Афанасий Бейтон (часть 1)(СИ)

Отдых на зимних квартирах в Шклове для Бетона был заполнен не менее плотно, чем первые дни под Смоленском. Солдат не должен иметь слишком много свободного времени. В этом случае он начинает грустить, а в его голову начинают приходить совсем не правильные, расслабляющие тело и душу мысли. Об этом поручик знал по себе. Первое время он с блаженством предавался безделью. Часами по утрам лежал в постели. Долго засиживался с однополчанами за беседой и бокалом вина. Сослуживцы коротали время за разговорами и азартными играми. Игры поручик не любил. А беседы находил полезными. Только очень скоро бесконечные воспоминания о покинутой родине стали угнетать его. А прав ли он, решив поехать в далекую восточную страну? Может разумнее было бы поискать себе применение дома. Мог же он, скажем, наняться охранять путешественников или купцов. Мало ли дел может найти молодой еще и сильный дворянин? А здесь? Вот его солдаты спасли бой. И что? Наградили деньгами и забыли. Может и дальше так будет.

Мысли угнетали, и поручик с новой яростью взялся учить свою роту. Солдатам это не доставляло особой радости. Чтобы как-то компенсировать это, поручик из наградных денег закупил у местных жителей дополнительных продуктов к солдатскому котлу, дров для печек. Уставших и замерзших от занятий на морозном воздухе солдат Бетона ждал сытный обед с обязательным мясом, на худой конец, солониной, теплые землянки. Солдатам Бейтона начинали завидовать в других ротах. Сам поручик, боясь вновь оказаться в плену неприятных и очень мешающих жить мыслей, все чаще проводил вечера со своими солдатами.

Солдаты осмелели. И хотя всякое панибратство Бейтон мгновенно пресекал, они начали рассказывать и о себе, о своих мечтах и планах. Чаще всего звучало слово "воля". Поручик про себя перевел его, как "Freiheit". Но контекст оказался непонятным. Дословное "Wille" тоже как-то не вписывалось. Слишком книжно и заумно выходило. Он попросил разъяснить Франца Гирца, знакомого поручика, уже несколько лет служившего у русских.

- Воля? Это у русской черни любимое словечко... Грабеж, хаос, безвластие. Только об этом они и мечтают, - буркнул знакомец - Потому им и понадобились европейские офицеры, чтобы держать чернь в кулаке.

Этот ответ тоже не удовлетворил Альфреда. Что-то здесь тоже было... и так, и не так. О хаосе так не говорят, о нем не мечтают. Да и какая же эти крестьяне "чернь"? Поручик помнил голодные толпы в осажденных городах империи, шайки бродяг на дорогах. Вот это - чернь. А это обычные люди. Работали, жили, а потом выпала им судьба стать солдатами. Хотя в чем-то Франц и прав. Власть русские не любят. Очередным вечером, присев возле печурки с кружком солдат в их землянке, он решил спросить их самих.

- Воля, барин! - мечтательно протянул солдат, - Тут и не сказать сразу. Я так думаю. Это, когда едешь ночью по степи на своей лошадке летом. Тепло, трава кругом сочная, такая, хоть сам ее жуй. Звезды сверху, что твои колеса. Тишина. А воздух.... Сладкий, что мед в сотах. И дышишь им, дышишь, а надышаться не можешь. Едешь ты по этой благодати, дышишь ей, а знаешь, что где-то там, далеко-далеко ждет тебя хозяйка, дом родной, детишки. Вот это, барин, и есть воля.

Солдаты замолчали. Молчал и поручик. Думал об этой странной "воле", которая суть целый народ. Не богатство, не слава, не удобство жизни, а "воля". Странно и притягательно. Стоит на досуге об этом поразмышлять.

***

Но досуга не случилось. Утром их разбудил барабанный бой, выбивающий сигнал к общему построению. Соскочив с кровати, еще не сообразив, где он и кто, поручик быстро натянул одежду, схватил шпагу и кинулся на выход. На площади, перед домом, который занимал полковник (бывший дом управляющего) уже выстраивались ротные шеренги. На крыльце стоял Фон Штаден, неторопливо постукивая тростью по полу. Поручик занял свое место в строю и стал ждать.

