mediatores (СИ)

Но у меня, оказывается, не было номера Аркадия Ивановича! Телефон, с которого однажды пришло сообщение с адресом, не отвечал. "Номер абонента заблокирован", -- сообщил мне механический голос.

Аркадий -- брат Арнольда, и оттого я поспешно набрал номер Арнольда, послушно ждал восемь или десять гудков. Трубку не взяли. Что ж, это можно понять: он занят, у него идёт консультация. Позвоню через полчаса.

Я отправился в ближайшее кафе, пешком, оставив машину у Казанского монастыря, взял чашку кофе и неподвижно сидел нужное время. Пожалуй, полчаса прошли...

"Аппарат абонента отключён", -- известила меня запись равнодушного голоса.

Отключён! Вы только поглядите на этого поганца! Он увидел, что я ему звоню, и отключил телефон!

Не разбирая дороги, я вернулся к автомобилю. Сколько-то ещё посидел в нём. Резко тронулся с места и остановился под окнами дома Арнольда через пятнадцать минут.

Свет в квартире не горел. То ли в самом деле ещё не дома, то ли "залёг на дно". Что толку сейчас к нему ломиться! Всё равно не откроет, а соседи ещё и полицию вызовут...

Мне оставалось только вернуться домой, где меня тоже, разумеется, никто не ждал.

Компьютер! Может быть, на личной странице Арнольда в социальной сети я найду объяснение?

Может быть, не я, а господин психотерапевт высшей категории рехнулся часом? Может быть, они все там с ума посходили?

Нет, на странице моего друга всё было по-прежнему, последняя запись -- полугодичной давности. Но едва установилось соединение с сетью, как почти сразу почтовый агент сигнализировал мне о новом письме.

Единственное слово "Разъяснение" стояло в заголовке письма. Сам адрес отправителя, тоже содержащий в имени razyasneniye с какими-то цифрами после него, был, похоже, одноразовым.

Сердце у меня вдруг застучало так бешено, что мне пришлось выйти на кухню, вскипятить воды и бросить в чайную кружку пакет Valerianae rhizomata cum radicibus. Вернувшись в этим напитком в компьютеру, я открыл письмо.

X

Дорогой Владимир,

прости мне это формальное обращение, но мы никогда не были особенно дружны. Ты никогда и не пытался узнать, почему, списывая моё отстранение на особенности моего характера, на высокомерие учёного-интеллектуала и, так сказать, на "леверкюновский демонизм". Если с первым я и готов согласиться, то последним ты мне делаешь слишком много чести.

Никакого демонизма во мне нет: я просто верен своей семье. Это звучит не очень правдоподобно, но я не забочусь о правдоподобности. Должен ведь я тебе что-то написать: ты хотя бы это заслужил.

Августа Шёнграбен была не моей родной сестрой, а только двоюродной. (Да, наверное, сбивать тебя с толку, уверяя в её фиктивности, погрешило против врачебной этики. Другого сожаления для тебя у меня нет, извини.) Я должен сказать, что на семью вся та давняя история произвела очень тягостное впечатление. Тебя продолжают винить в гибели Августы, если не в формальном смысле, то в духовном: в смысле влияния, которое ты оказал на девушку.

Мысль о том, чтобы сквитаться, настолько завладела нами всеми, что мы не поленились выдумать целый детектив, в который полностью здоровому человеку было бы поверить сложно. Но мы знали о твоём расстройстве и о твоей любви ко всяким историческим чудесам, так что надежда имелась. Мы нашли первую попавшуюся квартиру и сняли её на короткий срок. Остальное было делом техники.

"Сестра Иоанна" никогда не существовала в действительности, как не существовал Наум Севостьянов и прочие фантастические персонажи. Хочешь знать, кто эта девушка на самом деле? Пациентка заведения, в котором я работаю!

