Дом на улице Гоголя (СИ)

— Так они в редакции. Щас сгоняю, принесу. Через полчаса можем встретиться здесь же.

— Давай лучше в скверике возле редакции. — На всякий случай Герман решил перенести встречу подальше от дома.

— Тогда получится быстрее, встречаемся через двадцать минут. А само письмо с адресом принести?

— Юрчик, ты голова! Это возможно?

— Иногда письма теряются, ничего особо криминального. Тем более оно давнишнее, вполне могло куда-нибудь завалиться. Только имей в виду, что все письма фиксируются в специальных журналах, которые хранятся у секретаря. Там и адреса и фамилии указаны, так что, если начнут искать прицельно, разыщут твоего чудака. Я могу журнал так переложить, что и на месте будет, и никто кроме Ники, секретаря, не найдёт. А она с дачи только утром понедельника приезжает.

— Тогда у нас ещё почти сутки форы, это здорово. Только, знаешь, тот, кто представился следователем, сумеет тебя растрясти. Нет, я не про утюг на животе, — поторопился он объяснить навстречу встревоженному взгляду Юрчика, — но там, похоже, опытные психологи работают, до правды сумеют докопаться безо всякого полиграфа.

— Сначала нужно меня найти, а это даже им не по мозгам. Дома сегодня не появлюсь — я, что, обязан помнить про всякую чушь, которую мне впаривают наутро после пьянки?

— Спасибо, Юрчик, я знал, что ты хороший мужик.

С лица журналиста слетела маска весельчака-циника, мгновенно растворились тысячи его ухмылочек, совсем ещё мальчишка с благодарной и застенчивой улыбкой взглянул на Германа и почти бегом поспешил в редакцию.

Сергей, сидя в чужой машине, начал терять терпение:

— Я могу получить хоть какие-то разъяснения, Герасим? Тебе угрожают? Ты от кого-то прячешься?

— Первым делом нужно отвезти моих пацанов в безопасное место. Есть у тебя такое на примете?

— Детей надо прятать?! Дожили! Ты же знаешь, есть у меня ключи от дачи в Никольском — это где мы с Наташей встречаемся. Хозяева в загранкомандировке, будут нескоро. Про Наташу никто кроме вас с Юлей не знает, дачу я тоже не афишировал. Так что место там, я думаю, безопасное, к тому же вполне комфортное. Денег что ли ты кому-то должен? Сколько?

— А ты сможешь побыть там с детьми, например, до завтрашнего вечера?

Герман никогда раньше не отличался манерой вести беседу, в которой игнорировал вопросы собеседника, но Сергея, кажется, уже ничего не удивляло:

— Легко и с удовольствием. Я сейчас вольная птица, своему времени хозяин. Мы с твоими пацанятами порыбачим, за грибами сходим. Мои-то ещё на Украине — соскучился — так хоть с твоими пообщаюсь.

«Какой же я гад, — подумал Герман, — ведь мог вместо своих детей Серёгиных подставить. Про то, что его семьи сейчас нет в городе, и не вспомнил, а Серёга, небось, думает, что я учёл это обстоятельство. Нет, пора мозги включать».

— А ты куда? — спросил надёжный друг Серёга.

— Я буду Юлю разыскивать, — под упрёками совести, не выдержав прямого взгляда Серёги, Герман стал смотреть в окно.

— Юлю? А она хочет, чтобы её разыскивали?

— Погоди, Серёга. Сейчас мне нужно встретиться с человеком, который даст наводку, где её искать. Ты на своей машине забирай детей у моих стариков и подруливай к Дому Архитектора, там место тихое. Пересечёмся, потом решим, что дальше делать. Только вот что: ты к самому дому родителей не подъезжай, остановись в Гжельском переулке. В подъезде есть окно, оно выходит на противоположную сторону от входной двери, вот через него — и туда и обратно, с мальчишками. Детей только не пугай, устрой им из этого что-то вроде игры. Да, родителям скажи, что у меня телефон не работает — на всякий случай.

Про крайний случай Герман сказал, чтобы не касаться до поры тревожной темы «что будет после того, как он найдет Юлю и отвезет её в Никольское».

Сергей, глядя на друга с выражением насмешливого сомнения, сказал:

— Прямо кино про шпионов. Слушай, Герасим, а ты ничего не накручиваешь?

— Вот послушай, а потом сам решай, накручиваю я или нет.

— Так ты считаешь, что вычислил принцип, по которому Прошкин отбирает себе подопытных, — заговорил Сергей после того, как его друг коротко пересказал события последних дней. — И ты думаешь, что дело в особенностях взаимоотношений физического и биологического времени у определённой категории людей?

Герман, по-прежнему глядя в окно, молча кивнул.

