Одиночество зверя (СИ)

Безобидное высказывание генерала сразу сделало его в глазах Саранцева беззащитным и неопасным, похожим на обыкновенного дядю Серёжу из соседней квартиры. Он стал присматриваться к нему внимательней — разыскивал новые признаки человечности и доступности. Показалось, что нашёл: мужицкие короткие пальцы, улыбка строгого школьного учителя. Потом стал задумываться, не придумывает ли он себе утешение без достаточных к тому оснований. Ещё вчера он не нуждался в доказательствах простоты Покровского, и не переживал из-за их отсутствия, теперь обрадовался воспоминанию о единственном свидетельстве в их пользу.

Покровский определённо умеет говорить, хоть и не является оратором. Но кто в России — оратор? Нет их. Он точно читает книги или прочитал в прежней жизни некое их количество, достаточное для формирования оригинального ума. Как правило, генерал говорит веско, немногословно, склонен к тяжёлому юмору, стремится к чеканным формулировкам, конструирует фразы на ходу и вполне успешно выворачивается, почти запутавшись в цепочке причастных и деепричастных оборотов. Саранцев иногда завидовал Покровскому, потому что сам старался говорить на публике короткими фразами без всяческих речевых красот.

Антонов с удивлением смотрел на замолкшего президента и лихорадочно формулировал новые доводы в защиту своей позиции о невозможности похода на генерала с поднятым забралом. Даже ниндзя не имеет шансов на победу в открытом бою с вооружённым самураем. А Саранцев — не супергерой, он никогда не вёл собственной игры, и теперь начинать её поздно, тем более в новом уязвимом положении.

— Я его не боюсь, — тихо сказал Игорь Петрович.

— А надо бы, — резонно заметил Антонов. — Он тебе не кум и сват. Я ведь не предлагаю тебе встать перед ним на колени.

— Что же ты предлагаешь?

— Оставаться самим собой. Он выбрал тебя — значит, ты его устраивал в своём обычном качестве.

— Ты о чём?

— Он считает тебя человеком нужным и полезным для выполнения его собственных задач.

— Ты серьёзно?

— А ты думал иначе? По-твоему, он считает тебя великим государственным деятелем? Нужный Покровскому человек — характеристика впечатляющая, чем она тебя не устраивает?

— Своей прилагательностью.

— Брось! Ты когда-нибудь думал всерьёз о президентстве, пока он тебе не предложил?

Саранцев в раннюю пору сотрудничества со своим покровителем иногда фантазировал в шутку, выстраивал политические композиции из серии «Если бы я был…», но подлинных планов не строил даже мысленно, тем более не предпринимал никаких реальных шагов. Но теперь, в момент тяжёлого разговора, не желал признаваться в отсутствии амбиций.

— Всему своё время, — сказал он наконец, не выдержав противоестественной паузы.

— Ну конечно, самое удачное время — когда на кону судьба твоей дочери! Твои позиции сейчас слабее, чем когда бы то ни было. Или ты считаешь иначе?

— Мои позиции станут наиболее уязвимыми в тот самый момент, когда я приму решение прикрывать Светку незаконными мерами. Если же я окажусь не заботливым папашей, а президентом страны, ничего не изменится.

— Её арестуют, пойми! Ты не должен рассуждать о светкиной судьбе как о политическом факторе! Ты даже не сможешь гарантировать беспристрастное следствие и процесс.

— Почему не смогу?

— Потому что в момент оглашения всей истории ты потеряешь возможность хоть в какой-либо форме общаться с замешанными в юридических процедурах лицами по поводу их действий.

— А зачем мне вмешиваться? Есть адвокаты. Найму какую-нибудь известную фирму.

— Правильно, и в ту же самую минуту утратишь ту единственную политическую выгоду, на которую рассчитываешь: девяносто девять процентов населения не может себе позволить известных адвокатов. Если даже сумеешь кого-то убедить в правомерности всех юридических процедур, всё равно победит общее мнение: простой человек не смог бы обеспечить для себя правосудие, оно предоставляется только за деньги.

— Послушать тебя — единственно возможная форма взаимодействия с Покровским — безоговорочное подчинение.

— Разумеется! Тоже мне, открытие. А ты до сих пор полагал, будто его окружение гуляет само по себе? Спешу тебя разочаровать. Генерал подбирает людей вовсе не для того, чтобы они вступали с ним в противоборство, и в людях он ошибается крайне редко. Похоже, ты — первый.

