Последний самурай

Будучи уверен, что его просто не поняли, Х. К. повторил свой вопрос. И тогда кто-то из людей объяснил, что без посторонней помощи тут не обойтись. А потом добавил, что ее все равно не от кого ждать. А потому все разговоры на эту тему просто бессмысленны.

Х. К. спросил: Неужели никто не может подняться на гору и спасти ребенка?

На что все тут же дружно ответили, что это невозможно, поскольку ни одному человеку не под силу подняться на эту гору, а потому говорить на эту тему бесполезно.

Они не оставили ему выбора.

И Х. К. заявил:

Я спасу этого ребенка.

Посмотрел на пылающие в лучах заката ветви деревьев, рассмеялся и сказал:

Я съем скот Бога Солнца.

Настала ночь. Луна цвета тыквы, печальная сестра солнца, низко нависала над горизонтом. В зловещем ее свете поблескивал и переливался мутно-белым отливом туман, черные скалы казались совершенно неприступными.

Х. К. вернулся в город и сказал, что ему нужно много шелка. Ему сказали, что он требует невозможного, что такого количества шелка сейчас не достать, но он продолжал настаивать. А потом объяснил, что собирается делать, и тогда местные люди начали оказывать ему всяческое содействие. Несмотря на ужасно трудную, нищую жизнь, они продолжали интересоваться змеями; мало того, почти каждый горожанин интересовался аэродинамикой и тем, что можно сделать с помощью шелка. Х. К. дал твердую валюту нужным людям и получил взамен около 100 квадратных метров блестящего желтого шелка. И какая-то женщина просидела всю ночь напролет и строчила на старенькой черной машинке «зингер» с ножной педалью.

Утром туман рассеялся. У подножия гор простирались ровные зеленые поля, и он шагал по траве прямо через поле к стене из скал. Ветра почти не было, крутом тишина, и время от времени до него доносились жалобные крики ребенка.

Еще мальчишкой Х.К любил лазать по деревьям. На^ верное, именно это обстоятельство подсказало ему план спасения ребенка. Он шагал к скалам, и порой ему казалось, что он сможет сделать это, а порой думал, что здесь, в этих горах, ему суждено встретить смерть.

И вот он начал искать опору, хвататься руками за выступы скалы, упирался ногами в малейшие ямочки и трещины и постепенно поднимался все выше и выше.

Примерно через час все руки у него были исцарапаны в кровь, а спину и левую лопатку то и дело пронзала боль. Лицо тоже было исцарапано, с той стороны, где он прижимался щекой к скале, от уголка глаза стекала струйка крови, смешиваясь с потом, но он не вытирал — руки были заняты.

Отступать ему было уже просто невозможно. Да и вообще Х. К. был из тех людей, которые никогда не отступают. Ведь он был лингвистом, и уж чего-чего, а упорства ему было не занимать — он никогда не сдавался там, где уже давно отступил бы любой другой нормальный человек. Он прочел «Илиаду» и «Одиссею» и всякий раз, когда ему встречалось незнакомое слово, смотрел его в словаре «Лиддела & Скотта», а потом выписывал. А когда в какой-нибудь строчке встречалось подряд целых пять незнакомых слов, он и их смотрел в словаре и выписывал, прежде чем перейти к следующей строчке с четырьмя незнакомыми словами. В возрасте 14 лет он таким образом прочел всего Тацита; в возрасте 20 лет прочитал «Muqaddimah» Ибн Хальдуна, ²⁵ а в двадцать два — «Сон в красном тереме». Теперь же он по сантиметру передвигал один палец, затем другой, потом по сантиметру — носок одного ботинка, потом другого и медленно, но верно поднимался все выше и выше.

На протяжении целых десяти часов он карабкался по скале сантиметр за сантиметром. Не смотрел при этом ни вниз, ни вверх. На десятом часу подъема, когда он передвинул носок ботинка еще на один сантиметр и голова, таким образом, поднялась еще на сантиметр, нос вдруг защекотал зеленый лист виноградной лозы. Он поднял глаза и увидел, что край обрыва находится всего в нескольких футах. И он упрямо продолжал подниматься дальше, сантиметр за сантиметром.

