Гера

         Он пьет херес. И она тоже что-то глотает, чокается, улыбается, помня о том, что все – ненастоящее и все игра… Колос играет с очень серьезным лицом. Он в прошлом – военный, майор в отставке. И он очень одинок.

– Вы тогда сказали о детях – меня так задело…

– Когда?

         Она не очень хорошо помнит. Помнит, что бросила что-то резкое. Как всегда – то, что подумала, а плавных мыслей у нее не бывает.

– Анна, я…

– Не говорите ничего, – она останавливает его полупьяную готовность «все и начистоту». – Не нужно. Не хочу слышать.

         Может, это задевает его снова: она не хочет задумываться.

– Я знаю, что вы скрываете, Анна…

– Я?

– У вас своя история – очень непрозрачная.

         Аня взглядывает заинтересованно. Похоже, Колос все-таки провел свое личное расследование.

– Я сразу понял, что здесь что-то не так… Вы отослали Костика – едва ли не в истерике, и оставили дверь открытой…

– По-вашему, я сама заманила этого маньяка, чтобы убить его? – кривится Аня.

– Может. Но есть одно «но»: вы не смогли бы нанести удар такой силы даже в состоянии аффекта. У вас очень хрупкие руки…

         Он смотрит на ее полупрозрачные кисти.

– Что еще? – спрашивает она спокойно.

– Еще? Еще вы не хотели обращаться в милицию.

– И какой вывод?

– Думаю, кто-то хотел свести счеты с этим парнем и выловил его на живца.

– Боже, какой бред! Вячеслав, я думаю, вы до сих пор не женаты именно из-за вашей жуткой подозрительности. Одно только непонятно: зачем выгораживали меня перед следователем?..

– Чтобы… жениться на вас.

         Теперь она не улыбается. Ясно, что слегка опьяневший Колос говорит чистую правду. И опьянел он, конечно, не от хереса, а от своих подозрений, от причастности к тайне и от того, что кажется ему опасным. Это влечет его.

         У него приятное лицо отставного военного. Гладкое, чистое, тщательно выбритое, смуглое от загара, слегка блестящее. Он хорош собой, хоть и лысоват. У него умные, хитроватые глаза.

– Слава, не морочьте мне голову, – сдается Аня. – Я в самом деле не имела в виду ничего предосудительного. И тем более – ничего такого не совершала. У меня и в мыслях не было приставать к вам с двусмысленностями.

– А жаль…

         Может, никогда до этого Колос не делал никому серьезного предложения, и Ане искренне жаль, что она не может на его вопрос ответить «так точно!»

         Но ключ от счастья уже почти у нее в руках. Теперь, как никогда раньше, она верит в это и просто ждет окончания всех формальностей. Колос задерживает ее, их прощание длится, его лицо никак не исчезает с горизонта…

         Пока, наконец, она не извиняется и не оставляет его одного за столиком. Выходит и сливается с зимней ночью, и машина сливается с трассой, и квартира сливается с космосом. Все кружится в какой-то воронке хаотичных предчувствий. 

         Она видит вещи словно впервые – телефон, ручку двери, уцелевшую вазу. Ей не страшно в квартире, где недавно произошло убийство. И не холодно.

         Аня ждет человека, который ее спас. Ждет, что он вернется в ее жизнь и объяснит ей, что делать с этой жизнью дальше. У него есть право на это, потому что только он знает правила этой игры.

15. ЯСНОВИДЕНИЕ

         Бывает, что человек ходит по краю пропасти и не может понять, откуда на него веет опасностью. А бывает наоборот – бродит по темному кругу тени и не может ступить под лучи солнца. Аня чувствует, что тень должна рассеяться, но выйти из темного круга – без посторонней помощи – выше ее сил.

         Ждет Влада. Влада ли?

         Или все-таки Герасимова. Ради него она рисковала жизнью, а если он все-таки мертв? Если Шубин просто хотел лишить ее покоя? Мысль парализует мгновенно. Он мертв. Его нет. А она продолжает его ждать…

Даша смотрит на нее печально.

– Анна Михайловна, у вас голова болит?

– Да, Дашенька, немного…

         Вдруг осеняет другая внезапная мысль…

– Даша, а ты не знаешь?

