Моя Шамбала (СИ)

- Пойдем скорее! - потянул меня за рукав Пахом, и я, невольно поддаваясь его страху, ускорил шаг. Курица, когда мы поравнялись с ним, бросил на нас быстрый, как выпад змеи, взгляд и испепелил нас углями своих горящих глаз. Я готов был поспорить, что физически ощутил ту мощную силу, которая исходила из этого человека. Не сговариваясь, мы побежали и только за углом перевели дух.

- Чего ты побежал-то? - спросил запыхавшийся Па-хом.

- А ты чего?

- Сам не знаю. Про него знаешь, что рассказывают.

Про Курицу ходили разные слухи. Курица был "вором в законе". Говорили, что он держал воровской "общак", а это доверяют самым авторитетным, но значительная сумма из общих денег куда-то пропала. Курицу не убили, но иска-лечили до смерти и оставили умирать, но Курица выжил. Его нашла и выходила какая-то красавица. Оказалось, Ку-рицу подставил другой авторитетный вор, который метил занять его место. Это вскоре всплыло. Того, кто украл день-ги, сурово покарали, вынеся ему смертный приговор, кото-рый и привели в исполнение, а перед Курицей извинились и назначили ему щедрый пенсион.

Красавице, которая его выходила, Курица купил дом и иногда ходил к ней и дарил щедрые подарки.

Она, говорят, предлагала ему выйти за него замуж, но Курица не захотел из-за своего уродства.

А кто говорил, что это его изуродовали в милиции за то, что он не выдал своих подельников. А после того, как он вышел больным из тюрьмы, его выходила молодая краса-вица, которая любила его еще до тюрьмы и не бросила, ко-гда он стал калекой. Воры назначили ему такой пенсион, что он купил своей красавице дом и иногда ходил туда, но не хотел жениться из-за своего уродства.

Мы не знали, да нам это было и ни к чему, где тут правда, где вымысел. Зато мы знали, что Курица был свя-зан с ворами, и воры время от времени увозили его куда-то, наверно, на свою сходку.

А в остальное время Курица зимой и летом сидел на корточках возле своего дома и смотрел на улицу.

- Вовец, а ты знаешь, что в этом же доме живет Лева Дубровкин? - живо спросил Пахом.

- Знаю, - сказал я. - Только я не знал, что Курица тоже живет в этом доме. И Курицу я вижу в первый раз.

- Недаром говорят, что Лева сам шпаной был до рабо-ты в розыске. Поэтому он так их повадки и знает хорошо.

-Да ему небось тот же Курица и подкидывает инфор-мацию, - усмехнулся я.

- Да ну, вряд ли! - недоверчиво посмотрел на меня Пахом. - Хотя, кто его знает.

У дома Ваньки Бугая на бревне сидели мужики. Ни Кума, ни Ореха видно не было. Зато на другой стороне стояли пацаны: Каплунский, Самуил, Мухомеджан, Артур Григорян, Семен, Мотя-младший. Мы с Пахомом перешли на другую сторону, чтобы не проходить мимо мужиков, и подошли к своим пацанам.

- Здорово, огольцы? Когда начнут-то? - поинтересо-вался Пахом.

- А кто их знает! - пожал плечами Мухомеджан.

- Говорят, в два, а сейчас сколько?

- Наверно, уже третий час, - ответил я.

- Мы удрали с шестого урока. А шестой урок начинает-ся в час пятнадцать. Пока с англичанкой трепались, туда-сюда, пока шли. Точно, два уж давно есть, - прикинул я.

- Так у них в два только работа кончается. Сегодня суб-бота, короткий день. Пока поедят. Раньше трех не начнут.

- Самуил, а ты чего не в техникуме? - поинтересовался Пахом.

- А у нас физкультура, я освобожден.

- Грыжа что-ли? - засмеялся Мухомеджан.

- Нет, ангина. Врач говорит, гланды надо удалять, - стал объяснять Самуил.

- А ты, Каплун? - повернулся к Каплунскому неуго-монный Пахом.

- А у нас третьей пары не было.

- Что это за пары? - удивился Пахом.

- Так у нас не как в школе. У нас один урок как ваших два, поэтому парой и называется. Как в институте, - пояс-нил Изя Каплунский.

- А что же Мотя? Вы ж с ним вместе учитесь? - спро-сил Мухомеджан.

- Мы в разных группах. Я в "Э", а он в "ПС".

- Это что? - не понял Пахом.

- "Э" - эксплуатация, а "ПС" - проводная связь. У Витьки третья пара, кажется, черчение, а с черчения не со-рвешься.

- Что, училка строгая? - поинтересовался Армен Гри-горян.

- У нас мужик. Еще какой строгий! Раза два пропус-тишь урок ... то есть занятие, не получишь зачет.

