Моя Шамбала (СИ)

- А вот это не надо! Как договаривались? В руках чтоб ничего не было. Просишь пощады?

Аникей молча поднялся, но тут же получил хороший удар в подбородок, Теперь он уже просто отмахивался от Пахома, стараясь оттолкнуть его кулаки и хватая за руки.

- Аникей, проси пощады! - кричали со всех сторон. Откуда-то среди нас оказались младшие пацаны из шестого и даже пятого классов.

- Ладно, хватит, Пахом, - выдавил из себя Аникей.

- Проси как следует! - тяжело дыша, потребовал Па-хом.

- Ладно. Пощады!

- Атанда! Костя! - раздался чей-то голос, и в считан-ные секунды площадка за сараем опустела, будто здесь ни-кого и не было.

Глава 15

Ожидание наказания. Да здравствует разум. Мы навещаем Филина. Прощение.

На следующий день класс вcе еще пребывал в напря-женном ожидании. Мы тихо переговаривались и замирали, когда кто-то проходил мимо дверей. Мы извелись и думали только об одном, быстрее пришел бы Костя, и все, так или иначе, закончилось бы. Мы ждали справедливого наказа-ния за свою подлость. Даже раскрашенные физиономии Пахома и Аникея не смогли нас развеселить. И Аникей и Пахом молча плюхнулись за свои парты и поглядывали на всех исподлобья. По их лицам нельзя было понять, кому больше досталось. У обоих под глазами светило по лилово-му фонарю, носы припухли, а у Аникея кроме того чернела ссадина на подбородке. Мы знали, что Пахому досталось еще и от матери.

Урок проходил за уроком, а директор не шел, и никого никуда не вызывали. Пришел черед математики. Мы за-мерли в ожидании Филина и не сомневались, что он поя-вится с Костей. Но вместо Филина в класс вошла физичка.

- А где Матвей Захарович? - прозвучал в полной ти-шине вопрос.

- Матвей Захарович серьезно заболел и, может быть, больше не будет у вас вести уроки. Физичка обвела класс неприязненным взглядом через стекла своих холодных оч-ков и убежденно сказала:

- Довели?!

От такого поворота на душе стало совсем муторно.

- Лучше бы нас наказали, но Филин остался, - выразил общее настроение Женька Третьяков, когда урок закончил-ся и прозвенел звонок.

- Пацаны! - сказал Богданов. - Надо идти к Филину,

Все будто только этого и ждали. Пацаны загалдели, появился смех. Но Семенов вылил на нас ушат холодной воды.

- Выгонит, - убежденно изрек Семенов. - За такое на порог не пустит.

Галдеж сразу стих. И опять мы чувствовали неловкость в этой безысходной ситуации.

- Выгонит, значит выгонит, - подумав, решил Богда-нов. - А идти все равно надо. Только, я думаю, Филин нас не выгонит.

- Аникей, ты пойдешь? - повернулся к Аникееву Женька Третьяков.

- Чего я там не видел? - промямлил Аникеев.

- Бздишь? - презрительно усмехнулся Пахом.

- Чегой-то я бздю? Могу и пойти, - сразу согласился Аникей. Но на Пахома он не глядел.

После уроков мы узнали в учительской адрес Филина. Классная одобрила нашу идею, а географичка Нина Капи-тоновна даже расчувствовалась.

- Сходите, сходите. Он так будет рад, - пропела она рас-троганно, а потом понизила голос и строго предупредила:

- Только вы там будьте поделикатнее. Матвей Захаро-вич очень одинок. Сын погиб в самом конце войны, а жена вскоре умерла. Живут они вдвоем с сестрой. Говорят, не очень ладят.

- Нина Капитоновна! - укоризненно покачала головой Зоя Николаевна.

- Не беспокойтесь, Нина Капитоновна. Мы понимаем, - ответил за всех Женька Богданов, и все согласно закивали головами.

Филин жил на той же улице, где стояла наша школа, только выше. Мы нашли дом по номеру, написанному ме-лом над калиткой. Сам дом стоял в глубине сада и из-за старого дощатого набора не был виден. Мы скреблись в ка-литку, не решаясь постучать громче, и долго ждали, пока до нас донесся скрип открываемой двери и усталый женский голос спросил: "Кто там?"

- Даже собаки нет? - удивился Дурнев.

- Почем ты знаешь? - спросил Себеляев.

