Вопросы

Когда она вернулась, Выготцев лежал без движения, как после долгого заплыва. Таня натянула одежду и поднялась.

– Поцелуй меня, – попросил он.

Она наклонилась и поцеловала его в губы.

– Какая ты сладенькая...

– Вы очень хороший, – сказала она. – Добрый.

– Что тебе купить, моя куколка?

– Купите мне костюм.

– Только не брючный! Не носи брюки! – запретил он. – Никогда не надевай брюки и не стригись коротко.

Она усмехнулась.

– Обещаю вам.

Он вытер мокрый лоб и достал из кармана расстегнутых штанов деньги. Отсчитал несколько купюр, и она взяла без колебаний.

Уже утром примеряла в бутике новый костюм, одергивая широкие брючины перед зеркалом. Серый цвет делал ее безликой до неузнаваемости. Потом, с фирменным пакетом в руках, зашла в парикмахерскую. 

– Как можно короче, – попросила мастера. – Один друг подкинул мне идею.

– Не жаль волос? – та всплеснула руками. – Сейчас мода на длинные волосы. И короткая стрижка вас испортит.

Таня засмеялась.

В тот день она не виделась с Выготцевым, он не ночевал дома, но позвонил с какого-то банкета и пробормотал обычную чушь, что любит ее и хочет поцеловать в попочку.

А на следующий вечер орал на нее, в бешенстве вращая глазами:

– Дура! Уродина! Сделала из себя пидора!

Схватил ее за плечи.

– Сволочь! Как ты могла?!

– Так-то вы меня любите? – она покачала головой.

Под торчащим ежиком волос ее лицо сделалось худым и маленьким, только глаза засияли ярче.

– Танечка... ну, зачем ты так со мной?

И она вдруг заплакала. Жаль стало волос, своей юности и себя прежней...

– Николай Петрович...

Уткнулась ему в рубашку.

– Ну, маленькая моя, ну... Тебя ничем не испортишь, не плачь. Находит просто на маленьких девочек. Находит. Совсем на Кольку похожа стала. Мальчик мой хороший. Не плачь, моя маленькая. Я тебе парик куплю, хочешь?

– Не хочу.

– А платье новое хочешь?

– Не надо.

Она вытерла слезы. Выготцев прижался к ее губам.

– Какая ты еще глупенькая... моя плакса.

– У меня никого нет, кроме вас, – повторила Таня.

– Ну, все. Давай ужинать и кофе пить. Нельзя всю ночь реветь, сама знаешь.

Она села в кресло.

– Я посижу немножко. Сердце колотится. Вы ужинайте.

Выготцев ушел на кухню, а Таня сидела перед зеркалом и смотрела на свое обезображенное отражение, и оно казалось ей бессмысленным, набросанным карандашом на холодном куске стекла, и в то же время – более реальным, чем она сама, и более живым, чем ее тело.

– Я даже изменить вам не смогла... Что же вы со мной сделали, Николай Петрович? – спросила Таня у зеркала.

         Глеб почти пришел в себя. Его подруга, Лиля-Фуджи, заулыбалась, постоянные клиенты повеселели, и весна стала ярче.

         Дим поторчал у памятника, выпил в кафе обжигающего чаю, посмотрел через стекло на фигуру Глеба в мастерской и задумался, входить ли. Лиля увидела его и махнула рукой. Дим вошел.

– Я еще не нащелкал, – сказал о фотопленке.

Лиля оперлась о прилавок.

– Да посиди. Сегодня солнышко такое.

– И ветер утих.  

Глеб кивнул, думая о чем-то своем.

– Я вчера в «Колизее» в бильярд играл, – сказал вдруг.

Дим насторожился. Но Глеб не продолжил. Лиля тоже обернулась к нему.

– И что?

– Лилек, слышь, сходи купи пива, – попросил Дим, протягивая деньги. – Дерет в горле от этого солнца.

И когда она вышла и перешла легкой походкой на другую сторону площади, Глеб, глядя на ее стройную фигурку, сказал глухо:

– Уезжай отсюда. Киргиз вчера всех о тебе выспрашивал.

– Поздно уезжать. И некуда, – ответил Дим.

– Он в бешенстве. На Нине, знаешь, клин у него вбился. Я его очень хорошо понимаю. У него руки дрожат.

– Значит, промахнется, – усмехнулся Дим.

Лиля показалась вдали с тремя бутылками в руках.

– Уезжать тебе надо, – повторил Глеб.

