Уткоместь, или Моление о Еве

л для нее.

- Вы это уже сказали, - отвечаю я, наблюдая рождение и взбухание вод.

Увы! Смешно, но над этим нельзя посмеяться. Не отъюморить никакому Хазанову. Стоит перед тобой сама искренность и честность, бери её хоть горстями, хоть лопатой. Саму эту редкость нашей жизни.

- Скажите ей, прошу вас.

- Скажу, - отвечаю я.

Но смех все-таки настиг меня на улице. Мой собственный подловатый смех. Он тихо себя вел где-то в печенках, а по ходу моего движения все-таки поднялся к самому горлу.

- Деньги собирали дуры, - клокотал он где-то в районе хронического ларингита. А человеку надо было всего ничего - полюбить за так.

Я смеюсь громко. Более бездарной ситуации свет не видывал. Бомжа выпустили. Он инвалид, без кистей рук и ударить бутылкой не мог. Ногой, головой - пожалуйста, но не бутылкой. Милиция склонялась к тому, что хромая Нащокина споткнулась на порожке кабины и ударилась головой об угол фанерного ящика, который кто-то ленивый выставил в лифт, как на помойку. Я видела этот ящик. Он стоял очень далеко. Но я могу забыть эту мелочь навсегда. Потому что все остальное получается вполне складно. Порожки же у лифта на самом деле есть. И есть тяжелая ортопедическая обувь.

Но остается недобитая Нащокина. Она оклемается и скажет правду и будет права. Сколько может стоить её молчание, чтоб прошла простоватая, но убедительная версия милиции с порогом и ящиком? Я понимаю, что узнавать это предстоит мне. Сашке-дуре нельзя появляться ни в больнице, нигде. Значит, я. И я навожу справки о писательнице. Делаю все дотошно. Читаю Нащокину.

____________

О скудоумие и худосочие человеческой жизни! Нащокина проиграла всю гамму социалистического возвышения, не отклоняясь ни на единую ноту в сторону. Деревенская школа и серебряная медаль. Геофак пединститута. Учительница в деревне с красивым именем Лебедянь. Переезд в г.Канск. Отмороженные ноги в первую же зимовку. Вот откуда начался её перемежающийся шаг и обувь на два размера больше. Пять книг типа брошюры под славной рубрикой "Советский характер". Приглашение на работу в ЦК ВЛКСМ - апофеоз этого периода. Комната в гостинице "Юность" с видом на кладбище, куда захаживал к ней земляк из Воронежа, тамошний комсомольский вожак по простой мужской нужде. Она - так запомнились истории её жизни - тогда верила в любовь. Она не была полное чмо, после воспевания советского комсомольского характера она исхитрилась кое-где проговаривать правду. Про одну передовую малышку, которая долго носила триппер, не зная, что это такое. Другая героиня после целины страдала недержанием мочи, которое настигало её в местах блистательных - типа Кремлевского Дворца или только-только открытого Дворца пионеров, где ей приспичило присесть прямо перед зеркальной стеной. Девчонку эту где-то на перегоне Новосибирск - Омск трахнули сразу три секретаря обкома большого промышленного края и своротили ей набок нежный мочеточник. Правда, в сочинениях Нащокиной это были не секретари, а уголовники, но я ведь тоже что-то знала