- А чего тут знать? Не брешет, значит нет. У нас у Дорфманов мимо ворот пройдешь, так полдня потом собака брехать будет.

- Кто там? - теперь голос был рядом, за калиткой.

- Мы к Матвею Захаровичу, ученики, - вразнобой отве-тили мы.

Звякнул засов, и калитка отворилась. Немолодая уже женщина с грустными карими глазами, очень похожая на Филина, стояла перед нами. Тот же взгляд, как бы исподло-бья, хотя она и была без очков, тот же крупный, но пра-вильный нос. Из-под простенькой ситцевой косынки, завя-занной узлом сзади, выбивались темно-русые с проседью волосы. У Филина волосы были белыми как мел, которым он писал на доске условия задач, но, наверно, раньше они были вот такими темно-русыми, как у сестры.

- Проходите, я ему скажу, - в голосе женщины было удивление. Она пошла вперед, у дверей обернулась:

- У нас, кстати, в доме колокольчик. Нужно было по-дергать за проволочную петлю справа от калитки.

Действительно, через весь сад от забора тянулся тон-кий проволочный шнур. Мы просто не заметили проволоч-ную петлю у калитки.

- Подождите минуточку! - сказала женщина и ушла в дом.

Мы огляделись. Весь сад состоял из нескольких яблонь и ягодных кустов вдоль проволочной ограды, отделявшей соседние участки слева и справа. Вдоль дорожки еще стоя-ли цветы: коготки, бессмертники, и чудом держались аст-ры. Дорожку, вымощенную когда-то давно красным кирпи-чом, который высыпался от времени, устилали жухлые ли-стья. Домик был невелик и стар. Крыша под железом, но облезлая, оттого что ее давно не касалась краска. Фунда-мент чуть просел, от чего и двери, и окна покосились. Стек-ла в окнах были вставлены местами из половинок, а стыки замазаны для тепла замазкой. За домом угадывался не-большой огородик, вряд ли больше двадцати метров в дли-ну: нам виден был тупик из редких, черных от времени, до-сок.

- Входите! Матвей Захарович вас ждет. Только он про-сит извинить его. Ему нельзя вставать.

Мы не заметили, как открылась дверь, и к нам снова вышла сестра Филина. Она провела нас через сенцы, где в беспорядке, на небольшом квадратном столе, на полу, на стульях стояли пустые банки, бутылки, а в углу теснились мешки, наверное, с картошкой, приготовленной для засып-ки в погреб, в комнату с низким потолком, до которого ка-ждый из нас мог дотянуться рукой. В углу стояла железная узкая кровать, на которой полулежал на высоко поднятых подушках наш Филин. Нижняя рубаха (к таким рубахам солдатам выдают кальсоны с тесемками внизу у щиколо-ток) белела в тускло освещенной одним окном комнате.

- Здравствуйте, Матвей Захарович! - ребята неловко поздоровались и замолчали, не зная как вести себя дальше.

- Здравствуйте, здравствуйте, орлы! - голос Филина будто смазали елеем. Он звучал вкрадчиво и ехидно. - Пришли все же! Не испугались!.. Это кто ж тут у нас? Ну, конечно, Богданов, Третьяков, Анохин. И Дурнев тут, и Аникеев, и Себеляев... - Теперь в его голосе было удовле-творение.

- Матвей Захарович! - начал Богданов. - Мы просим у вас прощения за наш дурацкий поступок. Мы сознаем, что поступили подло.

- То-то, что подло. А ты, Богданов, выходит, за всех от-дуваешься. Вон как у тебя лихо все получается, "осознали", "поступок". Прямо, как на собрании. Ты-то этого не делал, небось? - Филин дышал тяжело. Видно, говорить ему было трудно.

- Не делал! Но...

- Это я подпилил ножку! Я не думал, что все так вый-дет, - тихо сказал Аникеев.

Ребята изумленно глядели на Аникеева, а он стоял бледный, с дрожащими губами, и слезы готовы были брыз-нуть из наполненных глаз.

- Простите меня! - и он, не дожидаясь, что скажет Фи-лин, бросился вон из комнаты. Что-то громыхнуло в сенях, хлопнула дверь.

- Остановите его. Скажите, что я на него не сержусь.

Дурнев кинулся было за Аникеевым, но вернулся тут же и сказал:

- Не догнать. Он уже по улице бежит.