьер, и будь счастлив, безмерно счастлив, как я желаю тебе. Забудь обо мне, Ренато. Больше ничего от тебя не требуется.

- Моника, Моника! – крикнул Ренато ей в след.

- Ренато, что с тобой? Что происходит? – спросила Айме, заботливо приближаясь к жениху. – Ты расстроен, бледен, но оно того не стоит. Не обращай внимания на ее слова.

- Я говорил с Моникой.

- Да, я видела, как она пробежала. Знала, что ты пойдешь за ней, и я не позволю ей меня порочить.

- Порочить? – удивился Ренато. – О тебе она не упоминала. Что она могла сказать? По-видимому, я не удовлетворяю ее в качестве зятя.

- Она так сказала? – воскликнула крайне изумленная Айме.

- Это слишком очевидно. Похоже, она считает меня не достойным твоей любви и ей неприятно, что ты меня любишь.

Айме сдержала насмешливую улыбку, которая уже играла на губах, и глубоко вздохнула, чувствуя себя уверенной, наслаждаясь властью вершить три судьбы по своей прихоти, и снисходительно упрекнула:

- Мой дорогой Ренато, не могу поверить, что ты так мало ценишь себя и придаешь большое значение глупостям Моники.

- Это ты придала им значение. Если это глупости, почему ты так рассердилась?

- Я слабая женщина. А ты наоборот, сильный, мудрый и умный мужчина. Лучше забыть о выходках Моники.

- Именно об этом она попросила: забыть ее и позволить ей завтра вернуться в Сен-Пьер и ждать вашего возвращения.

- Мне это кажется своевременным, так что она поедет не одна. Лучше нам вернуться втроем, уладить там дела, пока ты улаживаешь здесь свои и велишь поскорее отремонтировать дом в столице, где мы проведем медовый месяц. Через пять недель мы поженимся, а Моника вернется в монастырь – единственное подходящее для нее место. Пусть примет, наконец, монашеский постриг, пусть даст обет. – И весело, больше насмехаясь, заявила: – И пусть молится за нас и наши грехи, раз уж выбрала такой путь, чтобы попасть на небо.

- Ты тоже уедешь? Оставишь меня?

- На несколько дней, глупенький. Так нужно. Если мы решили пожениться, то нужно многое-премногое уладить. Если мы официально помолвлены и поженимся, то неприлично жить и спать под одной крышей. Тебе так не кажется?

С этими словами она поцеловала его долгим горящим поцелуем, закрыв глаза, возможно, представляя себе другие губы, а Ренато, охваченный водоворотом, ответил на огненный поцелуй, и прошептал:

- Айме, жизнь моя!

- А теперь благоразумие, – посоветовала Айме, оторвавшись от него. – Распорядись, чтобы завтра нас отвезли в Сен-Пьер. Я сообщу маме… – она прервалась, завидев рядом Янину, и не сдержала удивленный возглас: – Ах!

- Сеньора София ожидает сеньора Ренато в своих покоях, – сообщила метиска, принимая скромный вид. – Она попросила вас немедленно прийти.

- Вы испугаете любого, – зло пошутила Айме. – Что вы такое надеваете на ноги, чтобы ступать, как кошка?

- Я лишь служу семье Д'Отремон, сеньорита. Поскольку в этом доме незачем удивляться и что-то скрывать…

- И тем более не скрывают сейчас, Янина, – сделал замечание Ренато. – Опустите свои намеки.

- Простите, сеньор. Я лишь сказала…

- Я прекрасно слышал вас. И больше не желаю об этом говорить, потому что все уже прояснил. Нет никаких тайн, но не все можно обсуждать перед прислугой.

- Что? – удивилась Янина.

- Хорошо бы вам это запомнить, – подчеркнул Ренато. Затем, меняя выражение лица, обратился к Айме. – С твоего позволения, пойду узнаю, чего хочет мама.

- Я тоже пойду подготовлю своих. До очень скорого, да?

- До скорого, жизнь моя.

Он наклонился к руке Айме, целуя ее с нежным уважением. Затем они разошлись. С опущенной головой и горящими щеками, как от пощечины, Янина не сходила с места, а в это время приблизился мужчина и угрюмо взглянул на нее:

- Янина, что ты здесь делаешь?

- Ничего, дядя, – уклончиво ответила метиска, с трудом овладев собой.

- В этом доме все отлынивают от работы. Не будь я внимательным и с хлыстом в руке, то никто бы и не шевелился в деревне. Я жизнь кладу на посадках тростника! Уже распаханы четыре участка на уступе, почти до вершины горы. Хочу, чтобы сеньор Ренато посмотрел. Пусть они туда прогуляются. Слышишь? – проворчал Баутиста и, заметив странное выражение лица племянницы, спросил: – А с тобой что? Ты вот-вот заплачешь. Что случилось?

- Ничего. Сеньор Ренато любезно напомнил, что я здесь только служанка. Его разозлило, что я подошла и увидела, как он целует эту Мольнар, а эта Айме всего лишь шлюха…

- Да как ты смеешь?

- Любой это заметит. Достаточно взглянуть на нее. Но сеньор Ренато глухой и слепой, потому что не хочет видеть и слышать. Ладно, лучше я замолчу, дядя.

- Согласен. Лучше помолчи и не болтай глупости. Сеньорита де Мольнар станет нашей хозяйкой через пять недель, как ты сказала.

- Хозяйка Кампо Реаль сеньора София. А другая пусть сюда не заявляется. Иначе ей не поздоровится!

- Почему это «не поздоровится»?

- Потому что я этим займусь!

- Чем занимаешься, Моника? Вижу, ты торопишься.

Голос Айме ударил по нервам Моники и остановил ее перед укладываемым чемоданчиком. Они находились в просторной спальне этого деревенского дворца, самой скромной из трех, выделенных семье Мольнар, но с великолепными шторами, полированными полами, с роскошной и ухоженной мебелью.

- Ты хоть ненадолго можешь оставить меня в покое, Айме?

- Не беспокойся. Я пришла не спорить и не упрекать. Наоборот. Я очарована твоей великолепной затеей поскорее вернуться в Сен-Пьер. Эта мысль мне по душе.

- Представляю. Только бы я не попадалась тебе на глаза.

- В данном случае, наоборот, чтобы с глаз долой исчез мой будущий дворец, будущая семья и будущее королевство.

- К чему ты клонишь?