         Но если она спросит об этом у Даши или у Светочки, на нее обрушатся тысячи вопросов, параллелей, комментариев ее неравнодушных коллег…

– Теть Люб, а вы не знаете?..

         Однажды соседка уже пыталась спасти Аню от голодной смерти. И теперь сочувственно качает головой.

– Похудела ты, Анечка…

– Тетя Люба, я ищу какую-нибудь гадалку, чтобы…

– Что?

– Мне кажется, он жив. Пусть бы она сказала… наверняка чтобы…

– Ах ты, несчастье… Сколько лет прошло уже?

– Неважно это. Мне кажется, что он жив. Каждый день жду, ни есть, ни пить не могу…

– Как можно… не есть? – удивляется розовощекая тетя Люба. – Ну, давай к бабке Марфе пойдем, я без очереди тебя проведу. Это моей матери покойной (царство небесное) приятельница.

– А она разбирается?

– Что ты! Все бизнесмены к ней едут!

– Я ж не на бизнес…

– Она все видит.

         Тон соседки не допускает возражений.

Живет баба Марфа в хорошей трехкомнатной квартире над офисом компании «Интелбум». И очередь к ней тянется под окнами «Интелбума». К тому же ее клиенты норовят с утра пораньше занять своими автомобилями интелбумовскую парковку, поэтому с соседями у бабы Марфы отношения складываются неважно.

Живет она одна. А прием ведет вместе с секретарем Вероникой. Впрочем, определенной таксы у бабы Марфы нет: кто сто баксов заплатит за консультацию, а кто пять гривень.

За очередью Вероника следит строго, но тетя Люба смело проводит Аню мимо какого-то проблемного бизнесмена и вталкивает к гадалке.

Бабка Марфа – невысокая, согбенная, лет восьмидесяти, но в целом бодрая старушка. С маленькими голубыми глазками. Аня достает из сумочки школьную фотографию Герасимов и кладет на стол перед ней.

– Хочу узнать, жив он или нет…

         Старушка придвигает к себе фото и вглядывается  в него..   

– Давний снимок…

         У Ани начинает остывать сердце. Страшно становится.

         Зачем она пришла? Ждала, надеялась… А если мертв? Если погиб? Искать у Влада ключи от своего счастья? Парень совершил убийство, чтобы спасти ее. А стоило ли спасать?

– Очень давний снимок, – повторяет бабка Марфа.

– Нет, не такой уж давний. Ему сейчас тридцать лет.

– Очень старый снимок, – повторяет свое старушка и вдруг закрывает глаза. – Вижу его… в комнате, где много людей…

– Он жив? Жив! – выдыхает Аня.

– Один человек очень близко к нему. За столиком, как в ресторане.

         Герасимов жив и в ресторане.

– Человек этот улыбается. Твой парень не пьет. Курит. Много курит. Говорит что-то…

         Герасимов курит?

– Говорит с темным мужчиной.

– Где он? В Украине?

– Не знаю.

– А ресторан… какая-нибудь вывеска… реклама…

– Афиша над ними: концерт Галкина двадцать шестого декабря. Над столиком висит.

– Это здесь, в Киеве.

– Мужчина с темными волосами, назад зачесаны, он их приглаживает.

         Бабка Марфа открывает глаза и теперь смотрит на Аню…

– Это Шубин, – говорит Аня вслух. – И это в Киеве. Они сидят в каком-то кабаке. Под афишей Галкина. Он курит. Жив-здоров. И не ищет меня. Даже увидеть не пытается.

         Старушка прищуривается, и губы морщатся в непонятной улыбке. Ане становится очень не по себе. Она поднимается, бросает двадцать баксов в корзину и идет к двери.

– А снимок – очень старый, – повторяет свое бабка Марфа.

         «Сама ты!» – думает про себя Аня, открывая дверь, но бабулька снова удерживает ее репликой.

– И ботинки тебе надо теплые купить. Нельзя, чтобы ноги мерзли. Все егозишь, егоза! А ноги в тепле держать надо. Скоро ребенка родишь… а ты и о себе позаботиться не можешь.

         Аня оборачивается. Глаза мгновенно наполняются слезами. Бабка Марфа по-прежнему смотрит на нее внимательно, но больше ничего не говорит. Просто смотрит, и ее глаза улыбаются.