И вот наконец он добрался до вершины и почувствовал, что у него просто недостает сил перевалиться через край. Руки были исцарапаны, все мышцы ныли от изнеможения. Вот он ухватился пальцами за край и попробовал подтянуться, но тут всю руку свело сильнейшей судорогой. И в течение секунды, показавшейся вечностью, он висел на краю пропасти на одной руке, упершись носками ботинок в крохотные углубления в камне. В глазах потемнело, он мог сорваться и полететь вниз с высоты в несколько тысяч футов. Его спасло чудо. Краем глаза он заметил рядом корень и ухватился за него левой рукой. А потом, постанывая от боли, подтянулся, перевалился через край — и вот он уже лежит на траве и смотрит в небо.

Через некоторое время до него донесся звук, & он вдруг увидел над собой лицо ребенка. Это был тот самый мальчик, с которым он говорил за день до этого. Х. К. с самого начала почему-то думал, что именно этого ребенка унес ветер. А теперь ему пришло в голову: возможно, малыш этого хотел. Увидел парящего в небе дракона и решил с его помощью избавиться от своих мучителей. Теперь лицо ребенка было в царапинах, а на руке красовался глубокий порез. Х. К. сказал что-то по-узбекски, потом по-китайски, но мальчик, похоже, не понимал.

Спустя какое-то время он сел, & ребенок отпрянул. Х. К. был в полном изнеможении, болела и ныла каждая мышца, каждая косточка тела. Но он сказал себе: это не навсегда. И посмотрел на раскинувшуюся внизу долину.

Теперь ее затягивала плотная пелена белого тумана. Должно быть, туман сгустился, пока он поднимался на скалу. Из этого сплошного клубящегося облака выступали, точно острова, горы. На ближайшей из них он различил рощицу. Она сплошь состояла из бамбука — бамбук растет и распространяется с невероятной быстротой, — и стебли его тянулись почти параллельно земле из-за постоянно дующих на вершине сильных ветров. Длинные их листья были взъерошены ветром, как перья. На другой вершине виднелась поросль деревьев с болезненно искривленными стволами, их стволы из твердой древесины, должно быть, дольше сопротивлялись ветрам, прежде чем сдаться, на ветках торчало лишь несколько листьев. Освещение было ровным, золотистым — все предметы вокруг были видны отчетливо и казались необыкновенно прекрасными, — так видит подводный мир аквалангист. И Х. К. мог разглядеть каждый лист бамбука, крохотных птичек, прозрачные крылышки насекомых. Вдали, над самым горизонтом повисло тяжелое золотое облако, ряд мелких легких облачков быстро уносил ветер.

Я спросил: Ну и что было дальше? Ему удалось спасти мальчика? Удалось спуститься вниз?

Разумеется, он не стал спускаться вниз, несколько раздраженно произнесла Сибилла. Он и поднялся-то с трудом, разве мог он спуститься, теперь еще и с ребенком? Но с другой стороны, было бы просто смешно проделать весь этот долгий и опасный путь и вернуться БЕЗ мальчика.

Но должен же он был как-то спуститься, заметил я.

Ну разумеется, он СПУСТИЛСЯ, ответила Сибилла.

Но ведь не мог он спуститься на том же змее, заметил я.

Конечно, он не стал слетать оттуда на змее, сказала Сибилла. Хотелось, чтобы ты мыслил и рассуждал более логично, Людо.

Он смотрел на запад. Лучи заходящего солнца золотили песок. Снежные вершины далекого горного хребта казались бледными и прозрачными, как луна днем. Между ним и Синьцзян лежал весь Тибет.

В двенадцать Х. К. увлекался, помимо всего прочего, еще и физикой, И кое-что смыслил в аэродинамике. Сначала ему пришла в голову мысль сделать из змея парашют. Но еще от отца, служившего в ВВС Великобритании, он слышал разные ужасные истории о парашютистах, о том, как они гибли из-за того, что парашюты у них не раскрывались. Тогда он подумал, что можно разобрать змея и соорудить из него некое подобие планера. Но у него не было с собой ни инструментов, ни материалов, из которых можно было бы сделать твердые крылья.

И тут вдруг в голову ему пришла идея. Любой предмет может подняться, если его передний край находится выше, чем задний, и взлетит он тем выше, чем больше площадь верхней его поверхности в сравнении с нижней поверхностью. И он понял, что если прикрепить спереди к змею пару шелковых крыльев и укоротить ему хвост, то ветер развернет и надует эти крылья и змей поднимется в воздух. У него были полосы шелка, которые сшивала на «зингере» женщина, из них вполне можно было соорудить крылья, а в рюкзаке за спиной находились веревки, с помощью которых можно было прикрепить эти крылья к корпусу самодельного летательного аппарата.