Вопросы

– Я пришел сказать, что она осталась должна мне крупную сумму. Мне нужны эти деньги. И теперь мне их должен ты.

– Кто ты? – спросил еще раз Киргиз.

– Я тот, кого ты хотел видеть, – напомнил Дим. – Я пришел за деньгами.

– Ах, ты мразь! – взорвался Киргиз. – Да как ты смеешь говорить мне о деньгах! Ты убил ее...

Дим пожал плечами.

– Ты меня искал. Я здесь. Не теряй времени, Киргиз...

Киргиз выхватил из-за пояса тупоносый, тоже какой-то скуластый пистолет и направил на Дима.

– Стреляй. Там рубят мясо и ничего не будет слышно, – помог Дим. – Или мне подняться, чтобы ты не промахнулся? Или у тебя дрожат руки? Киргиз, у тебя дрожат руки. Руки, которыми ты бил ее по лицу...

Киргиз присел на стол и опустил руку с пистолетом.

– Она запудривала синяки, когда ходила в дорогие магазины. Все говорили: вот та, что с Киргизом, новая шлюха, которую он ревнует к каждому охраннику. А она ни с кем не была. Только с тобой. И за это ты бил ее. И за это платил ей. Она покупала шубы и пудрила лицо. А потом нашла другую пудру. И что ты теперь без нее – без запаха ее дорогих духов, без шуршания ее одежды, без блеска ее бриллиантов, без ее глаз, без ее голоса? За что же бил? За то, что однажды она пошла за тобой, за то, что терпела тебя и шептала тебе на ухо нежности? Ты же знал, что она наркоманка. Ты все знал. И сейчас ты знаешь, кто ее убил. Это не я, Киргиз. Это тот, у кого дрожат руки. 

Киргиз бросил пистолет на стол и закрыл лицо ладонями.

– Я любил ее...

– Так нужно было жениться, рожать детей и нянчиться с ними...

– У меня есть жена и дети. Это казино я купил на деньги тестя.

– Ну, вот и ответ.

Дим поднялся, пошел к двери.

– Постой!..

Киргиз перегнулся через стол и достал из верхнего ящика несколько тугих пачек валюты.

– Этого достаточно?

– Да, – кивнул Дим.

– Что она еще говорила обо мне? – спросил Киргиз.

– Ничего. Она вообще ничего не говорила. Никогда не радовалась, никогда не плакала. Но она была тебе верной.

Маленькие глазки Киргиза покраснели от слез. Но слезы не капали, не текли по лицу. Они застыли в покрасневших глазах, взгляд Киргиза остановился, и Дим вдруг испугался этого остановившегося взгляда, испугался своей внезапной жалости к этому человеку.

– Жизнь такая. Не мы ее придумали...

– С тех пор как я увидел ее мертвой, не могу даже заплакать, – сказал Киргиз. – Я думал, что она слишком счастлива со мной, что ей слишком повезло, что она не ценит этого и изменяет мне, а она только молчала, сцепив зубы. Я не хотел, чтобы так... все закончилось. Я любил ее. Без нее... я не знаю, зачем жить.

– Ты не виноват, – сказал Дим. – Она сама сделала выбор. Могла ведь просто уйти от тебя.  Ты же не толкал ее к смерти.

– Я сказал, что убью ее, если она меня бросит. Найду и убью. Она не могла уйти... живой.

Дим взглянул на него в последний раз и вышел из кабинета.

Весна приходит приступами безумия. Вдруг повалил снег, покрыл высохшие тротуары, а через час стал таять, течь и хлюпать под ногами.

Дим застал Джина в «Фараоне» еще до открытия. Тот оглядел его с ног до головы и прищурился.

– Неужели нашел?

Дим бросил на стол пачки денег. Джин разорвал их и стал пересчитывать купюры.

За окнами темнело. Тротуары снова высыхали, но обманы непостоянной весны стискивали сердце. 

– И где взял? – спросил Джин, окончив подсчет и возвращая Диму часть наличных.

– Нина перечислила… по Вестерн Юнион.

– Шутишь? Ну, молодец.

Джин всмотрелся в него и не сказал ничего больше.

– Я попрощаться хочу, Джин, – Дим подошел к окну и посмотрел на клочки тающего на тротуаре снега. – Уезжаю.

И Джин растерялся. Никак не предполагал ничего подобного.