Каплунский видно и сам еще не привык к новому по-ложению студента и путался в новых названиях.

- Только у нас не учитель, а преподаватель.

Все эти слова "зачет", "пара", "преподаватель" были из другого мира, отличного от нашего, школьного, звучали непривычно и маняще, и Каплун, и Мотя, и Самуил были студентами, и мы завидовали им.

- А мы только что Курицу видели, - сменил тему разго-вора Пахом.

- Да я его каждый день вижу, - сказал Мухомеджан. - Я хожу в котельную по Дзержинской. - Утром иду, а он уже сидит.

- И чего ему не спится! - удивился Пахом.

- Больной! Зато он все видит, все знает, - сказал Самуил.

- Что он там видит? Улица как улица, - возразил Кап-лунский.

- Не скажи! Если уметь видеть, то улица может от-крыться с самой неожиданной стороны. Это как непрочи-танная книга. Пока стоит на полке - просто книга, а стоит открыть ее и начать читать, откроется новый, незнакомый прежде мир. Так и на каждой улице десятки домов, сотни окон и за каждым своя жизнь. А Курица, похоже, читать умеет.

- Ну, ты - философ! - Мухомеджан с уважением по-смотрел на Самуила. - Но я согласен с тобой. Курица не просто так сидит. Возле него всегда идет какое-то движе-ние. То пацаны возле него крутятся, то блатной какой на минуту подойдет, парой слов перекинется и исчезнет, будто его и не было.

- Недаром говорят, что Курица замешан во всех серь-езных ограблениях, - вставил Самуил.

- А что ж он на свободе ходит? - зло бросил Пахом.

- А за что его сажать? Он на дело не ходит. А тот, кого поймают, его ни за что не продаст. Да эта мелюзга и сама не знает, кто за всем стоит, - предположил Самуил.

- Курица эту мелюзгу и сдает Дубровкину, - убежденно сказал Пахом.

- Гляди, пацаны! - прервал спор Володька-Мотя.

Со стороны улицы Степана Разина шли Орех с Кумом. Роста они были одного, может быть, Кум чуть пониже, но рядом с Орехом он казался худым.

- Привет, Вадик, Здорово, Женя! - невольно заиски-вая, чтобы не прогнали, стали здороваться Самуил и Мухо-меджан, которые знали Ореха и Кума, потому что иногда ходили во двор к Мишке Горлину.

- Здорово, коль не шутите! - не останавливаясь, отве-тил Орех, окинув нас равнодушным взглядом.

- Постой, постой! А чего эти-то здесь делают? - вместо приветствия взъярился вдруг Кум. - А ну, валите отсюда!

Мы сразу сникли и стали пятиться к забору, у которого стояли, и уже готовы были дунуть на свою территорию. Кум был скор на расправу, и от него можно было ждать чего угодно.

Всего на какие-то доли секунды я задержал взгляд на лице Кума, но что-то заставило меня взглянуть в его глаза еще раз, и я уже не мог отделаться от ощущения, что они мертвые. Может быть, другие видели в них агрессию или угрозу, а я видел в них смерть. Это были мертвые глаза, та-кие же как на фотографии отца Каплунского. Теперь я уже был не в силах справиться с собой и снова посмотрел в гла-за Кума. Я почувствовал, как в моем мозгу что-то щелкнуло как выключателем, и я в очередной раз провалился в безд-ну другого сознания, будто меня кто-то невидимый вырвал из реального мира.

На зыбком, с расплывающимся контуром, лице Кума зияли пустые глазницы.

В реальном времени это продолжалось всего несколь-ко мгновений, потому что меня вернул к действительности голос Ореха:

- Да оставь, Вадик. Пусть смотрят. Больше свидетелей будет. Они не мешают.

Кум перевел взгляд на Ореха, сплюнул сквозь зубы и бросил нервно:

- Ладно, х... с ними!

В другом мироощущении время было другое, и это длилось значительно дольше.

Навстречу Ореху и Куму вышел их третий товарищ, Миронов. Мы не заметили, как он подошел и стоял у брев-на, где сидели мужики и поглядывали в сторону, откуда должны были появиться Орех с Кумом. Они перекинулись короткими, им одним понятными фразами, подошли к му-жикам. Орех с Кумом поздоровались со всеми за руку, чему-то посмеялись и стали обсуждать детали. Мы не могли ра-зобрать все, что они говорили, но основное поняли: мужики поднимают бревно, кладут его на плечо Кума, Кум несет бревно до колонки и там бросает. Если пронесет, мужики ставят ему две поллитры. Если нет, две поллитры ставит он. Дело чуть не разладилось из-за толстого рыжего мужика, который потребовал, чтобы Кум показал две поллитры, ко-торые он должен будет выставить, если проспорит.