— Мне плевать, зачем он меня выбрал. Я не обязан следовать его указаниям всю свою жизнь. К тому же, о каком бунте мы вообще говорим? Я просто хочу сам разобраться со своими проблемами, без жульнических махинаций и злоупотреблений властными полномочиями. Почему это вообще должно его трогать?

— Сначала ты мне объясни, зачем тебе понадобилось это самопожертвование? Ситуация ведь предельно простая. Либо ты остаёшься в команде и живёшь по общим правилам, либо идёшь собственным путём, но тогда поблажек не жди.

— Я уже четвёртый год не в команде.

Антонов замолк и с необычным вниманием стал присматриваться к собеседнику. После многолетнего знакомства человек вдруг оказался не совсем таким, каким казался всё время. Точнее, вовсе не таким. Сергей Иванович всегда считал его своим единомышленником, зверем одной породы, способным и многообещающим, за которым можно удобно пристроиться и продержаться без лишних хлопот год за годом. Теперь Саранцев выглядел чужим и холодным, антропоморфным инопланетянином.

— Ты четвёртый год не в команде?

— Да, четвёртый год. Не понимаю твоего изумления.

— Ты серьёзно?

Пришла очередь Саранцева внимательней присмотреться к другу. Он считал его своим человеком, готовым в случае печальной необходимости говорить грубую правду в глаза и хранить верность непроизнесённым товарищеским обетам в любых обстоятельствах. Казалось, он и сейчас вёл себя соответственным образом, но до сих пор Игорь Петрович наивно полагал, будто Антонов считает его человеком.

— Я серьёзно. И твоё юмористическое отношение мне не понятно. Кажется, у нас было достаточно времени для знакомства, а мы смотрим друг на друга, как прохожие. Ты все эти годы полагал меня мелкой прислугой?

— Все эти годы я считал тебя умным и активным. Ты стал президентом благодаря Покровскому — он выбрал для себя именно такой план действий. Неужели ты станешь оспаривать саму очевидность?

— Считаешь, он мог подобрать на улице первого встречного и сделать президентом его, а не меня?

— Нет, конечно. Тебя он выращивал заранее, ещё без настолько конкретной цели.

— В качестве полезного идиота?

— В качестве нужного человека. Нужный человек Покровского — высокая должность, и далеко не служивая. Я упорно пытаюсь постичь природу твоего расстройства, но ничего не выходит. Раздвоение личности какое-то. Шизофрения. Чего ты взбеленился на ровном месте? Планировал для себя второй президентский срок? Зачем он тебе понадобился? У тебя нашлось несколько лишних литров крови? Я предлагаю тебе не унижение, не самоуничижение, не самоотречение и не политическое самоубийство. Я предлагаю тебе всего-навсего следовать инстинкту самосохранения ради безоблачного беззаботного будущего.

— Ты предлагаешь мне уголовное преступление и самый обыкновенный грех перед Богом и людьми.

— Давно ты стал верующим?

— Я всегда им был и не вижу причин стесняться.

— С самого рождения, что ли?

— Нет, с тех пор, как повзрослел. Мне кажется, любой человек в течение жизни получает достаточно подтверждений существования в мире непостижимой неумолимой силы. Нужна изрядная безрассудность, чтобы убедить себя в обратном.

Спорщики замолчали, осмысливая сказанное и пытаясь осознать себя мало знакомыми людьми. Саранцев вспоминал несколько своих посещений храмов и пытался возродить тайное внутреннее впечатление о них, Антонов не поверил его словам и только искал обоснование странному поведению президента. Репетирует, что ли? Иначе, зачем ему понадобилось говорить, как с трибуны?

Больше всего Саранцева злили частые упоминания дочери. Опять вспомнились минувшая ночь и шумное утро, слёзы Светланы и укоры жены. Неужели он ставит их на кон в азартной игре? С точки зрения чистой юриспруденции он не вовлечён в азартную игру — ведь здесь результат не зависит от случая, напротив, является следствием анализа обстановки и умения делать выводы, соответствующие реальности, а не вымыслу и желаниям. Светка сидит сейчас в Горках у себя в комнате и ждёт от него помощи. У неё есть право рассчитывать на защиту со стороны отца. Она ещё совсем девчонка, какой бы взрослой себя ни считала. Ведь не к адвокату она помчалась в тяжёлой ситуации, а к родителям. Человек остаётся совсем один после смерти отца и матери — только их предательство всем кажется невероятным, хотя и случается время от времени.