Гамп и компания

– Думаю, за нехть они и погибли. – Вот что мне пришлось по этому поводу сказать.

Мы добрались до Байя‑Лабатре, забросили корзины в лодку, и я погреб к устричным банкам. Солнце всходило над Мексиканским заливом, и в утреннем небе плыли пушистые розовые облака. Вода была прозрачной и ровной как стол, а единственные звуки доносились от весел. Мы добрались до банок, и я показал малышу Форресту, как втыкать одно весло в ил, чтобы лодка держалась неподвижно, пока я шарю по банкам. Затем я использовал длинные щипцы, чтобы откусывать большие шары устриц. Утро было чертовски славное, и вскоре малыш Форрест сказал, что тоже хочет немного пооткусывать. Он казался ужасно счастливым, как будто откусывал жемчужины, а не устриц. На самом деле в некоторых устрицах и впрямь были жемчужины, но никаких приличных денег они не стоили. Это были не те устрицы.

После того как мы набрали наш предел, я погреб назад к предприятию по обработке устриц, но не одолел даже и полпути, как малыш Форрест спрашивает, нельзя ли ему тоже погрести. Я пересел, и он взялся за весла. Примерно полчаса нас болтало туда‑сюда, но наконец он наловчился.

– А почему ты не купил к этой лодке мотор? – спрашивает малыш Форрест.

– Не знаю, – говорю. – Порой мне вроде как нравится грести. Чертовски тихо и мирно. И это дает мне время подумать.

– Ага, а о чем?

– Не знаю, – сказал я. – Ни о чем особенном. Вообще‑то думать – не моя специальность.

– Мотор сэкономил бы время, – говорит он. – И прибавил бы эффективности.

– Угу. Наверное.

В общем, добрались мы до пристани, где предприятие по обработке устриц разгружало наши корзины. Цена сегодня была немного повыше, потому как, сказал приемщик, уйму устричных банок закрыли из‑за загрязнения. Так наши устрицы сегодня стали более редкими, чем вчера, что мне было очень по вкусу. Я сказал малышу Форресту идти к пикапу и принести корзинку с ленчем, чтобы мы смогли поесть бутербродов прямо здесь, на пристани. Получился бы вроде как пикник у воды.

Я как раз договорился с приемщиком, когда малыш Форрест с недовольным видом приходит обратно.

– Ты знаешь парня по имени Смитти? – спрашивает он.

– Угу. Я его знаю. А что?

– А то, что кто‑то проколол Ванде обе передние шины. А этот парень стоял прямо посреди улицы и ржал. А когда я спросил, не знает ли он, кто это сделал, он только сказал: «Не‑а. Просто передай своему корешу привет от Смитти».

– Тьфу ты черт! – Вот и все, на что я сподобился.

– Так кто этот парень?

– Просто один чувак.

– Но ему, похоже, это было очень по вкусу. Он прямо наслаждался.

– Очень может быть. Ему и его дружкам не нравится, что здесь собирают устриц.

– У него в руке был нож для вскрывания устриц. Думаешь, он это сделал?

– Может быть. Беда в том, что у меня нет доказательств.

– Так почему ты не выяснишь? Спроси у него.

– Думаю, лучше оставить этих парней в покое, – говорю. – Одни проблемы с ними связываться.

– Но ведь ты их не боишься, правда?

– Да не особо. Я хочу сказать, все они здесь живут. Их бесит то, что я отщипываю их устриц.

– Их устриц? Устрицы в воде – общие.

– Угу. Я это знаю. Но им по‑другому кажется.

– Так ты собираешься позволить им нами помыкать?

– Я собираюсь и дальше заниматься своим делом, а их оставить в покое, – говорю.

Тут малыш Форрест разворачивается, возвращается к пикапу и начинает заклеивать шину. Я вижу его на другой стороне улицы – как он ругается и бормочет себе под нос. Я понимаю, каково ему, но прямо сейчас не могу позволить себе никаких разборок. Мне о семье надо заботиться.

Глава четырнадцатая

А потом это все‑таки случилось. Нас закрыли.

Однажды утром мы с малышом Форрестом добрались до пристани, а там повсюду расклеены большие объявления, где говорится: «Ввиду загрязнения воды никакого сбора устриц до дальнейшего уведомления не производится. Наказание в соответствии с законом».

