Дом на улице Гоголя (СИ)

Опорной точкой статьи, несомненно, являлся рассказ о знаменитом Филадельфийском эксперименте, в котором в числе других крупных учёных принимал участие Эйнштейн. Боевой корабль, помещённый в «электромагнитный пузырь» с целью сделать его невидимым для вражеских радаров — дело было во время второй мировой войны — стал невидимым для невооружённого глаза, исчез физически, и неожиданно объявился за сотни миль от места эксперимента, в Норфолке. По мнению автора статьи, физика, доктора наук, объяснение этого феномена каким-то образом может вытекать из Единой теории поля, к которой так близко подобрался Эйнштейн.

Все эти чёрные дыры, кротовые норы, в которых менялись характеристики пространства-времени и, возможно, соприкасались между собой вселенные, раньше вызывали у Германа только некоторое любопытство. Ну, вселенные, ну, соприкасаются, почему бы и нет? Но когда эта тема оказалась связанной с его маленькой, хрупкой, уязвимой Юлькой, она наполнилась холодным ужасом космической пустоты. Абстрактные и мало что говорящие гуманитарию понятия «квантовая флуктуация», «теория искажений», «перетекание времени в ленте Мёбиуса», «замкнутое пространство-время», теперь несли в себе угрозу его семье, всему его привычному миру.

Из того, что Герман понял из статьи, следовало, что туманная формулировка профессора «несовпадение биологического и физического времени» мало соотносится с темой временных парадоксов. Это не субъективные переживания человека, а физическая реальность, во всяком случае, если доверять в этом вопросе мнению учёных, среди которых попадались крупные имена научного мира. «Несовпадение», о котором говорил Прошкин, относится, вероятно, к психологическим проблемам, или может являться признаком заболевания мозга. Но ведь, как их обозначил Валя, «архаровцы поляковские» интересовались знакомствами Юли с людьми, занимающимися отнюдь не медицинскими аспектами взаимоотношений со временем. Юля, едва сойдя с поезда, тут же принялась разыскивать не доктора, а физика. Означает ли это, что между его женой и Прошкиным поднималась тема загадок времени и как это может быть связано с ночными кошмарами Юли? А ведь как-то связано: именно темы кошмаров настолько заинтересовали профессора, что он настойчиво приглашал её в свою клинику, хотя очередь для пациентов, желающих там обследоваться и лечиться, протянулась на несколько месяцев вперёд.

«Письмо!», — Герман вспомнил, что у него в кармане лежит письмо «Эйнштейна из Крыжополя», как его назвал Юрчик — того самого физика, к которому поехала Юля. Определённо, дефицит сна сказывался, соображалось с трудом. Герман безнадёжно подумал, что чашка крепкого кофе сейчас пришлась бы сейчас весьма кстати, вздохнул и принялся за письмо.

Теоретическая часть, кратко изложенная в письме, не расходилось с тем, что было уже знакомо Герману по статье. Но различие между текстами всё же было, и существенное: автор журнальной публикации не ставил никаких задач, кроме ознакомления читателей с любопытными необщепризнанными научными теориями; с письмом Пастухова всё обстояло не так просто. Автор письма ставил перед собой вовсе не просветительскую задачу. Его послание имело определённую цель: дать информацию, которая должна была воспринята далеко не всеми — только теми, кого она могла лично касаться. В ткань теоретических рассуждений были вплетены слова о том, что во все времена существовало и существует незначительное количество людей, в силу тех или иных обстоятельств слишком близко подошедших к «пространствам-между-мирами», где время проявляет свои неочевидные качества. О причинах, провоцирующих такое событие, было упомянуто вскользь, говорилось об эмоциональном или травматическом шоке, клинической смерти, остальные пусковые моменты отошли в графу «многое другое».

Что происходит с теми, кто попадает в сами эти загадочные пространственно-временные континуумы, по мнению Пастухова, никто не знает, а вот о тех, кто только обжёгся, приблизившись к ним, кое-что известно. Перемежая конкретную информацию мнениями современных физиков и высказываниями философов древности, Пастухов выложил признаки «обожжённости» изменённым временем: частые и сильные ощущения дежавю, сопровождающиеся тревогой или тоской, слишком реалистичные сны, повторяющиеся, или развивающие один и тот же сюжет, время от времени возникающее чувство своей отделённости от окружающих реалий, «узнавание» незнакомых людей (эта позиция показалось Герману самой непонятной), интуиция, которая может быть в целом и не очень развитой, но при этом срабатывающая иногда с поразительной точностью.

