Моя Шамбала (СИ)

Глава 12

Цыган. Убийство в состоянии аффекта. Снова в колхозе. Участковый Николай Кузьмич. В избе у Насти Кузиной. Ушел. Логический конец.

После того как женщины чуть успокоились, отец рас-сказал им, что я видел.

- Так это ж Толик Цыган. Ах, сволочь. Оставил его председатель на нашу голову, пожалел. Как был зверем, так и остался, фашист.

- Что, цыганской национальности?

- Да нет. Обличье у него цыганское. Глазами зыркает: зырк, зырк. И волосы кучерявые, черные.

- Ваш, деревенский?

- Пришлый. Появился в деревне до войны. Кто гово-рит из Молдавии, кто из Чеченских краев. Да он и года не прожил у нас. Как посадили, так всю войну и просидел.

- Так он уже сидел? - удивился отец. - За что ж сидел-то?

- Слушай, Тимофеич, расскажу.

- Выделил ему председатель хатку пустовавшую. Хатка не ахти какая, но жить можно. Толя оказался мужиком мас-теровым. Хату поправил. Сам печку новую сложил. В кол-хоз взяли его конюхом. Коней он хорошо знал, даже, не-чисть, ржал по-ихнему. Пошел было по бабам шалить за-мужним. А бабы на него поглядывали, потому что мужик видный был, ничего не скажешь. И отличие в нем от на-ших. Наши все больше рыжие, губастые, а этот черный, гу-бы тонкие, нос прямой. Но здесь ему мужики наломали бо-ка... Не любили его мужики. И дети боялись. Завидят, бы-вало, еще вдалеке идет, и - врассыпную, а то попрячутся. Ладно. Через короткое время привел откуда-то из города девку молодую. Девка ладная, справная, только бесстыжая. По деревне ходит, глазами мужиков ест. А те, дураки, тают. Нравится им. Ну, это ладно. А аккурат перед самой войной это все и случилось.

Тоня подтянула потуже концы платка и продолжала:

- Что у них там с девкой-то этой, Галей, случилось - дело темное. Может, приревновал или еще что, баба-то рас-путная была. Только стал он ее бить. Она во двор. Он за ней с топором. Да во дворе ее и зарубил. Галя его чуть до калит-ки не добежала. Крови было! Увидел, что наделал, топор бросил, вбежал в дом, облил все керосином, да поджог. Дом полыхает. Народ сбежался. Сначала не поняли, в чем дело. Потом увидели его мертвую сожительницу. А цыган чуть поодаль стоит и смотрит, как дом горит. Мужики наброси-лись на него, скрутили, а он и не сопротивлялся. Только зу-бами скрипел, матерился и что-то бормотал не по-нашему.

Тоня помолчала, переживая эту давнюю трагедию. Потом сказала:

- А на суде он не отрицал, что убил девку, плакал, бо-жился, что любил ее и не хотел убивать. Сам, мол, не знает, что на него нашло. В общем, ничего не помнил.

- Убийство в состоянии аффекта, - сказал отец.

- Как? - не поняла Тоня.

- Ну, убийство в состоянии помрачения рассудка.

- Во-во, так и в суде говорили, - закивала Тоня.

- Да-а! - покачал головой отец. - Интересно. А как же это его председатель опять в колхоз принял?

- Да вот так и принял. Вернулся-то тихий, виноватый. Колхозу-то он ничего плохого не сделал. Да и куда ему по-сле тюрьмы-то?.. Первое время так и жил с лошадьми, а по-том его приняла Настя Кузина. Он ей еще до войны, до это-го случая глянулся. Мужик у нее еще до Цыгана погиб, в речке утонул, с моста на машине пьяный свалился. Детей у них не было, не успели обзавестись, а замуж она больше так и не собралась. А тут война... Ну вот, с ней Цыган и живет. И все б ничего. Люди тот случай забывать стали, да только Цыган пить начал, а начал пить, начал и подворовывать. Не пойман, конечно, не вор, а только до Цыгана в деревне все спокойно было, а туг: плохо не клади - то одно пропадет, то другое. И кур ворует, и с огорода овощами поживиться не брезгует. Мужики ему прямо сказали: поймаем - убьем.

- А он что? - спросил отец.

- А он отнекивается. Если убьете, говорит, то невинно-го. И скалится, вроде как. в издевку. Из города какие-то по-дозрительные раза два наезжали. Тогда в сельмаге и один раз, и другой по целому ящику водки брали.

- Плохой человек! Чужой! - заключила Тоня.

