Лысая (СИ)

Спустя время мысли начали течь плавно и неохотно: жирные мухи над птичьими гнёздами будто бы разленились, так что теперь летали медленно, переваливаясь в воздухе с боку на бок. Пашка отчего-то очень чётко представила себе эту картину, и её затошнило. Она шла, совершенно не разбирая перед собой дороги, а когда банка пива опустела, Лысая и вовсе обнаружила себя на дороге, ведущей к Полтиннику – они летом проезжали здесь с Серёгой, когда он ездил по делам. Теперь дорога была чуть заснежена, но всё равно узнавалась.

Пашка, икнув, развернулась – идти прямиком в Полтинник не было ни смысла, ни настроения. Только теперь она почувствовала, что очень замёрзла: на первый взгляд вечер был не очень холодным, но спустя время начинал безжалостно пронимать до костей, даже выпитый спирт тепла не приносил. Он начал действовать на организм иначе. Ноги стали ватными и слегка заплетались, как и мысли в голове. Лысая почти поверила, что видит этих самых мух над гнёздами, которые до того обленились и расслабились, что начали спотыкаться друг о друга, сталкиваться и переплетаться. И каким-то образом она вдруг пришла к заключению, что никуда сегодня не дойдёт. Что рухнет прямо в снег, на пустынной улице, и если повезёт – её даже не подберут, не увезут в лес и не надругаются над мёртвым телом. Стало тягостно и тоскливо, и отчётливо захотелось с кем-нибудь напоследок поговорить. Достав телефон, Пашка проверила баланс – отрицательный, потому что она раз за разом перебивалась «доверительными платежами» – и, неудовлетворённая, убрала обратно.

Поглядев вперёд, она увидела в свете одного из фонарей жёлтый козырёк старенького таксофона.

…Аппарат был настоящим символом ушедшей эпохи, старый, разрисованный, заляпанный, но до сих пор довольно крепкий. Девятка была залеплена жвачкой, значок решётки вовсе выдернут из гнезда.

- Так… – произнесла Лысая, выпустив изо рта клубок пивного пара. Сунув несколько монеток в щель монетоприёмника, она сняла с крючка тяжёленькую синюю трубку. Снова пришлось доставать мобильник, чтобы с него набрать номер.

Сзади проехала какая-то машина. Когда звук её уже стих вдалеке, Пашка, наконец, закончила набирать цифры и одной рукой сунула мобильник в джинсы, а другой приложила трубку к уху.

В ожидании ответа она прислонилась лбом к холодной панели таксофона – хорошо, что была в шапке.

- Алло? – послышался Марьин голос. Совсем не сонный, интересно, сколько в Питере сейчас времени?

- Маша, здоровки… Это Паша Романова, помнишь меня?

- Паша?! Конечно, помню! Привет! Откуда ты звонишь, номер такой странный…

Как же здорово снова слышать её голос!

- Да я с таксофона на улице…

- С таксофона? Неужели у вас до сих пор такие остались?

- Ну как-то же я нашла один…

- А почему не с мобильного? Паш, как у тебя дела вообще? Расскажи, давно ведь не виделись…

Лысая едва стояла на ногах, лбом бессильно опиралась на таксофон – но всё равно её будто бы прорвало, и она начала безостановочно говорить. Даже не сбивалась, и сама удивлялась, насколько чётко её затуманенный рассудок складывает слова в предложения, а предложения в осмысленный рассказ о том, что вообще происходит. Она говорила и про Кира, и про Истомина, и про Лизку, и про Клоунов, и про Илюшку. Про Польку, про концерт, про предательство Простыня, про то, что Истомин пришёл в школу учителем, и что он её спас, и что она вообще теперь не знает, как говорить с ним…

Марья слушала очень внимательно, не перебивала. Почуяв неладное, Пашка прервалась, спросив:

- Марья, ты там ещё?

Ответа не последовало. «Может быть, время звонка закончилось?» Лысая рефлекторно потянулась к карману, чтобы поскрести там ещё монеток, как вдруг обнаружила, что трубка в её руках ничем не присоединена к таксофону.

Провод был перерезан.

Она ещё раз сказала что-то в трубку в надежде что-то услышать, однако постепенно начинала понимать, что всё это время ни с кем она не говорила. И Пашке стало до боли обидно – настолько, что закололо в сердце. В голове снова болезненно стукнуло, отдавая в татуировку на виске. На мгновение случившийся с ней хмельной мираж был столь же реалистичным, сколь и жестоким.

