Моника 2 часть (ЛП)

- Речь не об этом. Где Айме? Она выскользнула из моих рук, но теперь не получится. Теперь она либо даст исчерпывающий ответ, либо ее предательство доказано. И если это правда, что она изменила мне, обманула…

- Хватит! У тебя нет доказательств, чтобы такое заявлять. Увидишь ее, когда поговорим. Я требую, чтобы ты успокоился, Ренато. Что произошло?

- Я нашел второго коня рядом с пляжем, на берегу другой долины. Он валился от усталости, взмыленный, исцарапанный ветками, замученный галопом.

- Ладно, – согласилась София с внешним спокойствием. – Если Хуан Дьявол вышел отсюда с двумя лошадьми, разумно, что рано или поздно они появятся.

- Я приблизился к месту, где наспех соорудили небольшую пристань, чтобы подплыла лодка. Хуан спланировал побег. Лучшие лошади скрывались в зарослях, корабль в двух часах отсюда, пристань, подготовленная для побега с дамой. Свободный выход для побега.

- Или путешествие для молодоженов! Кто знает! – нетерпеливо пыталась отрицать София.

- Не было путешествия для молодоженов, потому что Хуан не знал, что я заставлю его жениться на Монике. Хуан подготовился, чтобы уехать с другой, кого на самом деле любит, с настоящей любовницей.

- Ренато, недостаточно увиденного, чтобы поверить в это! – с твердой решимостью отрицала София. – Нельзя быть уверенным!

- Нет, этого недостаточно, мама, – колебался Ренато. – Но это почти уверенность. Поэтому я и ищу Айме, умоляю, оставь меня с ней и не вмешивайся. На этот раз она расскажет мне всю правду!

- Послушай, Ренато, поведаю тебе о том, что мне известно. Жена не изменяла тебе. Я провела с ней несколько часов, сводила с ума, чтобы заставить все правдиво рассказать. Она рассказала мне все.

- Что рассказала?

- Всю историю. Она рассказала со слезами, отчаянно, и не лгала. Ей незачем было лгать. Ты унижал, жестоко обижал ее, плохо обращался…

- Я лишь хотел узнать то, что имел полное право знать!

- Ты перешел все границы честного мужчины. Вот сейчас, сколько ты выпил?

- Я не пьян! На тот счет, если она сказала. Разве ты не понимаешь? Я сошел с ума и отчаялся; мне нужно хоть что-то, чтобы сдержаться, не ранить, не убить. Сколько я выпил! Какая разница, сколько я выпил? Нет ни капли алкоголя в моем мозгу. Ничто не может меня успокоить, меня съедает тревога, безнадежность, гнев, яростное желание узнать правду. Она должна рассказать!

- Она не обманывала тебя! Как жена, не обманывала. Если только, как сестра Моники де Мольнар...

- Что ты хочешь этим сказать?

- Ренато, сынок, послушай и пойми. Айме не предавала тебя, как жена, она жила ради тебя, и ты ее хозяин. Она в отчаянии из-за твоего недоверия, из-за того, как ты с ней ужасно обходишься. Она так отчаялась, что хочет умереть.

- Если невиновна, у нее не должно появляться такого желания! Давай проверим!

- Я считаю ее виновной, потому что она кое-что скрыла от тебя. Да, вся эта грустная история о ее сестре, чувства, которые ты игнорировал, и чего именно она не могла тебе сообщить должным образом. Это дела личные, деликатные…

- Моя жена обо всем мне может сообщить. Если любит меня, если любила…

- Она любила и любит тебя. Ты знаешь, что я также ревностно отношусь к твоей чести, как и ты.

- Я всегда в это верил, меня удивляет твое поведение.

- Сядь и выслушай. Это не скажешь в двух словах. Тем не менее, хоть я не должна говорить, но не стану скрывать. Она, униженная твоим поведением, не говорила, а ты должен узнать. Ренато, Айме подарит тебе сына.

- Что? Что? Сына!

Медленно Ренато сел, откинувшись, прикрыв глаза, приоткрыв губы, и вся его злоба, ревность, ненависть, разрушенная любовь, ослабели. Прозвучали нежные слова матери:

- Ты бы совершил безумную несправедливость из-за ревности. Я не прошу тебя принять все, не говорю бросаться в ее объятия, это не в твоем характере. Она, как жена, тебе не изменяла. Возможно, ее грехи незначительные, и кое-что тебе следует пересмотреть. Она даст тебе сына! Станет матерью!

