Гера

– Конечно, я расскажу. Даже более того – я не прошу тебя ничего рассказать мне первой. Не спрашиваю о твоем воскресшем и снова сгинувшем парне, не прошу делать выбор, не зову никого к барьеру.

– Я это оценила! – обрывает она резко.

         Кажется, фраза должна задеть его, но он пропускает ее мимо ушей.

– Поедем к тебе. Неудобно говорить, глядя на медицинские инструменты.

         Они вместе выходят из клиники. Аня ступает на ледяной тротуар своими осенними, легкими ботинками и торопится к машине. Садится за руль, и Влад внимательно всматривается в нее.

– Соскучился по тебе...

– Это хорошо. Я замерзла немного, нужно согреться, поужинать... оттаять.

– Ты готовишь?

– Нет, не готовлю. Я же одна – кому мне готовить?

– Мюсли ешь?

– Да, мюсли. Иногда просто чай пью.

– Без мюслей?

– Очень смешно!

         Он улыбается.

– А ужинать что будем?

– Закажем что-то.

– Пиццу хочешь? – он достает из кармана рекламу какой-то пиццерии и делает заказ, четко называя ее адрес.

         И вдруг снова, как уже бывало с ним наедине, мир начинает казаться Ане очень неестественным. Когда-то она даже не верила, что этот парень реально существует, звонила в «Интерстар» и узнавала, есть ли у них такой сотрудник. А потом ради нее он убил человека...

         Неужели после этого она не может ему доверять? Даже реклама пиццерии в его руках кажется ей какой-то фикцией.

– Где ты взял эту рекламу? – спрашивает она зачем-то.

– Мальчишка раздавал на перекрестке. Пиццерия «Бэлла».

– А где ты оставил авто?

– На стоянке перед твоей стоматологией. Не помнишь?

– Мне кажется... это все твоя матрица...

– На тебя еще пережитый стресс действует, – он пожимает плечами.

         Теперь уже она всматривается в его лицо.

– Когда тебе в последний раз говорили, что ты очень красив?

– В последний раз? В косметическом салоне. Я делал татуаж бровей.

– Татуаж бровей?

– Совсем легкий, чтобы изменить линию.

– Зачем?

– Некоторые линии со временем нужно менять.

– Например?

– Линию жизни.

– Линию сердца?

– Может. Но у меня этого не получилось. Поэтому я и сказал: некоторые линии, не все...

         Они входят в ее квартиру, он сбрасывает пиджак... И она вспоминает, как он пришел к ней впервые... Как дерзко себя тогда вел... как выключал свет. Как она вдруг почувствовала, что ее прошлое стирается.

         А потом все обрушилось с новой силой – воскрешение Герасимова, преследование сумасшедшего, убийство, допросы следователей, ухаживание Колоса, осведомленность Шубина...

         Она всматривается в его сине-фиолетовые глаза...

– Поговорим о ключе от счастья?

         Он усмехается.  

– Пошлость на ум приходит, когда ты спрашиваешь меня о ключе. Но если ты так серьезно настроена – поговорим…

18. ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ

         Влад некоторое время молчит. В комнате тихо. Даже часы не тикают: остановились во вчера. Если судить по ним, Новый год никогда не наступит. А на самом деле – четыре дня до Нового года.

– Я понимаю, о чем ты хочешь спросить, – говорит он Ане. – Но я не отвечу прямо. Это сложно. Прямые ответы не всегда бывают понятны, как это ни парадоксально. Вместо этого, я, как Шахерезада, расскажу тебе три истории. Не тысячу, правда, а всего три. Только одно условие: ты будешь слушать молча, не перебивая, не комментируя и не задавая вопросов. Даже если тебе будет казаться, что то, о чем я говорю, тебя не касается, ты будешь молчать, договорились?

– Договорились, – она пожимает плечами.

         Влад выключает свет и садится в кресло. Аня опускается напротив, едва различая его лицо в темноте.

