Лысая (СИ)

- Дак мы же…

- Гоша, Серый – сваливайте нахуй, не хватало ещё, чтобы менты прикопались. Нам двух тачек вполне хватит.

- Так а с этими чё делать? – спросил Серый, указав на несколько тел, лежащих у обочины.

Наташа подошла к ним, бегло оглядев пострадавших. Лёшка Соболев, Витя Левищев, Саня Осин и Саня Глухарёв выглядели сейчас действительно жалко: все избитые и униженные, с набухающими синяками и кровоточащими ранами на лицах.

Оттолкнув сидящего возле раненых «на кортах» Ваньку Хмурого, Наташа сильно наступила на живот Соболю, от чего тот взвыл.

- Ты какого хуя творишь?! – крикнула она, нажимая сильнее. – Ты головой вообще думаешь, когда на Лысую нарываешься?! Ты, блядь, за людей отвечаешь, мудак! Ты понимаешь, что это ты виноват, что вас здесь отмудохали, как засранцев последних?!

Соболь выл, корчился, но вслух материться на неё не решался. Убрав, наконец, ногу, Наташа сказала остальным:

- Грузите их. Не оставлять же тут. Соболя в травмопукнт на Профосюзной, Левищева туда же, скажите, что они вместе были, Осина и Глухаря… Артём, у нас есть ещё травмопункты?

- Ну один на Ленина есть, но это ж ебеня…

- Похеру, вези туда, раз знаешь дорогу.

- А с их машиной чё делать? – спросил Хмурый, поднимаясь. Судя по лицу, очень хотел покататься: своего автомобиля не имел, родители не позволяли. Наташа решила, что не позволит тем более.

- Она чья, Соболева?

- Ну вроде да…

- Значит, тут оставьте, ничего с ней не случится. Только ключи мне отдайте, потом он у меня заберёт…

- Давай аккуратно, заталкивай. Сиденья мне не запачкайте, уроды!

- Похеру, Артём, отмоешь, – крикнула Наташа, доставая сигарету из пачки. Серый послушно подставил ей зажигалку и она закурила.

- А чё, Лысую-то искать?

- Не смейте, – железно приказала Харли. – Пока что забудьте про неё. Мы её найдём, но позже.

Ей опять позвонил отец – но она даже не стала брать трубку, сбросив звонок и поставив телефон на беззвучный режим. Пока она курила, побитых ребят погрузили в машины и повезли по травмопунктам. С ней осталось всего несколько человек, которые никуда не расходились: если Харли курила молча и не уходила, – значит, ей было, что сказать.

- Пиздец, пацаны, – произнесла она негромко, докурив сигарету и потушив её кроссовкой о землю. – Пока мы хернёй страдаем, наших какие-то бабы пиздят. Вам самим-то не стыдно?

- Да эта Лысая ёбнутая! – возмущённо сказал Хмурый. Он всегда чем-то возмущался, когда чувствовал себя виноватым. – Помнишь, она ещё летом Ванюху с пацанами из-за кота…

- Я помню, – жёстко сказала Харли, – но тогда её ещё не знали. Сейчас ведь знают – и какого хрена просто так на неё лезут?

- Так чё, мы вон в ДК её поймали – и чё? – справедливо заметил Миша Зайцев по прозвищу Мусор. – Её вон вообще машина какая-то увезла…

- Так и не узнали, что за машина?

- Белая «девятка», номеров никто из наших не видел, там дождь был.

- Блин, хреново… Что у неё за друганы такие, интересно.

Немного помолчав, Харли сказала:

- Пиздить её надо, пацаны. Очень сильно пиздить. На этот раз эта сучка извинениями не отделается.

- Что, опять людей собирать? – спросил Хмурый.

- Не, на этот раз обойдёмся нашими силами. Есть у меня одна мысля, только для этого нужно узнать, чья это была машина. И кто за ней присматривает.

- А потом что?

- Что-что… Отмудохать его как следует, чтобы не рыпался. Старикан, наверное, какой-нибудь.

- Наших вон Лысая пиздит, а ты хочешь… – неуверенно начал Мусор.

- А ты на Лысую всех не равняй, увалень! – резко прервала его Харли. – Помнишь, как Найдёнова после нас по частям собирали? Так должно быть с каждым, кто на нас выёбывается. Короче, нужно постараться узнать, с кем она вообще тусит. Если не получается добраться до неё прямым путём – будем добираться через её дружков.

Немного помолчав, Хмурый неуверенно произнёс:

- Слушай…

- Мм? – обернулась Харли.