– Я Джину должен.

– Тем более...

– Он найдет. Он из под земли меня достанет, из любой дыры...

– Хату оставишь – не будет искать.

– Хаты не хватит.

Вошла Лиля.

– И что ты собираешься делать? – спросил Глеб.

– Пиво пить.

– Долго?

– До конца недели.

– А потом?

– А потом... мое имя будет служить примером того, как не надо было себя вести.

Глеб смотрел пораженно. Дим открыл пиво и подал девушке. Потом открыл свою бутылку и стал пить.

– Давай продадим к черту эту мастерскую! – воскликнул Глеб.

– С чего бы?! – ужаснулась Лиля-Фуджи.

– Этого мало..., – ответил спокойно Дим. –  Я полгода давал ей в долг. Я не мог ей отказать. Ее ломало, рвало. Сначала она платила, а потом денег перестало хватать.

– Ты сдохнешь вместе с ней, – понял Глеб.

– Давайте продадим мою квартиру, и я перееду к тебе, – предложила Лиля Диму, сообразив, в чем дело. –  Нет, лучше вместе переедем к Глебу. И будем спать в одной постели. Это классная идея, ребята!

Дим и Глеб переглянулись, и Дим кивнул.

– Да, это классная идея. Обсудим в подробностях через неделю.

Глеб вышел за ним из мастерской.

– Ну, скажи, чем тебе помочь! Давай закажем к черту этого Киргиза! Должен же быть какой-то выход?!

– А потом – закажем Джина, потом Ахмета. Потом возьмем кредит в банке, чтобы расплатиться с киллерами... Все будет хорошо, Глеб. Как-то обойдется. Не бери в голову. Я не собираюсь умирать.

Глеб попятился к двери. Дим махнул ему рукой и нырнул в толпу.

«Колизей» – самое известное казино столицы. А Киргиз – никакой не киргиз вовсе. Обычный полноватый дядька с выступающими скулами и узкими глазами. Всегда одет с иголочки и надушен. Говорят, он даже неплохой малый, когда дела его идут хорошо. Но в последнее время его дела... его дела перестали его волновать. Его волновало, что делать с ее посиневшим телом, где достать хороший гроб, как заказать место на кладбище, как отвезти ее тело в этом гробу на это место, чтобы засыпать землей и не мучить себя больше. Но не мучить не получалось. Боль не ушла в землю, не унеслась в небо. Душила обида на ту, которая бросила его так безжалостно... И вдруг эта обида получила новое русло: во что бы то ни стало найти того, кто толкнул ее на этот путь. Обязательно – толкнул. Сама она не могла... И как только он оправдал ее, боль стала отпускать, а обида получила практический выход – найти виновного. Киргиз приступил к делу рьяно. Остервенело. Но под его натиском знакомые дилеры стали путаться – не от страха за Дима, а от дикого напора Киргиза. Каждый подумал, что и он сам мог быть причастен, и это связывало язык, словно в рот заливался желатин и застывал там липкой массой.

Дим прошел бильярдный зал, кегельбан, понаблюдал за прыгающим шариком рулетки и поинтересовался, как найти хозяина. Киргиз оказался на месте.

– Кто спрашивает? – осведомился один из охранников.

– Тот, кого он ищет, – ответил Дим.

Парень пошел в его кабинет доложить. Кабинет Киргиза рядом с рестораном. Слышно, как отбивают мясо с кровью, как стучат ножи по дощечкам и пахнет жареным.

– Зайди, – кивнул парень.

Дима обыскали и, не найдя оружия, которого тот никогда не носил, пропустили в кабинет к хозяину.

Киргиз застыл посреди комнаты, по-видимому нервно вскочив из-за стола.

Дим остановился, закрыл дверь. Потом прошел и сел в кресло.

– Кто?! – воскликнул Киргиз, силясь припомнить его лицо и сомневаясь, что охранник не ошибся.

Дим посмотрел на его скуластое полногубое лицо, на его маленькие черные глазки, на торчащие на его квадратной макушке волосы, на его широкие ладони с волосатыми толстыми пальцами, на живот, выпирающий из-под дорогого пиджака... Ох, бедные женщины, вынужденные говорить ему комплименты.

– Я тот, кто продавал Нине героин. Ты же хотел меня видеть. Я пришел.

Киргиз открыл рот, ожидая какого-то подвоха. Но Дим умолк, наблюдая, как тот пытается побороть изумление и растравить прежнюю обиду.