Глаз заметил в стороне неясное движение, внимание на которое Лысая обратила не сразу. Лишь когда сзади к ней подъехала машина и послышались звуки открываемых дверей, она обернулась, встав лицом к лицу с четырьмя парнями, трое из которых держали в руках внушительные такие биты. У четвёртого блеснул в руках нож: перехватив его в руке, парень спросил:

- Ну чё, Соболь, она?

- Да куртка её вроде, да и рюкзак тоже… Слышь, шапку сними, – потребовал другой.

Пашке очень сильно захотелось послать его куда подальше, но она сдержалась. Спустила наушники на шею и впилась в шапку пальцами, стянув её с головы. Свету фонаря рядом с телефоном предстал её татуированный череп.

- Внатуре Лысая… – сказал парень по кличке Соболь, медленно надвигаясь на неё. – Слышь, ты в курсе вообще, что тебе пизда? – спросил он, покачивая в руке битой.

- Ага. Оповещение приходило, – Пашка криво ухмыльнулась, с удовлетворением чувствуя, что лёгкий хмель со страхом странным образом перемешиваются внутри неё, устраняя друг друга.

Артём Синицын хоть парнем был и надёжным, и, когда не надо, лишних вопросов не задавал, но плошать перед ним всё равно было нельзя. Поэтому Наташа Рябова, поднимаясь вместе с ним и Игорем в лифте на седьмой этаж, думала, что делать. Ответ напрашивался сам собой: просто оставить его родителям, и пускай сам разбирается. Душу терзали сомнения, но, как только лифт достиг конечной точки, все они стихли. Двери медленно раскрылись, Игорь вышел первым.

- Какая твоя квартира?

- Сорок восьмая…

- А адрес не перепутал?

- Нет. Точно помню.

- Значит, вот эта…

Взяв Игоря за плечи, Наташа подвела к двери и нажала на звонок. Когда в квартире раздалась глухая птичья трель, она почти бесшумно скользнула назад к Артёму, в створки закрывающегося лифта. Когда кабина поехала вниз, с этажа донеслись женские возгласы.

- Ну хоть от пиздюка отделалась, – как бы невзначай бросила Наташа, доставая телефон. Немного запоздало отправленное в рассылку СМС уже было прочитано всеми и, если всё шло хорошо, то в этот момент у Лысой должно не доставать во рту зубов.

Уже когда они с Артёмом выходили из подъезда, направляясь к машине, позвонил Соболь.

- Да? – Наташа ответила молниеносно.

- Харли, тут Соболю хуёво, – вместо него говорил почему-то Андрюха Серый, – чё, «скорую» нам вызывать? Или чё?

- Не вызывай, дождись меня. Что вообще случилось? – Наташа села на сиденье рядом с водительским, хлопнув дверью.

- У Соболя лицо просто в мясо, да и остальные тоже не лучше… Мы, короче, знаешь где? Проезд на Многостаночников к Полтиннику, тут ещё проход во дворы и телефон стоит старый…

- Мы с Артёмом едем. У вас аптечка есть? Сделайте что-нибудь, я не знаю… Артём, трогай на Многостаночников, – сказала она, убрав телефон от уха, а вернув, спросила: – А Лысую не нашли?

Спустя недолгое молчание – «Лада» в это время выезжала со двора многоэтажки – Серый сказал:

- Дак по ходу это она и была…

- Чё?! В смысле?!

- Ванюха говорит, это она их и отпиздила…

- Пиздец… – произнесла Наташа, а затем сбросила звонок и сунула телефон в куртку.

Схватив себя за волосы, она впилась ногтями в голову, утробно зарычав. Жгучая злость переполняла её изнутри: пока она возилась с этим невнятным слепым мальчишкой, Лысая не только смогла сбежать, но ещё и, судя по всему, избила ребят. Идиоты, насколько же они были глупы, чтобы просто так на неё лезть?!

- Что там? – спросил коротко Артём, выруливая на большую дорогу.

- Да ничего, блять… Езжай быстрее.

2.

На Многостаночников уже собралось три машины, образовавшие небольшое заграждение. Когда Артём затормозил, Наташа выскочила чуть ли не на ходу, поспешив к ним.

- Чё за хуйня, братва? – спросила она громко у собравшихся. – Вы какого хрена столько машин пригнали?