Последний самурай

До сих пор он думал лишь о том, как спустить мальчика с горы. Но теперь он вдруг подумал: Если никто не увидит, как мы спускаемся отсюда, никто и не будет знать, что мы спустились.

Он подумал: Если они не стали спасать ребенка, то уж до меня им вообще нет никакого дела.

Он подумал, что если они полетят над долиной в тумане, никто не увидит, куда они скрылись.

И вот он взял шелк, достал из рюкзака веревки и принялся за работу. И соорудил нечто напоминающее сбрую. Ребенок молча и устало наблюдал за его действиями, а потом отступил к бамбуковой рощице на вершине скалы. Х. К. влез в самодельную сбрую и поманил к себе мальчика, но тот отказывался подходить. Х. К. и сам был не очень-то уверен, что замысел его увенчается успехом, но апробировать летательный аппарат не было никакой возможности — он понимал, что еще раз забраться на гору ему не удастся.

Тем временем ветер надул крылья, один резкий порыв едва не сорвал Х. К. со скалы, и ему пришлось ухватиться за дерево, чтобы не сдуло. Вот в лицо ударил еще один сильный порыв ветра, и Х. К. удержался на скале просто чудом. Когда наконец ветер немного утих, он рванулся вперед к мальчику. Тот повернулся, хотел бежать, но тут же споткнулся и упал и Х. К. ухватил его за ногу. И вот на гору обрушился третий, самый сильный из всех порыв ветра; у Х. К. только одна рука оставалась свободной. Он оттолкнулся ею от дерева и почувствовал, как их тащит к обрыву. Он быстро схватил мальчика за другую ногу, затем, не обращая внимания на его пронзительные крики, подтянул к себе и крепко сжал в объятиях. И едва успел это сделать, как ветер подхватил их и они взлетели.

Они сразу же взмыли высоко в воздух, над скалами, чьими вершинами, пылающими в лучах заката, он любовался накануне. Ветер обрушился с такой силой и яростью, что Х. К. испугался — вдруг он оторвет крылья. Но этого не случилось — они летели, то резко ныряя вниз, то вновь взмывая вверх. И вот уже долина осталась далеко позади, а они продолжали лететь по направлению к западу и пролетели многие мили, прежде чем ветер утих и сбросил их на голое каменистое плато. Как выяснилось, никакого песка тут не было, это камни отливали золотом на горизонте.

Наверху, в небе было светло, но как только они оказались на земле, резко стемнело. Солнце кровавым шаром нависало над самым горизонтом. И пока он развязывал веревки и выбирался из своей упряжи, оно зашло.

Теперь Х. К. оказался в еще более сложном положении, чем на вершине горы. Воды здесь не было; перед тем как настала тьма, он успел разглядеть, что кругом во всех направлениях простирается безжизненная каменистая пустыня. Ни единого признака, что она обитаема. Холод стоял страшный, но костер развести было не из чего. Теперь Х. К. никак не мог рассчитывать на быструю смерть*, понимая, что оба они будут медленно и мучительно умирать от жажды или от холода.

Но даже несмотря на та что ему грозила мучительная смерть, Х. К. не утратил жизнерадостности. И весело засмеялся, глядя на смятые шелковые крылья у ног. Ребенок лежал на спине и постанывал, а он все смеялся и восклицал: Получилось! Получилось, черт возьми! Боже милостивый, надо же, все получилось!

Он донимал, что ложиться спать им никак нельзя, иначе во сне можно замерзнуть. И он посадил ребенка себе на спину и двинулся в ночь.

Х. К. был высоким мужчиной — 6 футов 4 дюйма, — к тому же шагал быстро. И мог за короткое время преодолеть большое расстояние. К рассвету он прошел, по самым скромным подсчетам, не менее 60 миль. А когда взошло солнце, увидел железнодорожные пути. И Х. К., несмотря на то что страдал от голода и жажды, весело рассмеялся. Обернулся назад, взглянул туда, откуда пришел, но никакой долины не увидел. И воскликнул: Надо же, получилось, черт побери!

Он шел вдоль путей весь день напролет, и вот уже к вечеру появился поезд. Он замахал руками, но поезд продолжал идти, правда, шел он так медленно, что Х. К. смог запрыгнуть в хвостовой вагон. И машинист не стал останавливаться, чтобы ссадить его.

