Возмездие

    — Маша у нас, помогает врачу вместо Зины, убитой…

    — Понятно… Передайте привет от Алика, если увидите…

    — От Алика? Передам.

    Совещание закончилось. Млынский подошел к Занге, который скромно держался в стороне от командиров.

    — Товарищ Григорьев, почему не прибыл Высокий? Случилось что-нибудь?

    — Нет, товарищ полковник. Командир приболел немного, и потом мы не знали, что будет такой представительный форум.

    — Ну ничего. Завтра сами будем у вас. Если нет возражений, конечно.

    — Нет, что вы!..

    Некоторое время они постояли молча, глядя друг на друга, потом Занге спросил, козырнув:

    — Разрешите идти, товарищ полковник?

    — А вы не останетесь с нами обедать?

    — Благодарю за честь, но я спешу предупредить о вашем приезде.

    — Не могу вас задерживать.

    Занге четко повернулся и зашагал не оглядываясь.

    Млынский, сощурясь, смотрел ему вслед.

    В этот тихий весенний вечер у сторожки на колоде сидел лейтенант Горшков с новеньким орденом Ленина на гимнастерке и наигрывал на гитаре что-то грустное.

    Ерофеев, раздувавший самовар, ворчал:

    — Ну чего жилы тянешь?.. Чего?..

    Горшков сыграл ему «У самовара я и моя Маша».

    — Балаболка, — сказал Ерофеев.

    У раскрытого окна сидели Млынский, Хват и Алией. И гитара Горшкова и его ленивая перебранка с Ерофеевым: «Ну, тебе не угодишь, батя…» — были хорошо слышны в сторожке.

    Алиев спросил у Млынского:

    — Почему ты не хочешь, чтобы мы ехали вместе?

    — В этом нет необходимости, Г асан, — ответил Млынский.

    — Да что же я — там отлеживался, а теперь тут отсиживаюсь?..

    — Не горячись, — остановил его Млынский. — Войны еще хватит на всех. Со мной поедут Горшков, Полищук…

    — И я, — сказал вошедший с самоваром Ерофеев.

    — Стар ты, Ерофеич, для таких путешествий, — возразил ему Хват.

    Ерофеев ответил спокойно:

    — Старый конь борозды не портит, — и вышел.

    — А пожалуй, верно, — согласился неожиданно Млынский.

    Ночь была лунной, серебрилась листва на кустах, и на земле лежали тени от деревьев. Часовые, узнавая Ирину Петровну, опускали поднятые было винтовки. Откуда-то из землянки доносились украинские песни — пели хором бойцы…

    Она вошла в сторожку, когда Млынский брился перед маленьким зеркальцем. С намыленной щекой и бритвой в руке он растерянно смотрел на Ирину Петровну. Она стояла в шинели, накинутой поверх платьица. Оба смутились.

    — Разрешите, товарищ полковник? — спросила она и сама разозлилась на свою официальность. — Я не вовремя…

    — Пожалуйста, проходите. — Млынский встал, стирая мыло со щеки полотенцем. — Я позже сам хотел к вам зайти попрощаться…

    — Иван Петрович, — сказала она, но в это время в сторожку вошел Ерофеев, и она замолчала. Ерофеев, приставив два автомата к стене, сказал, как всегда, ворчливо:

    — Вот, почистил, — и добавил, не удержавшись: — Вы добрились бы сейчас, а то двадцать раз воду греть…

    — Ладно. — Млынский кивнул. — Иди, Ерофеич.

    Ерофеев вышел, прихватив свою шинель.

    Млынский потрогал щеку.

    — Я, пожалуй, правда, добреюсь. А то ерунда какая-то: одна щека гладкая…

    — Брейтесь, — сказала Ирина Петровна и отошла к окну, которое снаружи было закрыто ставнями; и, не поворачиваясь, тихо сказала::— Я люблю вас, Иван Петрович.

    Млынский едва не порезался… Он отложил бритву и снова стер пену с небритой щеки.

    — Вы молчите, я лучше уйду, — сказала Ирина Петровна и, повернувшись, направилась к двери.

    — Подожди, — сказал Млынский.

    Она остановилась в дверях и молча смотрела на Ивана Петровича.

    — Подожди, Ирина… — Он подошел к ней и, посмотрев ей прямо в глаза, повторил: — Подожди…

    — Я буду ждать вас, Иван Петрович. Буду ждать…

    Лошади с трудом пробирались через буйно разросшуюся чащу. Ехали четверо. Впереди — Горшков, следом— Млынский, за ним — Ерофеев, а замыкал Сашка Полищук.