– Мне сказали, что человек не должен вот так маяться, как мы с тобой. Особенно мужчина. Он должен строить дом, сажать деревья и...

– Дальше я знаю, – перебил Джин. – Это тебе не моя бабка шепнула?

– Нет, моя девушка...

Джин развел руками.

– Ну, поздравляю! И с девушкой, и с твоей новой идеей! Только скажу тебе... ты поедешь куда-то в глушь, в провинцию, чтобы строить, сажать и растить, а потом окажется, что то, что ты строишь, не дом, а притон для разбойников с большой дороги, что сажаешь ты не фруктовые деревья, а обычную коноплю, и что твои дети – уроды и отморозки! Это жизнь, от которой ты никуда не денешься!

Дим покачал головой.

– Я покончил с этой жизнью, – твердо повторил Джину, оглянувшись на наручники в кресле. – Я ничего этой жизни не должен. Я начну новую. Она... чистая, светлая, честная. Для нее это все, – он кивнул на пачки денег на столе, – ничего не значит. Она другая. И я стану другим с ней.

– Ну, попробуй, – отмахнулся тот. – Мне жаль тебя терять, но у меня тут свои планы наклевываются. Я, знаешь, сошелся с Зилом, думаем Ахмета задвинуть. А без Ахмета – прямой выход на центр. А центр паутины – это логово, самое теплое и укромное местечко. Главное, старого и слепого паука выманить и самому туда влезть. Мы все рассчитали. Мы его выманим. Он уже клюнул на одну вертлявую муху, которая его погубит. И я влезу на его место. Зил прикроет. Ну, а потом и Зила, и эту муху – к черту. Короче, жизнь закипит.

Тебе, брат, удачи. Я не очень верю, что есть другая жизнь, но раз ты говоришь, может, и есть. Надумаешь вернуться в дело – всегда пожалуйста. Ты меня ни разу не кинул. Я добро помню. 

         Дим, не пожелав ему в ответ удачи, поспешил навсегда уйти из «Фараона».

         Глеб-Фуджи крепко пожал руку на прощанье.

– Скучно здесь будет без тебя. Я умру с тоски. Или сопьюсь. Ты хоть на свадьбу меня позови... Нет, сначала вы будете встречаться, долго-долго держаться за руки, потом впервые поцелуетесь в кино... В провинции сейчас ходят в кино?

– Ходят, – кивнул Дим.

– А уже потом вы поженитесь, снимете маленькую квартирку с окнами на море или домик в рыбацком поселке, и будете жить очень счастливо... Дико счастливо, как первобытные люди. Неимоверно счастливо.

– И разведетесь в один день, – бросила Лиля.

– Я начну с ней все заново, – повторил Дим.

– Э, ребята, и мы никогда не будем спать в одной постели? – огорчилась Лиля.

– Да, Лилек, придется тебе довольствоваться одним мной, – Глеб обнял ее за плечи. – Дим бросает нас в пыльной столице и едет дышать прозрачным приморским воздухом. Будет работать грузчиком в порту, натянет тельняшку и позабудет, как мы проигрывали в покер по пятьдесять тысяч баксов за вечер, а утром похмелялись зубной пастой. Жизнь пойдет без перепадов. Ровно-ровно, как по рельсам. А мы с тобой расширим нашу мастерскую, возьмем на работу еще одну девчонку, будем проявлять километры фотопленки и тонны дисков и тоже заживем тихо-мирно, и забудем наше с Димом зыбкое прошлое.

Лиля подумала и кивнула.

– Согласна. Только давай возьмем на работу не девчонку, а парня, и будем...

– Ну, ясно, – улыбнулся Глеб Диму. – У тебя там все будет по-другому...

         Старые вещи остались в старой квартире, в старой жизни. Дим запер квартиру, на сдачу Джина купил билет в приличный купейный вагон, обвел в блокноте ее адрес красной замкнутой линией и поехал на юг.

         В купе было уютно. Он представлял почему-то, что сейчас к нему подсядет пожилой господин, и они до самого утра проговорят о перипетиях личной жизни каждого. Дим даже нашел те слова, которыми он опишет свое чувство к незнакомой девушке... Самые добрые и нежные слова, которые он когда-либо слышал в жизни. И которых, уж точно, никогда не произносил сам.

         Но никто не подсел. Билеты в приличный вагон оказались не по карману большинству пассажиров, и Дим промаялся в купе один. Вечером заглянула проводница, подала постельное белье и поинтересовалась: