Уткоместь, или Моление о Еве

.

Ольга говорит, что пока вариант идеальный. Раиса вне досягаемости, а за это время - время её болезни - Нащокиной надо всё объяснить, как оно есть. При условии, что она видела, кто её бил, а если не видела, то вообще все тип-топ... Алкаша Раисе послал Бог.

- Он же послал и тебя, - говорит она мне. - Ты оказалась на высоте. И смотрит на меня странно. Во взгляде много чего: и удовлетворение моей подлостью по отношению к пьянчужке, и восхищение скоростью моих преступных действий, и удивление чем-то ей непонятным... Глаз её карий переливается то темнотой, то светом, я не вижу её зрачков, и мне не до того, чтоб разыскивать их.

- Я пойду к Нащокиной, - говорю я. - К правде лучше приблизиться сразу. Раиса завтра придет в себя и сама все скажет.

- Не придет, - спокойно отвечает Ольга.

- Почему ты так думаешь?

- Потому что не помнить - её единственный способ жить...

- Степень вины... - бормочу я.

- Степень дури! - кричит Ольга. - Какая вина? Какая? Надо было дать той бабе по башке ещё в лавке. Чтоб не топырила ушки и глазки. Стукачка проклятая. Она её двинула позже. Это уже плохо. Нет оправдания аффектом. Но главное - она её не убила. У жертвы состояние даже не средней тяжести, а удовлетворительное... Соберем на моральный и физический ущерб деньги.

- Ты не про то... Рая в психушке не из-за этого...

И мы сели на этого конька и как полоумные проговорили несколько часов. Неговоримая тема выпросталась из-под одеяла, и мы упоенно разглядывали все её потайные места без стыда и смущения.

Странно, но остановила этот разговор не я - Ольга.

- Все, - сказала она и стала подтягивать колготки. В паху они у неё треснули, и я увидела нежно-белый кусок Ольгиного тела, который страстно захотелось потрогать. Ощутить подругу тактильно, интимно. Может, тогда я пойму её лучше? Как понимаю Раису после всего. Помню, как я вынюхивала маленького сына, как мне сладостно было вторгаться носом в тугой сфинктер попки, это была любовь и познание, и нежность, и закрепление завоеванного собой пространства. Я, видимо, по природе нюхач. Мужа я тоже люблю носом. Люблю запах его пота, по нему определяю его нездоровье. А вот Ольгу я бы раздела и прошлась по ней пальцами, прокатала бы подушечками все её родинки, погрелась бы в ложбинках. Может, я извращенка? Но я понимаю, что это не секс. Это желание понять, которое мы стали утрачивать при помощи обильных и пустопорожних слов. Заглядывая в дырку Ольгиных колготок, я, кажется, поняла другую свою подругу, рухнувшую в несчастье, о котором говорят: "Не доведи, Господи".

- Ты про что это молчишь? - Ольга затягивает на себе пояс. - Нам нельзя с тобой впадать ни в жалость, ни в милость, у нас собственных проблем по кромку. И я бы не возражала впасть в безумие на срок, когда кто-то там родится и тамошние пасторы скажут над ним первое слово. Наши ведь определенно не знают, что говорить. Наши от сатаны.

- Ох! - говорю я. - У нас ведь с тобой не горе впереди - радость.

- Вот это мне не заливай!