— То есть, проблема не в том, что Юля догадалась о чём-то лишнем, как думает твой Горшков, а в том, что она сама подошла на роль подопытного кролика?

Герман перевёл, наконец, взгляд на Сергея и глухо сказал:

— Они её мучили. И собирались мучить, долго мучить, пока она не потеряла бы память.

Сергей вдруг заметил, как осунулось и пожелтело лицо друга.

— А сейчас она для них опасный свидетель — Юля журналист, у неё есть имя, репутация, связи, она может доставить много хлопот. — Нашёл в себе силы произнести Герман.

— Ладно, брат, не умирай раньше смерти. Пока-то ещё ничего непоправимого не произошло. Юля уехала к странному деду разгадывать парадоксальные загадки времени, очень вовремя уехала. Дети. Да, детей надо сховать. Найдёшь Юлю, привезёшь на дачу, пересидите там, пока Валя твой не разберётся с конторой профессора. Он же тебе сказал: поймём принцип отбора подопытных пациентов — найдём методы против Прошкина. Ну, в крайнем случае, придётся вам месяц-два пожить на даче, так это не фатально. Пройдётесь пока с Володькой по школьной программе сами. Некоторые вообще экстерном учатся, и ничего. Зато мать при детях будет — не было бы счастья, да, как говорится, несчастье помогло.

Герман не стал возражать, хотя иллюзий, что Горшков чудесным образом сумеет разрулить ситуацию, у него уже не оставалось. Скорее можно было ожидать иного варианта развития событий: из самых лучших побуждений Валька свяжется с людьми, для которых Юлина проблема станет удобным случаем, чтобы подобраться к прошкинской клинике. То, что молодая женщина, мать двоих детей, окажется между молотом и наковальней — досадные, но вполне допустимые потери в большой игре.

Герман уже был на месте, когда подъехала машина, из которой ему весело махали сыновья. Вид у Сергея был встревоженный. Он быстро пересел к Герману.

— Ну, брат, теперь я понял, насколько всё серьёзно. Меня, видимо, пасли от самого твоего дома. Того синего «Москвичонка» я заметил, когда уже забрал мальчиков и выруливал из Гжельского переулка. Хорошо, что я проходные дворы в том районе знаю, сумел оторваться. Теперь «они» знают, что дети со мной, и номер машины, наверняка, срисовали. Как я теперь буду детей из города вывозить?

— Ладно, это решаемо. Я довезу вас на этой машине, — Герман постучал по рулю, — до ближайшей к Никольскому железнодорожной станции. Потом вы поедете дальше, а я рвану на электричку. Ты только не забудь по дороге набросать подробный планчик — как мне вас потом искать. Серёга, смотри, как сегодня всё удачно складывается: ты на месте оказался, из квартиры я вышел как раз тогда, когда явился тот, в шляпе, профессор вовремя подкинул информацию к размышлению, Юрчик пришёл как нельзя кстати, а теперь ещё оказалось, что твое Никольское как раз по тому направлению, что и Митяево, куда уехала Юля. Это ведь добрые знаки, как считаешь?

По дороге в Никольское Германа хватило на шутливое пикирование с сыновьями. На расспросы мальчиков о матери отвечал легко: «Так я же за мамой сейчас и поеду. Привезу её вам сегодня к вечеру, ну, в крайнем случае, завтра». Дети ни за что не смогли бы догадаться, что их отец часто покашливает из-за того, что тревога накрепко передавила ему грудь. Только Сергей, глядя на побелевшие пальцы Германа с силой сжимающие руль, понимал, как нелегко тому сейчас удаётся держаться бравым молодцом.

Помахав вслед машине, увозящей сыновей в направлении дачного посёлка, Герман, наконец, позволил лицу принять выражение, соответствующее мыслям: «Я сделаю всё, чтобы защитить вас, мои родные. И ваша мать вернётся к вам. И ко мне».

В ожидании электрички на продуваемой сквозняками платформе Герман готовился к мозговому штурму, на который у него оставалось совсем немного времени, меньше часа в пути до Митяево. Главным звеном в цепи размышлений он выделил неоднократно упомянутые сегодня пресловутые парадоксы времени. Герман не был знатоком достижений альтернативной физики, но именно о парадоксах времени он однажды прочёл небезынтересную научно-популярную статью — то ли в «Науке и жизни», то ли ещё в каком-то приличном журнале, не скомпрометировавшем себя погонями за дешёвыми сенсациями. Научные выкладки автор статьи постарался представить на культурно-историческом фоне, писал о том, что ещё в средние века люди сохраняли ощущение времени не только в привычном для нас линейном варианте, но знали, что время может замедляться, возвращаться, повторяться. Это знание нашло свое отражение в эпосе, указывал автор, и в качестве иллюстрации приводил «Песнь о Нибелунгах», с его сложно устроенным пространством-временем.