mediatores (СИ)

-- Владимир Николаевич, туалеты не работают, оба! -- начала она жалобно-требовательно.

Я показал ей объявление и не моргнув глазом отправил на печать ещё один такой же лист.

-- Вы думаете, этого достаточно? -- не унималась девушка.

-- Уже послал Михалыча за тросом. Глядишь, пробьёт засор через пару часов.

-- Пара часов! -- ужаснулась Лена. -- Владимир Николаевич, нельзя так! Особенно в начальной школе! Они каждые двадцать минут бегают в туалет!

-- Видимо, терпеть не научились в детстве: родители "памперсы" одевали вместо пелёнок. Ничего, потерпят.

-- Это другой вопрос, про "памперсы", и я с Вами, допустим, согласна, но мы это сейчас не исправим... И ведь нехорошо долго терпеть маленькому ребёнку! Куда эти два часа дети пойдут в туалет? А если они обо... ну, Вы поняли, прямо на уроке?

-- Куда-куда: в кусты на улицу!

-- А девочкам -- тоже бегать на улицу?! В мороз?! Они ведь побегут! А родители что нам скажут, когда девочки себе всё отморозят? Кто виноват будет?

-- Я, кто же ещё! -- откликнулся я. -- Вечно одна и та же пластинка...

-- Нет, я буду! -- упрямо возразила учительница. -- Потому что я несу личную ответственность за их жизнь и здоровье! Владимир Николаевич! Надо отменять занятия!

Лена как самый, пожалуй, дисциплинированный педагог из всех молодых учителей единственная от начала до конца прочитала должностную инструкцию. Да, она была права, конечно. Хотя что так, что этак среди родителей найдутся недовольные...

-- Лена, миленький мой! -- сказал я примиряюще. -- Давай если через час не прочистим трубу -- напишу приказ на отмену занятий в начальном звене. Хорошо?

-- Спасибо, -- ответила учительница тише. -- И, Владимир Николаевич, Вы меня извините, что напоминаю... лучше, если я в стенах школы для Вас буду не Леной, а Еленой Алексеевной. Извините ещё раз. Я пойду?

Девушка ушла. "Вот и поговорил с невестой о прочистке канализации, -- подумал я с огорчением. -- Впрочем, кто виноват? Она словно наседка защищает вверенных ей цыплят, пусть и чужих. В этом суррогатном материнстве есть, вероятно, и красота долга, и подвиг, и ничьей вины нет в том, что этому всему недостаёт поэзии. Ещё бы не этот жалобно-требовательный тон, будто я равнодушный функционер, которого ничем иным не возьмёшь! А я и есть равнодушный функционер, хе-хе... Но неужели без этого тона нельзя договориться, особенно между близкими людьми? Только близкими ли? Если кто-то с кем-то переспал из жалости, не означает ведь это ещё непременно близости в духовном смысле!"

Предаваться философским размышлениям времени не было: меня ждало угрозное письмо с напоминанием о необходимости сдать некий отчёт "до девятого января". Этот предлог "до", особенно когда после даты забывают написать "включительно", меня всегда сбивал с толку: является крайним сроком исполнения названная дата или предыдущий день? Но при любом раскладе выходило, что отчёт надо сдавать сегодня обязательно. Речь, кажется, шла о статистической форме 85-К, которую в департаменте образования города централизованно требовали со всех городских школ для перепроверки и последующей отправки в Территориальный орган Федеральной службы государственной статистики. Я сохранил в компьютер многостраничную форму и, бормоча ругательства сквозь зубы, принялся её заполнять. Спокойно поработать мне не дали: в кабинет ворвалась старшая медсестра, которая за руку вела школьного повара.

-- Полюбуйтесь, Владимир Николаевич, полюбуйтесь на это! -- шумел медицинский работник. -- Она какие-то рыбьи головы сегодня положила в котёл!

Повар, высокая дебелая женщина, была пьяна.

Я отослал медсестру и принялся читать повару внушение, напоминая, что один выговор у неё уже есть, что при увольнении "по статье" работу ей найти будет непросто, в её-то годы особенно... Уже через пару моих фраз та залилась слезами. Согласитесь, любому станет неловко, когда перед ним сядет здоровая тётка и зарёвёт в три ручья.