Я должен был бы на этом месте привести несколько рассуждений о морали и о том, что возмездие всегда найдёт виновного. Но после нашего торжества над тобой я в себе могу обнаружить только равнодушие. Какое мне дело до того, что ты чувствуешь?

Постарайся найти во всём этом и хорошие стороны: твоё расстройство, вероятно, излечено, поэтому я не погрешил, по крайней мере, против врачебного долга, в этом ты не можешь меня упрекнуть. Мысль о том, что можно исцелять больных посредством диалога с другими больными, со схожими расстройствами, не нова, но я увидел ей блестящее экспериментальное подтверждение. В случае её заболевания эта театральная терапия значительных положительных эффектов, увы, не оказала.

Всё же если симптомы твоего расстройства сохранятся, я прошу тебя обратиться к другому психотерапевту. Также был бы благодарен за твой отказ от попыток возобновить какое бы то ни было общение между нами. Думаю, и у тебя после этого письма не должно остаться желания продолжать знакомство.

Твой

А.Ш."

XI

Закончив чтение, я ещё несколько минут сидел не шевелясь, без единой мысли. Вот стали наконец появляться и мысли. Что ж, справедливо. То есть нет: чудовищно несправедливо, безобразно, дико! Но ожидаемо? Все эти годы я не ожидал ли возмездия? Заслужено ли это возмездие, я не спрашивал себя, да и то: "возмездие" было слишком большим словом. Надо мной просто посмеялись, а ещё под шумок увели у меня некоторую сумму денег. Жаловаться -- невозможно, невероятно, абсурдно: что бы я написал в исковом заявлении, даже захоти я его подать? (Я не хотел.) Историю про то, как меня ограбили сёстры Mediatores? С копией такого искового заявления на руках у Арнольда полный повод появится упрятать меня в своё заведение, поближе к "сестре Иоанне"...

Как-то мелочно это всё, господа Шёнграбены, для нравственного суда! Мелочно и позорно, но не мне вас упрекать: если вы считаете, что "сквитались" теперь со мной, то и наслаждайтесь этой мыслью, ради Бога.

Что-то всё-таки тревожило меня, что-то не сходилось в этой гладкой версии. Вот, к примеру: кто такая "настоятельница", верней, женщина, сыгравшая её роль? Родственница Арнольда? Мать? Но мать его умерла... Положим, тётка? Но ведь непохожи...

И какой ведь дерзостью надо обладать для того, чтобы с такой самоуверенностью, с такой безукоризненной достоверностью сыграть роль духовного лица! Нет, это не "сестра Иоанна" -- актриса: это все Шёнграбены -- актеры, каких ещё поискать...

Девочку -- пациентку психиатрической клиники было жалко особенно, мучительно. Но и здесь обнаруживалось что-то фальшивое. Разве Аврора -- сумасшедшая? Что именно в её речи и поведении свидетельствовало о расстройстве? Впрочем, я путаю spiritus incarnatus и mediatrix. Даже и так: разве моя Бессмертная возлюбленная воплотилась бы в безумном носителе? (Хотя что есть безумие? Ведь и у меня специалист с высшим образованием диагностировал шизофрению, болезнь в самый раз для клиники, а разве со стороны кто её заметил?)

"Я живу сейчас!" -- воскликнула Аврора в самом начале нашей встречи. Бедняжка! То был, видимо, в равной степени крик самой Авроры и крик её mediatrix, которой, конечно, даже это короткое приключение было веселей пребывания в больнице. Но как же Арнольд решился её вывести за территорию клиники, да ещё и целых два раза, кто ему позволил? Он, кстати, уже получил место завотделением или ещё нет? Если получил, то воспользовался своими административными правами, всё элементарно. А как он мог ручаться, что она в точности выполнит всё сказанное, что у неё не случится приступа? Может быть, девушка вовсе не так уж больна, если способна отдавать себе отчёт в своих поступках? Зачем её тогда удерживают в лечебнице?