Они достигли деревни, но и здесь поезд останавливаться не стал. И тогда Х. К. спрыгнул, чтобы купить себе и мальчику еды. Они поели, Х. К. снова взвалил мальчика на спину и зашагал вдоль железнодорожных путей. Следующий поезд промчался мимо слишком быстро, зато им удалось сесть на другой, проследовавший позже. Х. К. думал, что его ссадят, но этого не случилось. А даже если бы случилось, он бы продолжил путь пешком.

Так они путешествовали на протяжении пяти дней, а на шестой день Х. К. увидел Пламенеющие горы Гаочана.

Теперь Х. К. находился в самом сердце Синьцзяна, Монголия лежала к востоку, Казахстан и Кыргызстан — к западу, и он не знал, куда направиться дальше.

Железнодорожные пути кончились, он сошел с поезда и двинулся пешком. Шел он к северу, и тут ему в очередной раз повезло. Они добрели до деревни, и Х. К. показалось, что внешне жители этой деревни немного похожи на спасенного им ребенка.

Сперва он подумал, что нашел родину мальчика, но люди лишь смотрели на ребенка и качали головами, & хотя Х. К. с трудом понимал местный диалект, он все же понял, что говорят ему крестьяне. Они утверждали, что этот ребенок с запада.

Карт у него не было. Купить вьючное животное недоставало денег. И они двинулись в путь пешком.

Они пересекли границу, но их никто не остановил. Местность кругом была совершенно дикая.

Шли они очень медленно, поскольку мальчик за ними не поспевал.

И вот прошло много месяцев, и они вышли на равнину, где паслись лошади. В отдалении виднелись какие-то постройки. И они, полумертвые от усталости, двинулись к ним.

Они пришли в лагерь, но не обнаружили там ни единого мужчины. В лагере были лишь женщины — готовили еду, чинили одежду. Мужчина с мальчиком вышли на поляну между палатками, и все женщины тут же умолкли.

И тут вдруг к ним начала приближаться какая-то женщина. Волосы у нее были черные и жесткие, точно хвост лошади, черты широкого лица типично монголоидные. Она не сводила глаз с мальчика, затем протянула к нему руки. И мальчик бросился к ней в объятия и заплакал, и женщина тоже заплакала. Потом женщина отпрянула, ударила ребенка по щеке, закричала и снова заплакала. Мальчик валялся в грязи. Х. К. пытался объясниться жестами. Женщина молча смотрела на него.

Х. К. жестом указал на разбитые в кровь ступни ребенка, женщина по-прежнему молча смотрела на него. Тогда он указал на котелок с каким-то варевом, в ответ на что женщина плюнула ему под ноги.

Наконец одна из женщин сжалилась и дала Х. К. немного еды. И все в полном молчании наблюдали за тем, как он ест. Весь долгий день в лагере царило абсолютное молчание.

Но вот под вечер вернулись с охоты мужчины. Ни один из них не произносил ни слова. Х. К. уснул на соломе рядом с лошадьми, и никто ему ничего не сказал, не пытался прогнать, но и гостеприимства тоже не проявил. Мальчик спал вместе с ним.

Он прожил среди этих людей целых восемь лет. На протяжении пяти лет ни один человек ни разу не заговорил с ним. И стоило ему приблизиться к разговаривающим между собой людям, как они тут же умолкали, а потому к концу пятого года он впал в отчаяние и уже ни на что не надеялся.

Время от времени он вспоминал Р. Д. Тот в свое время овладел методом произношения древнегреческих слов, опираясь на авторскую работу У. С. Аллена под названием «Vox Graeca». Р. Д., будучи в большей степени самоучкой, так странно и на таких высоких интонациях произносил греческие слова, что никто не понимал из его речей ни единого слова. И вот, думая однажды о Р. Д., Х. К. пришел к парадоксальному выводу. Только теперь, через пять лет, он понял, что язык этого племени являлся в основе своей индоевропейским, а вот в плане произношения на него повлиял китайский, с его тонально-акцентной системой, поэтому-то он и не понимал ни слова. Правда, к этому времени он все же научился распознавать несколько слов. Стыд и позор, что он, человек, знающий столько языков, понял это так поздно. Но уж лучше поздно, чем никогда; и последние три года он прожил в племени и выучил его язык в совершенстве.