Вот это и впрямь были скверные новости. В конце концов мы и так почти что на ниточке болтались. Нам ничего не оставалось, кроме как вернуться домой. Кругом была чертовски мрачная ночь, и наутро, сидя за завтраком, я тоже чувствовал себя чертовски мрачно. Я как раз допивал чашку кофе, когда малыш Форрест заходит на кухню.

– У меня есть идея, – говорит он.

– Какая еще идея?

– Кажется, я придумал способ, как нам снова начать собирать устриц.

– И что это за способ? – спрашиваю.

– В общем, я тут все это дело поизучал, – говорит малыш Форрест. – Что, если мы сможем убедить чиновников из Государственного управления по рыбе и живой природе, что каждая добытая нами устрица будет свободна от всякого загрязнения?

– Как же мы это сделаем?

– Переместим их подальше в залив.

– Кого? Чиновников?

– Устриц. Понимаешь, устрица процветает при загрязнении, но есть ее нельзя, потому что ты от нее заболеешь. Все это знают. Но, согласно исследованию, которое я провел, устрица полностью самоочищается за каждые двадцать четыре часа.

– Ну и что?

– А то, что мы, к примеру, отщипнем устриц в загрязненной воде, а потом переместим их дальше в залив, где вода прозрачная, чистая и соленая. Все, что от нас потребуется, это погрузить устриц на несколько футов в воду и оставить там примерно на сутки. Тогда они снова станут свежими и кристально‑чистыми.

– А мы можем это проделать?

– Ага. Я чертовски уверен. То есть, все, что нам потребуется, это раздобыть еще один старый ялик, отбуксировать его к одному из тех островков, где вода чистая, положить в него устриц, которых мы тут нащиплем, и оставить на сутки. Эти устрицы сами полностью очистят себя от всей гадости. Кроме того, я ручаюсь, что вкус у них станет лучше, потому что они прихватят соль из вод залива.

– Слушай, – говорю, – все это звучит так, как будто и впрямь может сработать.

– Ага. То есть, работать придется немного больше, потому что нам придется перемещать устриц, а потом снова их забирать, но это все же лучше, чем ничего.

Так мы и сделали.

Невесть как нам удалось убедить чиновников из Государственного управления по рыбе и живой природе, что наши устрицы не будут представлять ни для кого никакой угрозы. Мы начали перемещать их с прибрежных банок в залив на ялике, но скоро оказались так завалены работой, что пришлось купить баржу. Кроме того, цена наших устриц подскочила почти до небес, учитывая, что мы были единственными крупными сборщиками в городе.

Шли недели и месяцы, мы вводили в работу все больше и больше барж, и нам пришлось нанять людей, чтобы они помогали нам в устричном бизнесе.

Малыш Форрест разродился новой идеей – по сути, именно она и сделала нас богатыми.

– Послушай, – сказал он в один прекрасный день, после того как мы приволокли большой груз устриц, – я тут подумал – где лучше всего вырастить устрицу?

– В говне, – ответил я.

– Вот именно, – говорит он. – А где больше всего говна во всем заливе?

– Пожалуй, у завода по переработке отходов, – говорю.

– Точно! Тогда вот что мы делаем – мы идем туда и разводим там устриц! Тысячи устриц – нет, миллионы! Мы сможем использовать дощатые настилы или что‑то вроде того, чтобы взращивать икру, – ну, то есть молодь устриц. Установим все это дело на постоянной основе с лодками, чтобы отщипывать новых устриц и перемещать их к нашим баржам в заливе. У меня даже есть идея погружаемой баржи. Мы просто будем брать ее и топить с зараженными устрицами, а через сутки поднимать на поверхность – и вот у нас уже целая баржа свеженьких, чистых устриц!

Так мы тоже сделали.

Через год мы уже собирали устриц у завода по переработке отходов больше, чем нам позволял закон. Тогда мы расширили наше предприятие, включив в него завод по обработке устриц и транспортный отдел. Также у нас появился отдел маркетинга.

«Гамп и компания» – так я назвал наше предприятие, и мы продаем первоклассных устриц по всем Соединенным Штатам Америки.