Моя Шамбала (СИ)

- Ну вот, Карпачева знаете? - Мухомеджан обвел нас внимательным взглядом и убедился, что мы знаем.

Карпачев был известным тренером по штанге в нашем городе. Он ходил, широко расставляя ноги и растопыривая руки, потому что мешали мышцы. Карпачев водку пил не часто, но когда приходило время пить, пил лихо, буянил и, в конце концов, попадал в вытрезвитель, откуда его наутро выпускали тихого и виноватого. Милиционеры относились к нему уважительно, он тренировал динамовцев, считался классным специалистом, а его ученики, которых перемани-вали в Москву, уже выступали на первенстве России и даже Союза. Да и мужик Карпачев был добрый.

- Так вот, как-то Карпачев пришел на заводские сорев-нования по гиревому спорту. Ну, Кум там вообще король. Он трехпудовую гирю выжимает раз сорок, а двухпудовик вообще сколько хочешь. Ну, занял он, конечно, первое ме-сто, а Орех, понятно, второе. Карпачев к ним подходит и го-ворит, приходите, мол, ко мне в секцию, гиря, мол, ерунда, будете штангу поднимать, может, что дельное и получится. Ну, поговорили и забыли. А недели через две Орех с Кумом шли мимо "Динамо", да и зашли. В зале, конечно, пацаны тренируются. В трико, как положено. Карпачев и говорит: "Ну, пришли, так раздевайтесь, начнем тренироваться". А Орех и говорит: "Да мы еще не знаем. Нам бы попробо-вать". Подходит Орех к штанге, с которой занимался пер-воразрядник и спрашивает: "Сколько здесь"? "Тебе еще этого не поднять, - говорит Карпачев. - Это в жиме больше второго разряда, если судить по твоему весу". "Я попро-бую". Орех скинул пиджак, подошел к штанге, с трудом на-кинул ее на грудь и легко, не останавливаясь, выжал. У Карпачева глаза на лоб полезли. Потащил Ореха к весам. Взвесил его и говорит довольно: "Да это же чуть-чуть не первый разряд. Да я тебя теперь отсюда не выпущу". Тут подходит к штанге Кум и просит прибавить к этому весу еще десять килограммов. Карпачев ему говорит: "Эй, па-рень, ты сдвинулся? У нас тяжеловесы с этим весом не тре-нируются". А Вадик Кум, он раздетый такой мощный, а в одежде даже худым кажется. Я, говорит, попробую. "Ну, пробуй". Карпачев отошел в сторону и с улыбочкой ехид-ной такой смотрит. Пацаны бросили тренировку, тоже сто-ят, смотрят. Вадик скинул пиджачишко, подошел к штанге, зажал гриф пальцами, постоял чуть, и... бымс - штанга вы-жата. У Карпачева улыбка сошла с лица, а Вадик говорит: "Прибавьте еще десять килограммов". Орех смеется. "При-бавляй, прибавляй, - говорит". Прибавили - выжал. Еще прибавили и опять выжал. Пацаны захлопали, а Карпачев забегал, бледный от волнения. "Какой у тебя вес?" - спра-шивает. "Семьдесят". "Не может быть!" Взвесил - шесть-десят девять шестьсот, "Это же норма мастера спорта", - орет Карпачев. - Тебе технику поставить для рывка и толч-ка, - и ты мастер спорта, чемпион... Орех-то килограммов на десять тяжелее Кума.

Пацаны слушали, затаив дыхание. А Мухомеджан за-молчал. У него всегда где-то тормоза не ко времени сраба-тывают. На середине слова вдруг остановится, а потом за-будет, о чем говорил.

- Ну! - подтолкнул Алика Армен. - Что дальше-то?

- А дальше ничего, - флегматично ответил Мухомед-жан. - Орех вообще не стал ходить на тренировки, а Кум два раза сходил, а на третий пришел выпимши и бутылку с со-бой принес. Они с Карпачевым выпили, а потом пошли до-пивать. Утром оба проснулись в вытрезвителе. После этого Карпачев сказал Куму: "Жаль. Ничего из тебя не получить-ся. А мог бы стать великим спортсменом".

И всем стало бесконечно жалко, что у Кума ничего не получилось.

- Что ж он не мог бросить водку ради спорта? - с горе-чью сказал Армен.

- Нужен им этот спорт! Им бы выпить, да побузить! - заметил Каплунский.

- А откуда у них сила? - поинтересовался Сеня Пись-ман.

