Одиночество зверя (СИ)

— Покровский не сбрасывает тебя со счетов, просто счёл момент удобным для объявления своих условий. Я думаю, сегодняшняя бумажка лежала у Корчёного наготове несколько последних месяцев или, самое меньшее, недель. В таких делах время нанесения удара — едва ли не важнее его содержания. Мы можем потолкаться локтями с людьми генерала, но не с ним самим. Нужно продемонстрировать силу Муравьёву и Дмитриеву, тем более — ФСБ, но прижать к ногтю самого — невозможно. Не нужно и пробовать. Можно только обеспечить себе более представительную роль в его расчётах. Ты добился здесь феноменального успеха, но обыграть казино можно, только если вовремя оттуда уйдёшь.

— Я не играю в азартные игры.

— Ну конечно, ты играешь в шахматы! Только вот Покровский свою игру изобрёл сам, и сам устанавливает её правила. Ещё и меняет их по мере необходимости — в собственных интересах, разумеется. Либо ты играешь с ним на его условиях, либо о твоём существовании скоро все забудут.

— Сергей, ты восхищаешься им? — удивился спонтанному открытию Саранцев.

— Я отдаю ему должное. И тебе советую поступать так же. Лучше ты объясни, с какого перепугу решил не обращать на него внимания? Где он дал слабину, в чём подставился? Всё наоборот — именно ты и подставился. Но почему-то при этом изо всех сил пыжишься и притворяешься всемогущим.

— Я пока не подставился.

— Врёшь, уже подставился. Светкина машина стоит у тебя в гараже с ночи, но ты до сих пор не сообщил о происшествии.

— Я отец, и имею право не свидетельствовать против дочери.

— Право имеешь, но не обязан. Что ты маленьким мальчиком прикидываешься! Чтобы тебе не подставиться, Светка должна явиться в полицию с повинной. Только не говори, что без меня не понимал этой очевидности. И зачем всё, зачем? Ради чего? Тебя же возненавидят и дочь, и Ирина! На какие такие бонусы ты хочешь их обменять?

— Ты очень красноречив.

— Обстоятельства вынуждают. Пытаюсь уговорить друга не делать величайшей в его жизни глупости.

— А сохранить своё тёплое место под солнцем не хочешь?

— Хочу. В отличие от тебя, воздушных замков не строю.

Саранцев представил Светлану открывающей дверь какого-нибудь РОВД и усмехнулся. Немыслимо. Но ещё вчера так же немыслимо было сегодняшнее ночное несчастье, и одно непредставимое затмевало другое. Вспомнилась метафора турецкого коменданта Измаила в ответ на суворовский ультиматум и последующие события.

— Получается, мне нужно выбрать между потерей себя и потерей семьи.

— Чушь! Ты полтора десятка лет состоишь в генеральской обойме, и если это потеря себя, то она давным-давно состоялась. Откуда на тебя свалилась эта блажь, объясни? Почему ты заговорил с Юлей, не обсосав предварительно свою гениальную идею со всех сторон?

— Надоело прятаться. И вообще — обыкновенная мера предосторожности. Может, он и не собирается давить на Муравьёва.

— Конечно, не собирается. Зачем? Муравьёв и сам всё понимает.

— Что скажешь о нашем рандеву с господами силовиками?

— Результаты средней паршивости. Могло быть хуже, но всё равно — не катастрофа. Ты держался уверенно, не лебезил и не хамил. Но время от времени переигрывал. Само собой, они поняли истинную цель вызова.

— Они бы поняли её, даже если бы я играл на уровне МХАТа. Всё определяет сцена, а не исполнение.

— Разумеется. Но разведка боем была взаимной, и теперь они доложат Покровскому о некоторой нервозности в твоём поведении.

— Нервозность в моём положении естественна. Если бы я и сумел её скрыть, они всё равно увидели бы в этом только хорошую актёрскую игру. А так вся полученная ими информация заключается в известии об отсутствии у меня театральных навыков. Но в целом я ведь хорошо держался.

— Неплохо. Теперь важен следующий шаг, а тебя повело не в ту степь.

— Сергей, почему ты его так боишься? У него на тебя вагон компромата, и ты с самого начала приставлен ко мне следить за порядком?

