Моя Шамбала (СИ)

- Ну что ты, пап?

- Но когда-нибудь я соберусь с духом и расскажу тебе все. Но только позже.

- Кстати, пап, наш директор сказал, что хорошо бы те-бя пригласить на день Советской Армии, чтобы ты расска-зал об Иране.

- Нет, - отрезал отец. - Нет, во-первых, потому что я только что говорил, во-вторых, моя война, как ты ее назы-ваешь, была в какой-то степени секретна: я давал подписку о неразглашении, и мне никто не разрешит публично гово-рить даже об общеизвестных фактах. Отец даже привстал с табуретки.

- А откуда вашему директору известно о моей службе? - отец внимательно посмотрел на меня.

- Ему известно то, что всем известно. Что ты во время войны находился за границей, где выполнял специальное задание, и что в этой стране проходила встреча руководи-телей трех союзных держав, - покраснев под отцовским взглядом, сказал я, но что-то во мне запротестовало, и я с вызовом бросил:

- В, конце концов, ты мой отец, и я тоже хочу, чтобы все знали, что ты не сидел в тылу, когда все воевали.

- Ну ладно, ладно, - примирительно сказал отец. - Я сам поговорю с директором.

Я стал укладывать шахматы в янтарно-малахитовую доску, отдельно каждую фигуру, любуясь в который раз ее тонкой резьбой. Шахматы эти мы берегли не столько как дорогую художественную ценность, сколько как память о счастливом исцелении генеральской дочери.

В тот раз отец так и не решился что-либо предпринять, чтобы вернуть дорогой подарок, но нашел случай, по-крайней мере, поблагодарить генерала. Конечно, отец не преминул заметить, что Милу я лечил без всяких корыст-ных расчетов, и лучшая благодарность - это ее выздоровле-ние. На что генерал cуxo сказал, что он иначе это и не вос-принимает, а шахматы - лишь знак его расположения и элементарной человеческой памяти...

- Вова, - остановил меня отец, когда я встал, собираясь пойти на кухню, откуда доносился вкусный запах жареного лука.

- Подожди, раз уж мы заговорили о "моей войне"... Я хочу поделиться с тобой одним своим ощущением.

Я снова сел. Отец смотрел на меня, но было видно, что взгляд его обращен внутрь себя, и вряд ли он видел что-то перед собой.

То, о чем я расскажу, несомненно, тоже относится к не-обычным способностям человека, его психофизическим воз-можностям... Диверсия против нас была совершена, когда мы сопровождали груз через границу в нашу Туркмению. Ко-лонна сразу встала, потому что диверсанты взорвали голов-ную машину. Я со своим помощником, молоденьким лейте-нантом, назову его Н., находился на заднем сидении "Вилли-са". Вел машину наш шофер, старшина, туркмен Аман Сеи-дов. Услышав взрывы и увидев, что колонна стала, я хотел выскочить из машины, но не успел, "Виллис" тряхнуло, и все, казалось, утонуло в огне. Все дальнейшее ты тоже зна-ешь.

А теперь слушай. Я готов поклясться, что отчетливо видел снаряд, который прямой наводкой угодил в нашу машину. Раскаленная болванка лежала в машине, по ее стальной поверхности змеились огненные трещины, потом из них зловеще полыхнуло пламенем, а осколки начали медленно отделяться и плавно подниматься. И все это про-исходило бесшумно, как в немом кино. Куда-то исчез гро-хот взрывов, рев моторов, крики, пальба ...

Потом все обрело привычный ритм. Яростно взмет-нулся столб взрыва, рявкнуло, будто доской ударило по ушам, и я потерял сознание.

Отец замолчал, но через минуту заговорил снова:

- Я об этом ни с кем не говорил, потому что больше это похоже на бред больного воображения. Но недавно наш шофер, пожилой уже человек, Иван Терентьевич, член пар-тии, солидный человек, семьянин, рассказал историю, ко-торая с ним произошла уже здесь в мирное время. На него во время ремонтных работ стал падать с высоты более двух метров двигатель "Студебеккера". Ты представляешь, что такое двигатель грузовой машины. Это минимум полтонны. Когда Иван Терентьевич увидел двигатель, он был пример-но в 50 сантиметрах. И потом все остановилось. Иван Те-рентьевич оказался внизу, а двигатель потихоньку падает, а он от него сторонится, то есть, отползает. Он видел, как проплывает крышка клапанов, выхлопной коллектор про-ходит впритирку от его ноги, потихоньку входит в снег, а из-под снега поднимается пыль.

