Вопросы

Правда, Киргиз сегодня должен был вернуться из Москвы. Дим знал об этом, но уперся. 

– И долг за тобой.

– Завтра расплачусь. Я все помню, – заверила она спокойно.

– И я помню – приличная сумма. Сколько возьмешь? – сдался Дим.

– Сколько есть, все.

Все, так все. На мгновение он коснулся ее дрожащей руки, в которой уже не было тепла. Холодная кровь, разбавленная героином, синеватые прожилки на руках. Сплошной комок пульса, подрагивающих вен, натянутых сухожилий, скрипящих позвонков. Нина...

В салоне «Фуджи» тепло и хорошо пахнет. Чем-то чистым и лакированным.  Дим отдал пленки для проявки и сел на высокий табурет для посетителей, как перед стойкой бара.

– Завтра с утра заберешь, – кивнул Глеб-Фуджи.

– Я знаю. Так, погреюсь немного. Ветер там дикий... Нина приходила.

– И что?

– Ничего.

Глеб оставил работу.

– С Киргизом она?

– Со многими.

– Нет, я слышал, она в его казино прочно прописалась.

– Где деньги, там и она...

С Киргизом они еще тогда решили, что Дим на нее претендовать не будет. Ему с Киргизом не тягаться. А вышло, будто продал ее. Ну, сама хотела продаться – сама так решила.

– Я сегодня одну девчонку видел... Классная. Чистая. Тут ее фотография есть. А я еще подумал, что она ищейка, раз так за мной наблюдает. А она просто... Может, понравился я ей. Гувернантка. Представляешь?

Глеб молчал.

– Представляешь, гувернантка? – повторил Дим. – Из какого-то века, хрен его знает, какого. Из прошлого. Такая красивая девочка. А посидели в «Мираже», знаешь... Ну, зря, короче. Она уедет в свой век... и все. А я тут останусь. Под памятником. Мне и сказать ей нечего было. Ну, что я скажу? «Ты клевая, давай трахнемся»? Она на пианино играет. С детишками математику учит, рисует. Бедная, наверное, девочка. Честная, бедная, гордая. Не наша, короче... Я к чему говорю, ты мне ее фотку тоже отпечатай. На стенку повешу. Не Дженифер эту Лопез, а ее. Таней зовут. Такая красивая... Такие волосы... В них ветер живет. Худенькая, тоненькая, и глаза беспокойные... и ладошка такая маленькая. Так бы и расцеловал всю, за то что такая хорошая...

Глеб пожал плечами и сказал вдруг: 

– Жалко мне Нину. Я слышал, тошно ей от Киргиза.

– Откуда ты все слышишь?! – сорвался Дим. – Сама хотела. Пусть теперь хоть блюет от него, чихать мне на это!

– Ей помочь-то некому...

– И мне помочь некому. И тебе помочь некому. Но мы же не ложимся под первого крутого с бабками, чтобы потом блевать от него!

– А что мы делаем? И мы точно так же ложимся. Ты – под Джина, я – под своего хозяина. За гроши. Всем круто жить хочется, тусоваться и курить Parlament. Хотя бы это...

Глеб подошел к окну и посмотрел вдаль на площадь. 

– Возле твоего памятника полно народу. Рано ты свернулся.

– Товар кончился, вот и свернулся. Чего зря мерзнуть?

Дим еще посидел молча, чувствуя, что ветер проник за ним и внутрь, разогнал тепло по углам и обдал холодной дрожью.

– Ладно, Глеб, брось. Прорвемся! – сказал самому себе.

Тот не оглянулся.

– Рвемся, рвемся. Уже все швы на сердце трещат. Так, накатило что-то. Идем хоть напьемся...

– Нет, – поднялся Дим. – Мне к Джину надо. Товар кончился.

Глеб все смотрел на памятник.

         Около полуночи Джина всегда можно найти в «Фараоне», его собственном клубе в самом центре города. Тусовка у него там вполне светская, под милицейской крышей. «Фараон» – клуб не очень шумный и не очень броский, криминальной пафосностью Джин не балуется. Его положение должно быть прочным, Джин – не игрушка-неваляшка, а волчок, который вертится вокруг своей оси. Ему нужна надежная точка опоры.

         Лет Джину немного. Может, и тридцати нет, но взгляд хитрый на все старушечьи восемьдесят. И сплетник он – будь здоров. Такие мерзости выуживает о каждом, какие писарчукам желтой прессы и в кошмарных снах не снились. Хочешь узнать о ком-то гнусность – смело обращайся к Джину. Впечатление, что если кто-то и трахнул собственную собаку за запертой дверь ванной, то Джин непременно держал ее за лапы.

