О праве войны и мира

18 У него там же: “Разве сомнительно, что раб со всем своим имуществом принадлежит господину? И все же он может сделать подарок своему господину”.

19 Так точно в рукописях Варрон повествует, что в роще богини Ферронии рабам говорили: “Заслуженные пусть садятся рабами, встают свободными”. В некоторых местах существует обычай освобождать рабов за восьмикратный выкуп цены, уплаченной за них при покупке.

20 Это обыкновение истолковывается в том смысле, что необходимо внести не менее тридцати сиклей (“Повеления” Моисея де Котци, 84).

21 Во время войны французов с испанцами в Италии выкуп за всадника равнялся четверти его годового оклада. Но сюда не , включались взводные командиры и высшие начальники, а также взятые в плен в решающем сражении или при занятии штурмом города (Мариана, кн. XXVII, гл 18).

22 Подобное же милосердие по отношению к персам христианского императора Тиберия восхваляет Менандр Протектор; Мариана восхваляет милосердие Сизебута, равно как и Санхо, короля Кастилии (кн. XI).

23 Упоминает также Диодор Сицилийский в “Пейрезианских извлечениях”.

Глава XV

ОГРАНИЧЕНИЯ, КАСАЮЩИЕСЯ ПРИОБРЕТЕНИЯ ВЛАСТИ

I Какими пределами внутренней справедливости ограничено приобретение верховной власти?

II Похвально воздерживаться от права приобретения власти над побежденными

III. Не отличая их от победителей.

IV. Или оставляя верховную впасть тем, кто владел ею ранее

V Иногда поставив гарнизоны

VI Или же обложив данью и тому подобной податью.

VII Доказательство пользы такого рода смягчения

VIII Примеры, а также соображения касательно изменения формы правительственной власти у побежденных.

IX. Если надлежит принять на себя верховную власть, то представляется правильным сохранить ее хотя бы отчасти за побежденными.

X. Или же, конечно, сохранить им некоторую свободу

XI Особенно в деле вероисповедания

XII С побежденными следует по крайней мере обходиться милосердно. Почему?

Какими пределами внутренней справедливости ограничено приобретение верховной власти?

I. Поскольку по отношению к отдельным лицам требуется справедливость, а также встречает одобрение человечность, то тем в большей мере это верно по отношению к народам или их частям, ибо как неправда, так и благодеяние по отношению к большому количеству людей значительнее (Витториа, “О праве войны”, 38 и 59). Подобно тому как можно приобретать другие вещи в силу справедливой войны, так тем же путем приобретаются право, находящееся у повелителя народа, и право участия в верховной власти, которым обладает сам народ. Но, разумеется, все это имеет место лишь постольку, поскольку допускает мера наказания, возникающая из правонарушения, или же размер иного рода долга. К этому следует добавить необходимость избегнуть крайнюю опасность. Но последняя -цель по большей части сочетается с другими, тем не менее ре нужно главным образом иметь в виду и преследовать как при заключении мира, так и при использовании плодов победы. Ибо во всех прочих дела возможно поступиться своим правом по снисхождению. Ввиду же угрозы для государства чрезвычайные меры безопасности требуют твердости души. Исократ обращается к Филиппу со следующими словами: “Варваров следует угнетать в той мере, в какой это необходимо для безопасности твоей страны”.

Похвально воздерживаться от права приобретения власти над побежденными

II. 1. Крисп Саллюстий пишет о древних римлянах: “Наши предки, будучи благочестивейшими смертными, ничего не лишали побежденных, кроме возможности причинять вред” (“Югуртинская война”). Это - достойное христианина изречение; оно сходно со следующим его же изречением: “Мудрые ведут войну ради мира и предпринимают труды в надежде на получение досуга”. Аристотель неоднократно утверждал: “Война существует ради мира, труды - ради досуга” (“Политика”, кн. VII, гл. гл. 14 и 15; “Этика Никомаха”, кн. X, гл. 7). Не иначе полагает Цицерон, который выдвигает весьма здравое правило: “Война, невидимому, предпринимается исключительно с той целью, чтобы добиться мира” (“Об обязанностях, кн. I). У него же находим следующее сходное место: “Таким образом, войны следует предпринимать ради того, чтобы жить в мире без правонарушений”.