- Действительно, где-то же они мускулы тренируют?

- Знаете, где Орех живет? - спросил Мухомеджан и сам ответил, хотя мы и так знали. - Рядом с Мишкой Горлиным, у которого брат Иван, морской летчик. Ну вот, я у Мишки во дворе был и видел, как в соседнем дворе Орех и Кум с гирями тренируются. А еще у них там штанга самодельная и гантели. Они же слесарями на пятом заводе работают. Всe сами могут сделать.

- Хреновня это все, - твердо сказал Самуил.

- Что хреновня? - не понял Мухомеджан.

- Да все. Штанга, гантели. Все в природе дело. Куму сила от природы дана. Вот ты, Изя, хоть десять раз в день штангу поднимай, а толку от этого, как от козла молока бу-дет.

Все засмеялись, а Изя Каплунский виновато улыбнул-ся, соглашаясь с Самуилом.

- Алик, а чего Кум такой злой? - спросил Володька Мотя. - Я раз нес керосин, мать посыпала, а он дядьку бил. Тот упал уже, так он его лежачего ногами, там женщины ос-тановились, стали кричать, и он ушел.

- Да, Кум в драке - зверь. Если б не Орех, он бы наде-лал дел, - подтвердил Мухомеджан. Орех умный, никогда головы не теряет.

- А Мирон? Они ж часто втроем ходят, - поинтересо-вался Каплун.

- А Мирон что? Ему что Орех скажет. Но дерется тоже здорово. ... Троица, что надо. Недаром их шпана боится.

- А они не шпана? - усмехнулся Самуил.

- Они рабочий класс и шпану не любят, - отрезал Па-хом.

- Шпана ворует, а они на заработанные гуляют.

Мы не заметили, как совсем стемнело, - зимой темнеет быстро, - и сидели, не зажигая света.

- Скоро мать Каплуна с работы придет. Надо расхо-диться, - заметил Мухомеджан.

- Ну, пойдем завтра смотреть? - спросил Пахом.

- А как же! - согласились пацаны.

Глава 18

Вор Курица. У дома Ваньки Бугая. Печать смерти. Кум выигрывает спор, а Пахом набивалку.

На следующий день к шестому уроку у Пахома вдруг заболел живот. Боли были такими сильными, что я попро-сил англичанку разрешить мне проводить Пахома домой. Бесхитростная Аллочка так запереживала, что даже пере-менилась в лице. Она замахала руками, что вы, мол, спра-шиваете, конечно, идите.

- И обязательно покажитесь врачу, - наказала Аллочка, когда за нами уже закрывались двери.

Когда мы с Пахомом миновали школу и вышли на Мо-сковскую улицу, живот у Пахома прошел, и врач ему был уже не нужен. Мы шли не спеша, наслаждаясь морозным солнечным днем. Снег валил всю ночь, и, к нашей неожи-данной радости, мы проснулись зимой. Снег поскрипывал под ногами. Люди, подгоняемые морозом, подняв воротни-ки, бежали по своим делам. Громыхал по рельсам трамвай. Воробьи затеяли драку из-за чего-то съедобного, что нашли на снегу. Они подняли писк и щипали друг друга так, что пух летел во все стороны, прямо на тротуаре, не обращая внимания на прохожих, а те обходили их стороной. Пахом пугнул воробьев, и они сорвались с места и вспорхнули дружной стайкой на дерево, прошуршав маленькими быст-рыми крыльями.

- Я свободу лучше чувствую, когда срываюсь с уроков, - поделился своим открытием Пахом. Глупо было не согла-ситься, потому что я чувствовал то же самое, хотя не был таким крупным специалистом в этом вопросе, как Пахом.

Мы пошли не по Московской, как всегда ходили до-мой, а по Дзержинской, мимо разрушенных церквей. Вме-сто руин здесь была теперь ровная площадка. Мать говори-ла, что там собирались разбить сквер.

- Смотри! Курица! - толкнул меня в бок Пахом. На улице, прислонившись к завалинке двухэтажного каменно-го дома, сидел на корточках горбун. Длинные ноги его, обу-тые в просторные сапоги, коленками упирались в подборо-док, а плечи выступали где-то за ушами, словно, голову вбили в туловище кувалдой. Острый большой нос нависал над верхней губой и придавал черному обветренному лицу зловещее выражение. Это был уже немолодой мужчина, хо-тя шапка черных волос, чуть прикрытых на макушке шап-кой ушанкой, если бы не седина, больше подошла бы моло-дому.