В конце письма Пастухов предлагал читателям, заинтересовавшимся темой парадоксов времени, писать ему на абонентский ящик. «Так он ещё и предусмотрителен — понятное дело, дай он свой адрес, назавтра ему бы только и оставалось, что бежать из дома от понаехавших к нему психопатов, истеричек и просто сумасшедших», — с усмешкой подумал Герман и тут же вспомнил, что письмо так и не было опубликовано.

«Кажется, он тоже выискивает людей совершенно определённой категории. Как и Прошкин». — Герман, было, встревожился, потом, успокоился, поразмышляв о том, что простой учитель из маленького городка, оставивший свой точный адрес на конверте письма в редакцию, не может представлять собой опасности.

К прибытию электрички в голове Германа выстроилась логическая, хоть и не очень пока понятная цепочка: Юлины сны — попадание в категорию «подопытных кроликов» Полякова — побег жены из клиники — организованная за ней погоня — поездка Юли к физику, пропавшему для научного мира — сам Герман, причастный, по словам профессора, совместно с женой к таинственным парадоксам времени — его сны после отъезда Юли. Начинать всегда лучше с самого знакомого, в данном случае, это был он сам.

Электричка оказалась полупустой, что было ещё одним везением — в переполненном вагоне среди толкотни и гомона вряд ли получилось обдумать всё основательно.

Глава тридцать шестая

Электричка тронулась, за окном поплыли перелески, одинокие строения неясного назначения, проехали шлагбаум с будкой и козой на верёвке. Герман — так с ним всегда бывало, когда он смотрел в вагонное окно — рассеянно думал о нескольких вещах сразу, не сосредотачиваясь ни об одной из них. В памяти всплывали и тут же тонули обрывочные воспоминания, то ли непонятным образом связанные между собой, то ли как-то относящиеся к тому, что происходило в последнее время, то ли просто случайные.

Гера вздрогнул, когда поезд остановился на очередной станции. «Нашёл время отключаться! — И следом, — А что это мне сейчас припоминалось?». Воспоминание вернулось сразу же, как поезд возобновил ритмично постукивающее движение.

Это случилось несколько лет тому назад. Платон тогда ещё не появился на свет, да, это был восьмидесятый год. Юля уехала на два дня в командировку, и Герман решил этим воспользоваться — пристроить сына к родителям и встретиться со школьными приятелями по полной программе, так чтобы дым коромыслом.

Герман шёл по улице, на которой прошли его детство и юность. С каждым домом, с каждым двором у него была связана куча добрых памяток.

Вскоре после свадьбы Юля провернула многоходовой квартирный обмен, в результате которого их однокомнатная квартира в центре, вскладчину купленная молодым родителями, превратилась в просторную двушку в новом районе города, считавшемся в Загряжске престижным из-за отсутствия там промышленных предприятий и близости к лесопарковой зоне. Герман догадывался, что главной Юлиной целью при обмене была смена района. Таким финтом она окончательно разорвала связи со своей юностью.

Герман редко появлялся в родных местах — его старики давно уже перебрались поближе к сыну и внукам, а Юлины родители не слишком любили, когда к ним приходили гости — и теперь смотрел вокруг с жадным ностальгическим наслаждением.

Внезапно перед его глазами всё рывком сместилось и тут же снова установилось на место — так бывает, когда дёргается кинокадр. Герман остановился напротив дома, в котором жил Пашка Каплев, у которого сегодня и собирались «наши пацаны». У него появилось неприятное ощущение, что после того, что он счёл приступом головокружения, всё окружающее неуловимо изменилось. Стоял ранний июльский вечер, солнце ещё ярко светило — всё было точно таким же, как и минуту назад, но появилось ощущение невидимой преграды, отделившей его от улицы, от идущих по ней людей, даже от асфальта под ногами, даже от солнечного света.