    Неожиданный окрик заставил их натянуть поводья:

    — Стой! Кто идет?

    — Полковник Млынский!

    Из-за кустов вышли двое из отряда Высокого. Следом за ними — Алик.

    — Здравствуйте, мы ждем вас, товарищ полковник, — улыбаясь, сказал Алик.

    Штаб отряда «За Родину» занимал домик лесника. Высокий встретил Млынского перед домом.

    Алик представил:

    — Командир отряда Высокий… Полковник Млынский.

    Козырнув, они обменялись рукопожатием, глянув при этом прямо друг другу в глаза.

    Высокий облегченно вздохнул и радостно улыбнулся.

    — Я искренне рад нашей встрече, товарищ полковник. Вы с дороги, и поэтому предлагаю сначала пообедать, после этого приступить к делам. Вашего вестового и старшину накормят отдельно. Не возражаете?

    — Не возражаю, — ответил Млынский и взглядом приказал Полищуку подчиниться.

    В просторной комнате за накрытым столом сидело несколько человек. Когда вошли Млынский, Высокий и Горшков, они поднялись. Зрелище было довольно живописным: богатый натюрморт на столе с бутылкой московской водки и графином мутноватого самогона, а за столом— партизанские командиры, увешанные оружием, а один — даже с пулеметными лентами крест-накрест.

    — С лейтенантом Григорьевым вы знакомы, товарищ полковник, — сказал Высокий.

    Занге широко улыбнулся, пожимая Млынскому руку.

    Высокий представил детину с пулеметными лентами:

    — Командир первой роты Колосов, — и остальных, — командир второй роты Рукосуев, комиссар отряда Амелин и товарищ Шмиль.

    — Охрим? — узнал его Млынский. — Здравствуй…

    — Рад снова видеть вас живым и здоровым, товарищ полковник, — сказал Охрим.

    — Какими судьбами?

    — Долгая история, — улыбнулся Охрим. — А вообще-то по заданию штаба партизанского движения.

    — Ну молодец, — кивнул Млынский и, обращаясь ко всем, сказал: — Что же мы стоим, товарищи командиры, прошу садиться…

    Ему предложили место в середине стола, между Высоким и Занге. Горшкова, который со всеми здоровался следом за Млынским, усадили между Колосовым, молодцем с пулеметными лентами, и Амелиным. Когда все уселись и Рукосуев разлил по стаканам водку, Высокий поднялся.

    — Первый тост предлагаю за нашего гостя, знаменитого товарища Млынского, с которым у нас сегодня долгожданная встреча. Ваше здоровье, товарищ полковник!

    Млынский чокнулся с теми, кто до него дотянулся, и опустил свой стакан. Высокий удивленно спросил:

    — Не хотите пить за свое здоровье?

    — Я не пью, — коротко ответил Млынский.

    — Обижаете нас, товарищ полковник, — сказал Высокий.

    А Занге добавил:

    — Это не по-русски.

    Млынский усмехнулся, посмотрев на него, и ответил:

    —: Не обижайтесь, товарищи, я не пью.

    — Вы и за победу не выпьете? — спросил его Колосов.

    — Есть русская поговорка: сделал дело — гуляй смело. Разобьем врага, вот тогда и я за победу выпью. А сейчас у нас мало времени. — Млынский, согнав с лица улыбку, продолжил: — Я хотел бы обсудить с вами вопросы первостепенной важности на совершенно трезвую голову. — И он достал из планшета карту.

    — Это другое дело, — сказал Высокий и широким жестом сдвинул посуду на край стола.

    Из всех присутствующих один Горшков невозмутимо закусывал… Все остальные следили за Млынским с напряженным вниманием.

    Развернув перед всеми карту, Млынский встретился взглядом с Охримом. Они как бы хотели предупредить о чем-то друг друга, но оба были вынуждены молчать.

    — У меня приказ, — сказал Млынский, — поставить перед каждым отрядом, который действует в полосе предстоящего наступления, конкретную задачу. Вам, товарищи, поручено ударом диверсионных групп накануне наступления закрыть дорогу на юг. — Он показал дорогу на карте. — Мы сейчас обсудим ваши возможности и степень готовности к взрыву мостов и железнодорожного полотна…