-- Идите уже, идите, -- отправил я женщину. -- На приказе на выговор потом распи?шетесь. "На что мне эти приказы? -- подумалось мне. -- Уволю я её, положим, а где я, любопытно, на такую зарплату найду повара? А и найду, то ведь с такой же бедой!"

Я вернулся к отчёту -- но тут явился и новый посетитель: молоденькая девушка-лейтенант из районного отдела внутренних дел, некая Анастасия Николаевна. Оказывается, в рамках борьбы с террористической угрозой проводится опрос руководителей образовательных учреждений о мерах, принятых к предотвращению... Беспокоиться мне не надо: письменного отчёта не требуется, она меня опросит устно. Что ж, и на том спасибо.

Лейтенант разложила на моём столе несколько листов своей анкеты. Вопросы меня ставили в тупик. Вот, к примеру: сколько контуров безопасности во вверенном мне учреждении имеется? Контур безопасности, тут же пояснила мне словоохотливая лейтенант, -- это любое препятствие. Школьная ограда, например. Но когда шла к нам, она обнаружила, что калитка в ограде, к сожалению, открыта. Калитку требуется обязательно закрывать! Хотя бы на крючок. Объявление для родителей о необходимости делать так следует повесить или прямо на калитку, заламинировав от дождя, или в фойе. Я скептически поджал губы: крючок, безусловно, террористов остановит. Крючок -- это такой мощный антитеррористический заслон, что всем заслонам заслон. Разумеется, я покивал из вежливости. Дальше, сыпала словами лейтенант: имеются ли у нас дежурные по этажам?

-- Нет, -- ответил я. -- Назначать педагогов на такие дежурства не представляется возможным. Они на переменах готовятся к новым занятиям.

-- А из старшеклассников? -- предложила лейтенант.

-- Это всё -- тоже ради предотвращения террористической угрозы? -- уточнил я.

-- В общем, да: это профилактическая мера...

-- Дорогая Анастасия Николаевна! -- сказал я тихо. -- Как Вы это себе представляете: террорист с автоматом или бомбой войдёт в здание -- и старшеклассник бросится на эту бомбу, закрыв её своей тощей грудью? Вам не кажется, что Кафка, слушая нас, нервно курит за углом?

Лейтенант скривилась от моей простой и здравой мысли.

-- Но Вы же должны принимать меры! -- возразила она.

-- Но не изображать их видимость! А на каком основании мы должны рисковать жизнью и здоровьем одних учащихся ради других? -- парировал я. -- Случись что -- так это я под суд пойду за то, что не уберёг ребёнка? Нет, давайте так: пусть МВД пришлёт мне ссылку на закон или подзаконный акт, по которому мы обязаны поступать так, пусть нас обяжут создавать эти "антитеррористические патрули" из старшеклассников -- и тогда пожалуйста. С превеликим удовольствием.

-- Мы не можем Вас обязать... Но я вынуждена буду отметить, что Вы отказались от предложенной меры!

-- Да, да, -- покивал я с серьёзным лицом. -- Сделайте у себя эту отметку, будьте добры.

После лейтенанта я отправился в школьную столовую обедать, хотя ещё полудня не было. Война войной, а обед по расписанию. Когда вернулся, у моего кабинета уже собрался выводок из четырёх учительниц начальных классов (ещё не кончилась большая перемена). Небось, прослышали про возможную отмену: вИсти-то в школе распространяются мгновенно. В кабинет педагоги вошли вместе со мной и сели на места для посетителей (Лена как самая скромная осталась стоять), глядя на меня с ожиданием.

-- Уже пишу приказ, -- буркнул я. При общем напряжённом молчании за пару минут я быстро набрал приказ об отмене учебных занятий в начальном звене. Едва бумага вылезла из принтера, в кабинет ввалился Василий Михайлович.

-- Николаич, пробил всё! -- восторженно крикнул он. -- Ну правда, глядь: зверь, а не трос! Угадал!

Явился Михалыч в сапогах и спецовке, пахло от него тем, чем может пахнуть от человека, который в подвале усердно и долго прочищал канализацию. Вдобавок ко всему, на плечо он надел тот самый трос, десятиметровый, смотанный в бухту: видать, похвастаться хотел. С троса только что не капало. Учительницы, не исключая Лены, отшатнулись от рабочего с брезгливостью, одна даже картинно зажала нос.