         И прежде чем откроешь рот, Джин уже ответит на тот вопрос, который ты еще не задал, а, может, и не собирался задать. И так ответит, что ты поверишь, будто только за этим ответом и приходил к нему.

         Дим увидел его за одним из столиков в веселой компании из двух девушек и двух парней на подпитии. Джин был пятым, но по его поведению и разухабистым жестам, Дим определил, что он – номер один, а два его пьяных друга – оба на пятом месте. Отрывать его не хотелось, Дим выпил у стойки бара и затусовался в толпу потанцевать. Его узнали, кое-кто кивнул. И танцевать расхотелось.

– Эй, Джин, – Дим подошел к столику. – Разговор есть.

– А, да... да... да..., – кивнул тот. – Давай наверх.

Наверху у него кабинет. Типа спальни. Диван и кресла, короче. Никаких бухгалтерских столов. А так, на случай – если приспичит. И всегда пара наручников в кресле. Джин с них глаз не сводит. Прикалывают они его.

– Ну, будем баланс сводить? – Джин плотно закрыл дверь кабинета.

Дим выложил деньги. Тот пересчитал и уточнил спокойно:

– Когда остальное?

– Завтра вечером.

– Знаешь, сколько?

– Знаю, – Дим отвернулся. – Знаю.

– И кто заторчал так?

– Одна знакомая.

– Ок, если ты ей веришь. Иначе – твоей хаты не хватит покрыть долг. И тебя самого не хватит.

– Знаю, – повторил Дим.

Джин расплатился и снабдил новым товаром.

– Ты на ветер не спускай, слышишь?

– Я не спускаю, что ты, Джин... Я не первый год работаю, – напомнил Дим.

– Первый – не первый, а долг растет, – Джин прищурился. – Девкам за трах не давай. Тебе дороже выйдет.

Дим снова кивнул.

– Я никому не даю. А девки мне сами приплатить готовы... Эту я давно знаю. Она всегда рассчитывалась.

Джин снова скользнул взглядом по наручникам, словно впитывая их металлический блеск. Дим поднялся.

– Да посиди. Я успею, – остановил Джин. – Вот ту рыжую обработаю. Пусть она пока поскулит за мной.

Дим промолчал.

– Не гони, ты не мог ее не заметить! – упрекнул Джин. – Она клевая. Такой рот – чего в нем только не было...

– Как в мусорной урне, – добавил Дим.

– Молчи! Я уже знаю, как ее распишу... Может, останешься?

– С вами?

– Нет, с покойниками в морге! С нами, конечно. Мои кенты что-то набрались до третьего звонка и раньше меня отъехали. Ну?

– Нет, Джин. Пойду я.

– Блондинка-такса – твоя, – предложил Джин.

– Не прет меня от сучек...

– А кого прет от сучек? – хмыкнул тот. – Думаешь, я специально псарню развожу? Завтра, может, зяблики будут, цыплята табака с хрупкими косточками, а послезавтра – косяк селедки. О, хорошая мысль, косяк...

Джин закурил, любуясь наручниками в кресле.

– Ну, как знаешь. Мое дело – предложить. Правила гостеприимства, мать их...

– Я не гость, Джин. Я тут на ставке.

– А, правда, – согласился тот. – А раз так, подваливай завтра с деньгами. Понял?

– Да.

Дим снова прошел сквозь толпу танцующих и исчез из «Фараона».

Пришло в голову отыскать Глеба в какой-нибудь забегаловке, но его мобильный не ответил. И чтобы отогнать подступающий липкий сон, Дим причалил к клубу «Океан», славившемуся своим тихим настроем и аквариумом с пираньями. Пираньи не спали. Дим стал пить кофе и смотреть в их зубастые морды. Кофе казался соленым и отдавал рыбой.

Подошла девчушка и виновато улыбнулась.

– Может, хочешь?

– Начинаешь карьеру? – догадался Дим. – Ты должна улыбаться, как акула, и говорить без вопроса в конце: Ты хочешь!

Она усмехнулась, и накрашенные глазки поплыли к вискам от детской улыбки.

– Ты хочешь! – повторила она.

– Хочу, – согласился Дим. – Куда пойдем?

– Тут есть комнаты. Сзади.

Она взяла его за руку и повела за собой. Комната была размерами с большой туалет, с диваном и зеркалом во всю стену. Неизвестно, для чего предназначалась раньше.