7.

Глаза Моники медленно приоткрылись, она приходила в себя. Свет причинял боль, и она прищурила глаза, изучая странное место, где находилась. Большие глаза бывшей послушницы полностью распахнулись, она посмотрела на благородное и серьезное лицо незнакомого человека, одетого в черный костюм, склонившего седую голову и делавшего в тетради заметки. Она лежала на кровати, на толстом шерстяном матрасе. Мысли в больной голове словно вибрировали, скользили лениво и неуверенно. Она лежала на подушках, изящных простынях, одетая в чистый белый балахон. Слабые руки чуть отогнули простыню, светлая голова со спутанными волосами с усилием приподнялась. Она попыталась встать, когда…

- Черт возьми, вы уже очнулись! Как вы себя чувствуете?

Человек в черном встал, опрокинув табуретку, к которой уже привык, подошел к больной, чтобы отыскать пульс, посмотрел усталыми и добрыми глазами, в которых показалась надежда, и посоветовал:

- Не трудитесь говорить; не делайте усилий. Вам лучше, знаете? Вам намного лучше, но будьте благоразумной. Теперь я велю послать за лекарством, которое вам нужно принять.

Моника вздрогнула, напрасно пытаясь определить видения, которые вихрем проносились в ее мозгу. Кто этот человек? Где она находится? Жива или мертва? Спит или потеряла рассудок? Она не припоминала это помещение, что когда-либо спала здесь, только свежий воздух из окон доносил резкий запах селитры и йода. Воздух ближнего моря. Она на корабле, да, на корабле, и очень больна. Но как она здесь оказалась? Откуда этот корабль? Образы прояснялись. Она вспомнила долину Кампо Реаль, роскошный дом Д'Отремон, Софию, Ренато, Каталину, Айме, Хуана. Хуан Дьявол! И поняв, где она находится, разразилась рыданием:

- Боже мой, Боже мой!

- Что с вами? – обратился внимательно доктор. – Вам больно, что-то мешает? Скажите, дочка, говорите без утайки. Постарайтесь объяснить свои чувства. Я доктор Фабер, ваш лекарь, и уже три дня с вами, хотя вы и не видели. У вас была сильнейшая лихорадка, но все худшее позади, и с Божьей помощью…

- О, Иисус! – воскликнула Моника с испугом на бледном лице.

- Что с вами? Что произошло? Успокойтесь. Почему вы так испугались? Ничего не случилось, уверяю вас… – Доктор Фабер напрасно пытался успокоить ее, но ослабевшая Моника снова упала на кровать, и он упрекнул:

- Ах, черт! Вы появились так внезапно, напугав меня и ее. Посмотрите, как глупо произошло, что она чуть не упала в обморок.

Тихий и грустный мужчина, чье присутствие вызвало упадок духа Моники, медленно приближался и остановился, глядя на нее. Уже без лихорадочного румянца, щеки Моники стали белее простыней. Он смотрел на нее, находя красивой, необыкновенно красивой, несмотря на слабость, нездоровье; болезненная красота делала ее похожей на ребенка.

- Ей лучше, правда, доктор?

- Несомненно лучше. Но эта слабость... По крайней мере, она пришла в себя!

- Вы не оставите меня с ней, доктор?

- Нет, доктор, не уходите! – встревоженно взмолилась Моника, пользуясь правами больной.

- А? – удивился доктор. – Ваш муж хочет поговорить с вами наедине, дочь моя. – И повернувшись к Хуану, порекомендовал: – Кабальеро, думаю, речь идет о капризе больной, но осмелюсь попросить вас…

- Не беспокойтесь, доктор, – прервал Хуан со спокойной вежливостью. – Я ухожу.

Постепенно шум шагов Хуана стих, и Моника снова прикрыла глаза, чувствуя упадок тела и духа. Она знала, где она, с ужасом вспомнила, что произошло: это каюта «Люцифера», и она замужем за Хуаном Дьяволом. Бледные образы кошмара, случившегося в Кампо Реаль, танцевали сарабанду в ее затуманенном разуме. Затем стремительный галоп по полям, борьба на побережье, руки человека, который тащил на корабль и бросил в грязную каюту, а затем темнота, красные облака лихорадки. Больше она не помнила, не могла вспомнить. Что еще могло произойти? Трусливые моряки не смогли помочь, и Бог, к которому она взывала, не предотвратил этого.