2. Все это ни в чем не отклоняется от приведенных наставлений богословов в истинном вероучении о том, что цель войны составляет устранение того, что нарушает мир (Фома Аквинский, II, II, вопр. 40, ст. ст. 1 и 3; Вильгельм Маттэи, “О войне”, reguis, вопр. 7). До времен Нина, как мы в другом месте сказали вслед за Тротом, существовал обычай не столько расширять, сколько охранять свои границы1; царства вмещались в пределы отечества каждого; цари стремились не к приобретению власти, но к стяжанию славы своим народам, а удовлетворившись победою, воздерживались от неограниченного владычества. К этому нас, насколько возможно, призывает Августин в словах: “Пусть проявят заботу о том, чтобы не ликовать недостойно добрых мужей по поводу расширения пределов государства“2. Он же добавляет еще следующее: “Большее счастье составляет иметь дружественного соседа, нежели покорить враждебного воителя” (“О граде божием”, кн. IV, гл. 15). Добавь еще то, что сурово порицает пророк Амос в аммонитянах, а именно - стремление к расширению границ оружием (Амос, I, 13).

Не отличая их от победителей

III. К такой исконной невинности весьма близка благоразумная умеренность древних римлян. “Что представляла бы ныне верховная власть, - спрашивает Сенека, - если бы благодетельная предусмотрительность не соединяла побежденных с победителями?” (“О гневе, “н. II. гл. 34). “Наш родоначальник Ромул, - говорит у Тацита Клавдий, - настолько выдавался мудростью, что в течение одного дня обратил большинство прежних враждебных народов в римских граждан” (“Летопись”, кн. V). Он к этому добавляет, что ничто не оказалось столь гибельным для лакедемонян и для афинян, как отстранение побежденных в качестве чужеземцев. Тит Ливии утверждает, что Римское государство возвысилось вследствие принятия врагов в число граждан (юн. I). Примеры имеются в истории сабинян, обитателей Альбы, латинян, а затем - и прочих италийских племен; и, наконец “Цезарь привел галлов в свидетели триумфа и ввел их в сенат”.

Цереалис в речи, обращенной к галлам, которую находим у Тацита, говорит: “Вы сами зачастую начальствуете над многими нашими легионами, сами вы управляете этими и другими провинциями, нет ничего, что бы было закрыто или преграждено для вас”. И немного далее: “Оттого-то любите и храните мир и ту жизнь, которую стяжали на равных правах мы - побежденные и победители”. Наконец, что всего удивительнее, все входившие в состав римского мира согласно постановлению императора Антонина стали римскими гражданами, по словам Ульпиана (L. In orbe, D. de stat. horn.) С тех пор, говорит Модестин, Рим становится общей родиной (L. Roma. D. ad munic.). И об этом пишет Клавдиан:

Все мы обязаны праву сего одного миротворца

Тем, что все образуем единое племя

Или оставляя верховную власть тем, кто владел ею ранее

IV. 1. Другой вид смягчения следствий победы состоит в оставлении побежденным, как царям, так я народам, той власти, которая им принадлежала ранее. Так Геркулес поступил с Приамом (Сенека, “Троянки”):

Он, тронутый слезами малолетнего

Приама, рек “Прийми бразды правления,

Воссядь на трон наследственный, отеческий,

Но скипетр свой держи рукой уверенной”.

Тот же Геркулес, победив Нелея, обещал царство сыну его Нестору (Элиан, кн. IV, гл. 5). И персидские цари оставляли государства побежденным царям (Геродот, кн. VII). Так Кир поступил в интересах царя Армении. Александр оставил царство Пору3. Это восхваляет Сенека4: “Ничего не отнять у царя, кроме славы” (“О милосердии”, кн. I, гл. 21). И Полибий прославляет доброту Антигона, который, овладев Спартой, сохранил обитателям “Государственный порядок предков и свободу”; там же сообщается, какую величайшую славу благодаря этому снискала вся Греция.