– По традициям жанра – темнота без всяких спецэффектов, – объясняет свои действия Влад и еще несколько секунд молчит. –  Итак. История первая. Без названия, без точных имен и дат, как, впрочем, и другие. Но герой их – один и тот же. Это молодой человек. В первой истории он очень молод – ему семнадцать лет.

         Ему семнадцать лет... Он влюблен в свою одноклассницу. Все банально. У него еще никогда не было женщины, и даже онанизмом он занимался не очень активно. У него ломается голос и потеют ладони. В ночь после выпускного бала он оказывается вместе со своей любимой в квартире друга. И... не может к ней прикоснуться. Он предлагает ей «руку и сердце». Девочке же этот суповой набор совсем ни к чему. Ей тоже семнадцать, и у нее большие планы на жизнь – отдельные от него планы на отдельную от него жизнь, на свою собственную.

         Она уходит, а парень падает в обморок. Молодежь, как водится, склонна к обморокам и максимализму. Приходит в себя от того, что вернулись его друзья: хозяин квартиры и еще один школьный «фулиган», разгильдяй и двоечник. Друзья пьяны в хлам. Обсуждают встречу рассвета в подробностях: минет, анашу и все вероятные и невероятные способы сексуальной близости с бывшей классной. Наш герой соображает плохо. И тогда двоечник хлопает его по плечу.

– Не кисни, очкарик! Твоя Залетаева меня тут догнала в темном переулке: возьми меня, типа, невтерпеж. Потащила в какую-то канаву, сама на меня запрыгнула. Такое вытворяла – охренеть просто! А тебе вот передала привет.

         И выложил перед нашим героем черные тонкие трусики. Второго обморока не последовало. Парень просто в черном тумане попробовал отыскать дверь.

– Эй, подарочек забери! – напомнил Морозов. – На них даже кровь настоящая...

         В эту же ночь все «настоящее» закончилось. С тех пор кровь никогда для него не была настоящей. И ни одна женщина не была настоящей. И ненастоящих женщин было много...

         Но память о ней... память все равно преследует мучительно. Он не может курить, потому что ей не нравится запах дыма. Он живет так, словно в следующий миг может встретить ее там, где ее появление невозможно. Десятки разных женщин не затмевают в его воспоминаниях той одной, которую он так любит.

         Постепенно он прощает ей все: ее отказ, ее нелюбовь, двоечника Морозова. Он прощает ей все заочно – не в силах забыть ее и не в силах даже отвлечься от своего чувства.

         Годы не учат и не лечат. И жизнь, полная опасностей, ничего не меняет, потому что это уже ненастоящая жизнь.

         Остается ли он сам при этом настоящим – сказать сложно. Но одна линия остается настоящей наверняка, проходит через его сердце, его ладони, его сознание. Но этом первая история заканчивается...

         Аня молчит.

         За окнами не темно. Синяя зима греется около фонарей и сияющих вывесок. Небо, подсвеченное ночной иллюминацией, не кажется безнадежно холодным. Это мутноватое, сине-оранжевое небо, закрывающее город от дыхания зловещего космоса.

         Может, в это время Дед Мороз уже отправляется в путь из Лапландии...

         Аня смотрит за окно и молчит, словно прислушивается к шагам Нового года. У школьников уже начались зимние каникулы, во всех магазинах объявлены распродажи, в салонах мобильных телефонов – новогодние акции, а все улицы уставлены невысокими елями, привезенными в город на продажу.

         Завтра – очередной рабочий день, и даже послезавтра, пожалуй. И накануне праздника зубы у людей болят не меньше, чем обычно. Аня уже купила подарки всем сотрудникам: конфеты, шампанское и мандарины. Традиционно. В выборе подарков она не оригинальна, и индивидуального подхода к каждому у нее нет. Она уверена, что всем приятно получить к новогоднему столу шоколад, шампанское и фрукты.

         Корпоративной вечеринки тоже не будет. Все корпоративные вечеринки, вне зависимости от повода, сводятся к разговорам о работе, пациентах, новых методах лечения и препаратах. Не хочется этого в Новый год. До Рождества клиника будет закрыта. И у кого нет семьи, чтобы провести зимние праздники в кругу родных, тому придется невесело...