Возмездие

    — Поздравляю вас, Вольф, — сказал фон Хорн. Он откинулся в кресле, тихо добавил: — А сейчас я прошу оставить меня одного, господа. До начала русского наступления остаются считанные часы…

    Моросил мелкий дождик. К штабу фронта на окраине городка подкатили два «виллиса», крытых брезентом, и «Додж» с автоматчиками охраны.

    Все машины были выпачканы болотной грязью и тиной. В таком же состоянии были сапоги и полы шинелей генералов Ермолаева, Елисеева, Садовникова и Свиридова, которые вышли из машины и направились к штабу.

    На крыльце Ермолаева встретил начальник штаба фронта.

    — Вас срочно по ВЧ вызывает Ставка, товарищ командующий, — доложил он.

    Не задерживаясь, Ермолаев прошел в свой кабинет к аппарату.

    — Генерал Ермолаев слушает!.. Так точно, товарищ Сталин! Я лично проверил… Благодарю вас, товарищ Сталин! — И, медленно опустив телефонную трубку, сказал генералам: — Ну, Ставка дает нам приказ начать. Поздравляю вас с этой долгожданной минутой, товарищи!

    Медленно поднимались стволы тяжелых орудий.

    И мощный грохот потряс и землю и воздух.

    Ударила тяжелая артиллерия.

    Гвардейские минометы «катюши» залп за залпом посылали врагу огненные гостинцы.

    Взлетели и прошли на бреющем полете тяжелые от смертоносного груза бомбардировщики.

    Ломая кусты и мелкие деревца, через болота двинулись танки, за ними россыпью побежала пехота.

    Началось мощное наступление советских войск…

    Млынский махнул рукой Алиеву. Тот крутанул рукоятку машинки — и взрыв швырнул паровоз под откос. За ним, налезая друг на друга и разваливаясь, потянулись вагоны…

    Разбитые немецкие части, отступая, шли непрерывным потоком по улицам города.

    Навстречу с трудом пробиралась легковая машина. В ней был Занге.

    На площади, у здания штаба, солдаты грузили в машины материалы канцелярии. Занге проехал мимо.

    Машина остановилась у бывшей гостиницы, где размещалось гестапо. Занге вышел. Вид у него был такой же помятый, как тогда, когда он бежал от партизан у Рындинского моста. Он поднялся по лестнице, едва протиснувшись между стеной и тяжелым сейфом, который тащили вниз.

    В приемной Вольфа все было по-прежнему. Люди ждали приема, и адъютант вежливо и спокойно отвечал по телефону:

    — Извините, господин комендант, но бригаденфюрера Вольфа нет. К сожалению, я не знаю. — Увидев Занге, он положил трубку и преградил ему дорогу. — Прошу прощения, но…

    — Идите к черту! — рявкнул Занге, отстранил его и вошел в кабинет.

    В тишине и полумраке Вольф слушал музыку. Исподлобья он посмотрел на Занге.

    — Вольф, я спасся чудом… — сказал Занге, остановившись посреди кабинета. Вольф промолчал. — Я ехал сюда с одной мыслью: как это могло случиться? Почему мы бежим?

    — Русские наступают. Ты что, не слышал об этом еще?

    — Но ведь мы знали об их наступлении. Ждали его…

    — Мы ждали, — Вольф выключил музыку, — на юге, а они ударили в центре, в обход укрепленной зоны, через болота… Наши резервы увязли на юге. Дороги взорваны партизанами и отрядом Млынского. Он провел нас, как школьников, Занге, и ты упустил его…

    — Я сделал все, — устало произнес Занге, — все, что только в человеческих силах…

    — Меня вызывает рейхсфюрер Гиммлер, — сказал, поднимаясь, Вольф. — Ты полетишь со мной. И молись по дороге богу, чтобы ты не пожалел о своем чудесном спасении…

    Отрад полковника Млынского глухими лесными проселками вышел к государственной границе. На случайно уцелевшем пограничном столбе был прибит металлический щит с надписью по-немецки: «Берлин — 653 км».

    Отряд с развернутым знаменем был выстроен на поляне. Млынский с только что полученным орденом Ленина и другими наградами на груди медленно шел вдоль строя, вглядываясь в лица бойцов. Чуть приотстав от него, шел комиссар Алиев.