- Да уж хуже некуда, - согласился отец.

Тоня замолчала и сидела тихо, ожидая, что еще спро-сит отец. Но отец тоже молчал, словно взвешивая, как луч-ше сказать ей про то, что он задумал и, наконец, спросил:

- Тоня, ты своего участкового хорошо знаешь?

- Николая-то Кузьмича? А как же! Хороший человек, душевный, всегда выслушает. Внимательный. Он-то цыгана и сдерживал. А то этот гад здесь и не такого еще натворил бы.

- Вот и хорошо. Придется тебе взяться за это дело. Нам с милицией связываться никак нельзя. Объяснить мы ниче-го не сумеем, только наживем неприятности.

- Что делать-то? - сразу согласилась Тоня.

- Скажи участковому, что у тебя есть подозрение, что Павла убил Цыган.

- Так как докажешь-то?

- Скажи, что у Павла пропал портсигар, и что ты виде-ла вроде этот портсигар у Цыгана. Пусть участковый по-ищет его за рамкой с фотокарточками.

- А если портсигара там уже нет?

- Вряд ли он сейчас за ним полезет. Во-первых, не та-кая это вещь, чтобы рисковать из-за нее. А во-вторых, если Цыган и захочет ее продать, то переждет, пока все утихнет. Портсигару цена-то бутылка. И с собой таскать такую улику он не станет.

- Ну, а вдруг не найдут портсигара, Юрий Тимофее-вич? - упрямо стояла на своем Тоня.

- Ну, тогда с тебя и взятки гладки, - успокоил ее отец. - Ты просто скажи, что они за рамку всегда прячут деньги и всякую нужную мелочь от посторонних глаз. Ты же не уве-ряешь, что портсигар лежит там. Ты просто думаешь, что он может быть за рамкой.

Недели через две к нам зашли Тоня с бабушкой Мару-сей. Обе были возбуждены и, несмотря на траур, в хорошем настроении.

- Только что из суда, - объявила Тоня.

- Неужели посадили гада? - обрадовалась мать.

- Пятнадцать лет дали ироду! - с удовольствием сооб-щила бабушка Маруся. - Бог, он все видит. - И она перекре-стилась на угол кухни.

За чаем Тоня рассказала о том, что произошло за эти две недели.

Участковый Николай Кузьмич, человек рассудитель-ный, внимательно выслушал Антонину, которую знал как женщину самостоятельную и серьёзную. Павлу он сочувст-вовал как фронтовик фронтовику. И то, мальчишкой вое-вал, пол-Европы прошел, а погиб не за понюх табака, так и не пожив как следует и не определив по-настоящему своего места в этой жизни. Цыган же давно был бельмом на глазу у всей деревни. А поэтому участковый принял информацию к сведению и вполне поверил, что все могло быть так, как Антонина и говорила.

Не откладывая в долгий ящик, Николай Кузьмич по-дождал до вечера, когда, по всем приметам, Цыган должен был находиться дома, и пошел к избе Насти Кузиной. Изба стояла на отшибе, задами к лесу. Открыла Настя. Цыган, как и рассчитывал Николай Кузьмич, оказался дома. Был он уже под хмельком, но еще не пьяный. Настя засуетилась было накрывать на стол, но участковый остановил ее.

- Анатолий, где ты был в субботу, пятого числа вече-ром? - спросил он Цыгана в упор.

- В субботу? - растерялся Цыган.

- А дома был. В аккурат в субботу, пятого числа.

- Выпимши, дома был, - пришла на помощь Настя.

- Цыц! Не с тобой разговариваю, - прикрикнул участ-ковый. Настя прикусила язык.- Так как, Анатолий?

- Сказано, дома, выпимши был, неуверенно повторил за Настей Цыган.

- А откуда у тебя Пашкин портсигар оказался?

- К-какой портсигар? - сразу осевшим голосом, заика-ясь, вымолвил Цыган. Он ожидал всего, чего угодно, только не этого.

- А такой. Обыкновенный, с Кремлем на крышке.

- На понт берешь, начальник. Нет у меня никакого портсигара.

- Теперь Цыган бравировал. На губах появилась на-глая ухмылка.

- А что у тебя за этой рамкой с фотографиями лежит? - решил рискнуть участковый. - Настя, ну-ка, пошарь там рукой. Цыган изменился в лице, но продолжал отпираться.

- Я нашел его.

Настя с недоумением уставилась на портсигар, кото-рый вынула из-за рамки, посмотрела на Цыгана, потом пе-ревела взгляд на участкового.