Я с интересом слушал в чем-то близкие мне ощущения и ждал, что дальше скажет отец.

- Так я думаю, - заключил отец, - что я все же успел выпрыгнуть из машины, хотя не представляю, как я мог ус-петь, и с какой дикой скоростью это должно было произой-ти, если снаряд разрывался в это время в машине.

Отец посмотрел на меня, словно ожидал какого-то объяснения, но я только пожал плечами.

- Но ведь и твой Иван Терентьевич успел отползти, ко-гда мотор был в 50 сантиметрах от него.

- Да, успел. В этом-то и штука. Я тоже успел, а лейте-нант и старшина на кусочки... - Видимо, природа заложила в человека исключительные способности, которые мы вольно или невольно игнорировали и подавляли, пока не потеряли вовсе. Ведь науке известно, что мы в своей актив-ной деятельности успеваем использовать лишь незначи-тельную часть возможности мозга. Значит, сынок, можно предположить, что у тебя, например, заработала какая-то часть мозговых ресурсов, которая не работает у обычного человека. Но, с другой стороны, как физически можно в ог-раниченное время произвести такие действия, которые не укладываются в этот временной интервал. Это же невыпол-нимая работа для мышц.

Я очень внимательно слушал. Мне было интересно, но я не знал, что сказать в ответ. Я понимал эту постоянную боль и тревогу отца за меня. Он еще и еще раз искал объяс-нения аномалий в моем сознании, чтобы убедить меня, что я нормальный человек и ничем не отличаюсь от других, хо-тя мне казалось, что его это беспокоило больше, чем меня самого. Я давно сжился со всеми своими отклонениями, и они не слишком беспокоили меня.

- Шахматисты, ужинать, - позвала мать.

- Сашенька, я ужинать не буду. Принеси мне чаю в по-стель. Что-то я устал сегодня, - попросил отец.

- Голова? - глаза матери беспокойно посмотрели на отца, а в голосе звучала тревога.

- Да нет. Все хорошо. Просто хочется полежать. У меня книжица интересная.

Я полистал эту книжицу еще днем. Это была книга "Болезни памяти" Теокюля Рибо, изданная в Санкт-Петербурге в I88I г.

Рибо утверждал, что мозг может прибегать к обработ-ке информации в ускоренном темпе. Он описывал ощуще-ния людей, переживших повторно события своей жизни в состоянии смертельной опасности. В книге был приведен случай, когда человек избежал смерти лишь потому, что ус-пел лечь между железнодорожных рельсов. За время сле-дования над ним поезда он снова пережил свою жизнь.

Где отец только выкапывает эти книги?! - подумал я.

Глава 20

Арест старого Мурзы. Жена Юсупа. Зубной врач Васильковский. Ограбление.

Я с аппетитом уплетал зажаренную в сале целую кар-тошку и хрустел соленым огурчиком бочковой засолки, ко-гда пришла тетя Нина.

- Приятного аппетита, жених, - улыбаясь, сказала она, по обыкновению подшучивая надо мной.

- Угy, - буркнул я, стараясь не обращать на нее внимания.

- Юрий Тимофеевич дома? - тихо спросила Нина мать.

- Отдыхает. Что-то ему нездоровится сегодня.

- Слушай! Что я тебе расскажу, - уже без опаски, что может помешать отец, затараторила тетя Нина. - Знаешь старого Мурзу?

- Это Мухомеджан что-ли? - стала вспоминать мать.

- Да ты что, Шур! Мухомеджан - это молодой, у него мать. Там отца нет. У того сестра горбатенькая. А этот живет рядом. Ну, у него дочка грудастая такая, Зульфия, и сын Юсуп.

- Да помню, помню, - перебила тетю Нину мать. - От которого жена сбежала, а Мурза его дед.

- Какой тебе дед? Отец он ему.

- Как отец? ... Ну, ты меня убила! Юсупу-то лет семна-дцать будет. Сколько же тогда Мурзе?