- Я, короче, не уверен… Но вроде Димас Рубенцов с ней в одном классе учится. Помнишь, он ещё нам деньги задолжал…

- Аааа, этот… В одном классе, серьёзно? У тебя номера его не осталось?

- Не… У Серёги Карбышева должен быть.

«Почти дошла…»

В Пашкиной неприкрытой голове царила злая пустота. В наушниках ничего не играло: кто-то из Клоунов с кулака разнёс левую панель, так что та теперь безвольно болталась вместе с ободком на шее Лысой. В ушах стоял неясный шум, а голову саднило. Несколько раз Пашка останавливалась: казалось, её вот-вот вырвет, но обходилось. Радовало лишь то, что её никто не преследовал.

«Вообще ничего не помню… – думала она. – Сильно им досталось? Судя по тому, что я жива… Ох чёрт, и пальцы-то все в крови… Вот Хрыч увидит, подумает, я ещё и вампир, здоровски будет…»

Обрывки воспоминаний никак не желали складываться в единый паззл. Лысая помнила лишь то, что глаза её в какой-то момент заплыли кровавой пеленой… А в следующий миг она уже стояла над поверженными противниками, с руками в крови, с несколькими синяками по всему телу, с разбитыми наушниками да кровоточащей губой. Самое подлое, что на руках было сломано два или три ногтя – вот уж с чем ни один парень в жизни проблем после драки не испытывал. Пашка всерьёз пожалела, что они как-то сами собой отросли.

Двор был почти пустынным. Лысая ковыляла к своему подъезду, борясь с головной болью и желанием просто рухнуть на дорогу и никуда не идти. Когда она почти дошла, знакомый голос окликнул её:

- Паша?

Она пошарила по карманам, оборачиваясь. С ней поздоровался сидящий на скамье близ подъезда Палыч. Снова с какой-то книгой в руке, уже не с Вольтером. Где он только их находит? И почему она его не заметила, когда прошла мимо?

- Здрасьте… – ключи наконец нашлись и Лысая провела пластмассовым диском по панели. Домофон послушно запиликал.

- Что с тобой? – спросил Палыч. – Неужто подралась опять?

- Ага. Да это ничего! Я этих упырей ещё хлеще отмудохала, не переживай… – Пашке хотелось поскорее закончить этот разговор, только бездомный сказал ей:

- Постой, Павлена…

- Ну чего ещё?

Палыч тяжело вздохнул, будто бы собирался сказать что-то, что долго откладывал на потом. И сказал негромко:

– Ты же всё-таки девочка, Паша. Долго ещё драться-то будешь?

- А как по-другому, Палыч? – тихо спросила она. – Как по-другому-то, если лезут? Мне принца что ли ждать?

Бомж вздохнул.

- Не знаю, как по-другому, Пашенька. Знал бы – так сказал. Но пойми, что… Ну не для мордобоев ты Богом создана. Сама ведь это понимаешь…

Пашку кольнула обида. Кольнула насквозь, и остриё было длинным – устремилось слепо вперёд.

- А ты для чего создан был? Жить на улице, быть грязным, как свинья?

Лысая не хотела обижать Палыча, но слишком поздно поняла, что сказала ужасную вещь. Замолчала, поглядела твёрдо, будто бы ждала ответа. Она хотела уже уйти, развернулась, но вслед ей донеслось:

- Я, Паша, может и грязный, как свинья, но я всё-таки человек. А это главное.

«Философ, ёпт…» – зло подумала Лысая, захлопывая за собой дверь. Левый глаз слезился.

Родители были дома, но встретил её только обеспокоенный Ладан, тут же принявшийся скакать и стучать лапами по паркету. Потрепав его более-менее чистой рукой, Пашка сняла куртку и толстовку, скользнула в ванную, закрыв за собой дверь, и включила душ.

…Стоя под тугими горячими струями, она закрыла глаза, позволив тяжёлой и жгучей, словно скат, обиде накрыть её с головой. Розовая кровь стекала в водосток, сломанные ногти саднило, а пробитая невидимая брешь чуть ниже груди ныла, словно больная опухоль. Закусив больную губу, Пашка беззвучно заплакала.

Она не гордилась тем, что победила в драке, и не жалела побитых ею Клоунов. «Другого выхода просто не было» – думала она. И в голове звучали слова Палыча о том, что она не создана для такого. Не создана для того, чтобы драться, чтобы оставлять противников бездыханными, пальцы её должны держать не биту, а, разве что, руку любимого… «Для чего ж я тогда создана? – думала Лысая, обламывая повреждённый ноготь. – И почему тогда я делаю то, что не должна? И кем я вообще была создана? Богом? Да пошёл он куда подальше…»