Антонов помолчал, взвешивая обвинение и подбирая громоздкие слова в ответ.

— Надеюсь, ты сейчас пошутил?

— Я тоже надеюсь. На твой отрицательный ответ.

— А если я скажу «да», ты поверишь?

— Наши встречные предположения окончательно перепутались. Просто ответь, и увидим перспективу.

— Ты не прокурор. Что такое «ответь»? Ты у нас с ног до головы в белом, и теперь вдруг решил проверить на кристальность чистоты свой ближний круг? Ты думаешь, у Покровского на тебя нет вполне серьёзных бумаг? Конечно, у тебя удобная должность — ты лично не отвечаешь, например, за организацию публичных торгов для размещения государственных подрядов. На документах стоят подписи других людей, но ты уверен, что, будучи спрошенным, никто из них не назовёт тебя инициатором того или другого нарушения? Авдонин ведь получал бюджетные заказы в твою бытность премьер-министром, не так ли? Ты проверял соответствующие документы лично, убедился в отсутствии ошибок и злоупотреблений? Думаю, счёл за благо не вникать в детали — всё равно ведь ничего изменить не мог. А ведь в числе бенефициариев всевозможных конкурсов есть твои знакомые и даже приятели — скажешь, нет?

— Если ты и сейчас считаешь Покровского главным, почему не считаешь его таковым в президентские времена? И если я должен нести ответственность за тогдашние преступления, почему он не должен отвечать за нынешние?

— Плевать, что я считаю. Главное — не считай себя чистеньким. Ты не лучше всех остальных, и меня в том числе. Невиновных нет — запомни это, прежде чем лезть в драку. За всех ответит проигравший, но почему ты рассчитываешь на победу? Кому до сих пор проигрывал Покровский, можешь сказать?

— Прошлые победы не составляют гарантии будущих.

— Считаешь себя Кутузовым? Идёшь войной против Наполеона? Откуда столько самомнения?

— Из очень простого предположения, которое тебя, видимо, удивит. Ты ведь чтишь генерала, как античного царя.

— А ты считаешь его безопасным и бесхребетным дедушкой?

— Я считаю его человеком. Место в раю ему не забронировано, как и всем нам. Если невиновных нет, то и он в одном положении со всеми остальными. Почему я должен всегда идти по его следам?

— Потому что идти за танком правильно, а пытаться его остановить голыми руками — глупо.

— Ты упорно молчишь в ответ на мои вопросы. Почему ты считаешь Покровского танком? Повторяю в десятый раз — он просто человек. Он не раз ошибался, отмалчивался в тяжёлых ситуациях. Он подставляется даже в мелочах: когда какая-нибудь из многочисленных российских сборных побеждает, он является в раздевалку и под телекамеры её поздравляет, когда проигрывает — не говорит ни слова поддержки и вообще не возникает в поле зрения общественности. Ты не хуже меня знаешь все его проколы, откуда такое восхищение?

— Большая часть населения считает его спасителем Отечества. Он прекратил распад государства, прижал к ногтю олигархов, поднял международный авторитет на высочайший уровень с девяносто первого года. А ты — просто человек из его команды. Если попрёшь напролом — станешь предателем, и не только в глазах Покровского, но по мнению большинства избирателей. И, разумеется, в конечном итоге он — просто человек, кто же спорит. Все политики в основе своей люди, но только некоторые из них делают историю.

— Даже так? Покровский — великий государственный деятель?

— Крупнее тебя, во всяком случае.

— И моя роль, по-твоему, вечно состоять при нём в должности порученца?

— Я понимаю, ты предпочёл бы вписать новую страницу в отечественную историю, но я не советую. Самоубийства — не мой жанр. Надеюсь, и не твой тоже.

Антонов встал и нервно отмеривал по несколько шагов то в одну сторону, то в другую. Руки его непрерывно находились в движении, словно жестами он пытался добавить убедительности словам.

— Сергей, так ты со мной или нет? — впервые в жизни спросил его президент.

— С тобой, — сухо отрезал тот. — Но прыгнуть в пропасть я тебе не позволю.

Они замолчали, глядя друг на друга и пытаясь узнать в своих визави прежних хороших знакомцев.