    В строю стояли Ерофеев, Полищук, Бондаренко, Бейсамбаев, Ирина Петровна, Хват, Сокирко, Мгеладзе…

    Немного в стороне отдельной группой стояли те, кто оставался: дед Матвей с орденом Красной Звезды, на который он. невольно косился; рядом — Алеша с медалью «За отвагу», Маша и Наташа, в накинутой на плечи шинели, смотревшая только на своего Семена. Здесь же был провожавший отряд секретарь обкома Семиренко.

    Млынский остановился около них и, грустно улыбнувшись, сказал:

    — Ну вот… Пришло время прощаться… Наташа, желаю тебе сына, такого же верного и смелого, как твой Бондаренко. А дочка будет — невеста Мишутке… Сватать приеду. Ну вот… слезы… А помнишь, мичман Вакуленчук говорил: «Храбрый ты парень, Наташа»?

    — Помню… Все помню… До свиданья, Иван Петрович…

    Млынский молча Смотрел на деда Матвея, который с трудом держался, кусая губы. Наконец дед произнес:

    — Пусть хранит тебя бог, Иван Петрович, хотя ты в него и не веришь…

    — Может, с нами пойдешь, Матвей Егорович? Не передумал? — спросил его Млынский.

    — Нету времени у меня ходить по гостям, дома эвон сколько дел… Ты иди, не сомневайся, мы, как на фронте, не подведем, верно, Алешка?

    — Ты уж дождись меня, дед, — сказал, обнимая старика, Млынский.

    — Постараюсь…

    Семиренко снял свою саблю и, поцеловав, протянул ее Млынскому.

    — Вот… Возьми. Мне она теперь не понадобится…

    — Ты что, Николай Васильевич?

    — Если бы Григорий Иванович Котовский знал, в какие руки я ее передаю, он бы одобрил. Возьми. В верные руки даю, потому без сомнений. Бери, оружие это, а для меня война уже кончилась. Нам вот с дедом теперь мастерок и топорик хороший бы плотницкий…

    — Вот это подарок! Спасибо, сохраню. Дай-ка я тебя поцелую, дружище…

    Они обнялись и троекратно поцеловались.

    Следом за Млынским со всеми прощался Алиев…

    — Удачи вам, комиссар, — пожелал Семиренко.

    Млынский вышел на середину строя.

    — Товарищи! — Он поправил непривычную для него саблю. — Ставка Верховного Главнокомандующего поручила нам особо важное задание. Выполнять его будем на территории сопредельных нам государств. Мы идем к полякам, чехам и словакам как братья. Мы идем помочь им скинуть ярмо фашизма. Помните: вы бойцы регулярной Красной Армии! С честью несите это гордое звание! Мы уходим, и вместе с нами, в наших сердцах идут наши дорогие товарищи, павшие за наше правое дело!.. Смерть фашизму! Свободу народам! Вот наше знамя!..

    Млынский и Алиев стоят перед отрядом. Млынский посмотрел на Бондаренко и, улыбнувшись, сказал:

    — Ладно, Бондаренко, выйди из строя…

    Бойцы засмеялись дружно и весело.

    Бондаренко и Наташа кинулись друг к другу, замерли в крепком объятии…

    Млынский встретился взглядом с Ириной Петровной, она улыбнулась ему.

    — Отряд, смирно! — весело скомандовал Млынский. — Напра-аво! С песней шагом марш!

    Отряд зашагал, и взвился над строем звонкий голос запевалы. Бойцы проходили мимо Семиренко и деда Матвея. Дед, как и Семиренко, приложил руку к козырьку фуражки, словно принимая последний парад.

    Млынский оглянулся: Бондаренко с трудом отстранил от себя Наташу и побежал вдогонку за отрядом. Около пограничного столба из строя вышел сержант Ерофеев, озорно улыбнулся, подкручивая усы, достал из кармана мел и поперек щита «Берлин — 653 км» написал: «Ни хрена, дойдем!»

    Отряд уходил за границу, унося с собой лихую солдатскую песню.

    ФРОНТ В ТЫЛУ ВРАГА

     Часть первая

    Хроникальные кадры бомбардировок Лондона ракетными снарядами Фау. Разрушенные кварталы, убитые и раненые женщины и дети; госпитали, переполненные жертвами варварских бомбардировок… Пожары в городе и в лондонском порту… Люди в форме осматривают искореженные обломки ракет…

    Военные летчики над Ла-Маншем пытаются сбивать летящие ракеты. Тревожные ночи. Женщины, старики и дети прислушиваются в бомбоубежищах к нарастающему вою очередного снаряда…