Наконец полковник сошел с крыльца. Встал перед строем и прокричал:

- Солдаты, польская армия перешла Березину, разбила заставы и движется к крепости Могилев. Нам приказано сегодня же выдвигаться к крепости и оборонять ее вместе с гарнизоном. Через три часа выступаем. Есть вопросы? Нет. Офицеры - собраться у меня через половину часа. Разойтись.

В доме, который занимал командир, положение было описано более подробно. Старый знакомый, граф Радзивилл, вместе с гетманом Гонсевским собрали армию до тридцати тысяч человек, сбили все заставы и острожки по левому берегу Березины, осадили крепость Новый Быхов и сейчас быстрым маршем идут на Могилев. Город укрепляется уже несколько месяцев. Сейчас в нем до тысячи человек стрельцов и четыре тысячи казаков из местных. Но местные не надежны. Потому им приказано быстрым маршем идти на Могилев, чтобы проникнуть в город раньше, чем поляки его окружат. Если же Бог не даст удачи, то прорываться в город с боем. Туда же, к Могилеву идет солдатский полк Ивана Цыклера, отряд воеводы Ромодановского, но они, скорее всего, не успеют.

Не прошло и трех часов, когда колонна Фоншаденова полка выступила из Шклова. Было это 31 января 7163 года. В тот же час марш на Могилев из-под Быхова начали отряды гетмана Радзивилла. Отсчет времени пошел на часы.

К городу подошли почти одновременно, 2 февраля. Когда роты пехотинцев стали втягиваться к восточному предместью города, с западной стороны начали подходить отряды Радзивилла. Неожиданно для поляков ворота открылись и на не вполне оправившихся от похода воинов Великого гетмана Литовского бросились осажденные, которым полагалось сидеть за стенами и дрожать от страха. Стрельцы полков Лопухина и Аничкова, казаки, ополченцы из горожан, вооруженные кто чем, бросились на гордые хоругви. Тем временем, подошедшие пехотинцы Фон Штадена добавили жару залповым огнем. Поляки побежали. Ополченцы и гарнизон крепости, захватив обоз с припасами, столь же стремительно скрылись за стенами. Конечно, это была не победа. Поляки потеряли менее полусотни воинов из многотысячной армии. Но, если из города выходили порознь - стрельцы, солдаты, казаки, то возвращалась уже единая армия, спаянная общей удачей, окрыленная пусть маленькой, но победой.

У костров под стенами смешались солдатские и стрелецкие кафтаны, казачьи зипуны. Люди смеялись, хлопали друг друга по плечам. Все это видел Бейтон, проезжая по городу вместе с другими офицерами, полковниками и командующим гарнизоном воеводой Иваном Алферьевым. Среди командиров чем-то не понравился Бейтону полковник могилевского полка шляхтич Константин Поклонский. Слишком яростно ругал ляхов, слишком радовался победе. Впрочем, наверное, это у поручика от усталости. Лезет в голову всякая чушь. Человек, как человек. Да и сам Бейтон не ищейка из Тайной Думы.

Поручика определили на постой в небольшом домике в предместье под названием Лупулово, где была расквартирована и его рота. Убедившись, что солдаты размещены и накормлены, он отправился к себе. Оставшись, наконец, один, Бейтон скинул амуницию и завалился на кровать, отказавшись даже отужинать с хозяевами. Но заснуть не вышло. В голове крутились мысли, гудели ноги. Поняв, что уснуть не выйдет, поручик, накинув кафтан и охабень, сунув в карман трубку и кисет, вышел на улицу.

Было тихо. Только вдалеке перекались стражники. Поручик раскурил трубку и попытался успокоить кутерьму мыслей. Осада будет трудной. Тридцать тысяч поляков против шести тысяч осажденных. Да и какие шесть тысяч. Могилевский полк - только числом грозен. А умения у него меньше, чем у последнего солдата в их полку. Предместья удержать будет не просто. Хоть вал явно подновляли, частокол выставили, ров углубили, а защита слабая. Слишком много врагов. Бой будет за город. Стены крепкие, но не высокие, возле реки и совсем низкие. С окрестных холмов весь город простреливается. Да и припасов не много. Войска-то сколько? Да и так, людишек за стенами спряталось немало. Ох, достанется нам. Одна надежда, на армию Ромодановского, которая сейчас движется с боями от Шклова. Да казаки могут успеть с юга. Могут успеть. А могут и опоздать. Как карта ляжет, как говорят любители коротать вечера за игральным столом.