Игра по-крупному

-- Не-ет, -- с шутливым упрямством повертела головой Надя. -- Сначала ты расскажи. Пропал, вообще, куда-то, не звонит... Вдруг -- бах! -- объявляется: он уже аспирант!.. В следующий раз позвонишь, когда станешь профессором? -- Она засмеялась. -- Рассказывай, как это тебя угораздило? У нас мужчины по десять лет ждут аспирантуры... -- Она украдкой поправила завернувшийся под плащом подол юбки, и Игорь увидел ее туго сжатые колени.

-- Так и угораздило. -- Он глянул в окно. -- Соблазнил дочку ректора. Пообещал жениться. Подали заявление. Обрадованный папаша пристроил будущего зятя в аспирантуру... Поступил. Потом сказал, что я баптист. А баптистам в аспирантуру можно, а жениться нельзя... -- Он поймал в зеркальце любопытный взгляд молодого водителя. -- Ну что... Скандал в благородном семействе. Папаша попрыгал и затих -- боится, что из партии выгонят, должности лишат. Дочка, не будь дурой, в темпе нашла себе другого жениха -- в конце месяца свадьба... Ее двоюродный брат-басмач прилетел из Алма-Аты и вызвал меня на дуэль. Стрелялись... Как видишь, живой. Так и поступил. А как иначе с моими тупыми мозгами поступишь? Никак не поступишь.

Парень в зеркале улыбнулся.

-- Ну ты и фантазер, -- сказала Надя. -- Тебе надо рассказы писать.

-- А я пишу, -- сказал Игорь. -- Ты разве не читала?

-- Нет, -- удивленно проговорила Надя. -- Серьезно, что ли? А где?..

-- Ну как же... Я много чего написал. "Мир и воину", например. "Каренину Анну". Выходили отдельными книжками. Многим нравится. Письма пишут. Просят продолжения... Сейчас задумал роман -- "Наказание за преступление". Я, правда, под псевдонимом печатаюсь -- Федот Толстой, иначе нам, баптистам, нельзя...

Надя с улыбкой покачала головой.

-- Да, Игорек, с тобой не соскучишься...

-- Так я тебя и не скучать пригласил, а совсем для другого...

-- Любопытно, для чего же? -- повернулась к нему Надя.

-- Не скажу.

-- Скажи...

-- Я стесняюсь при посторонних...

Парень, посмеиваясь, крутил баранку.

-- Может, я тогда не поеду...

-- Вот поэтому и не скажу.

-- Ну все, тогда я сейчас выхожу... Остановите, пожалуйста...

-- У меня тормоза не работают, -- подыграл Игорю водитель. Они уже въехали на Большой и неслись в левом ряду, обгоняя троллейбусы и осторожных частников. -- Могу только взлететь, как Фантомас. Хотите?.. Сейчас по рации запросим взлет...

Надя вздохнула с деланной печалью.

-- Да, Игорек, тебя не узнать... Никогда бы про тебя такое не подумала... Был такой тихий, задумчивый...

-- Я бы и сам про себя такое не подумал, -- покаянно сказал Игорь. -- Застрелить человека на дуэли... Пускай басмач, человек!.. Теперь везу первую красавицу школы -- да что там школы! района! города! -- везу ее с тайными умыслами в ресторан! Нашу Наденьку Шипилову везу в ресторан!

-- Уже не Шипилову, -- поправила его Надя.

-- Да, уже не Шипилову, -- повторил Игорь и полез за деньгами. -- Вот здесь, пожалуйста...

Потом они пили шампанское, ждали, пока принесут горячее, музыканты, к счастью, еще только собирались неспешно у своей эстрады в темном конце зала, и Надя почему-то взялась рассказывать о своем муже. Как он играл в школьном ансамбле на ударных (Фирсов вспомнил: да, играл!), потом закончил военмех, работает программистом ("Программист от бога! А какие у него руки! Я ему однажды сказала: "Женечка, ты просто..."), смастерил цветомузыку, писал туристские песни, друзья от них в восторге, размножали его записи, живут в коммуналке, у них две комнаты -- вместе со свекровью, в дочке души не чает, он очень добрый, и она не любит, когда про него плохо говорят... Весной у нее умерла мама...

Да, мама... Он ее помнил. В пятом классе она кормила его пельменями, когда он принес заболевшей Наде уроки. "Еще попугайчики у вас были, голубые такие..." -- "Да, точно, были попугайчики!" Он запомнил, как мать сказала, открывая высокую дверь в комнату к Наде: "Доча, к тебе Игорь. Подними одеяло." Он принес несколько астр, которые вытащил дома из вазы...

Почему вышла за него замуж?

Надя курила, задумчиво вертела пальчиками бокал, часто стряхивала пепел...

Почувствовала, что нужна ему. На первом курсе была несчастная любовь -- он был сильный, красивый, с восточного факультета Университета, носил ее на руках, мужественный, высокий, умный -- любовь неземная... Потом он поехал в колхоз и исчез при загадочных обстоятельствах, сказали, что утонул, -- одежда осталась на берегу озера, но она не верит, он намекал, что может исчезнуть на долгие годы, -- она думает, что он был разведчиком - все это очень странно, странно... Однажды ночью в квартире раздался телефонный звонок, она сняла трубку, долго молчали, потом мужчина сказал его голосом: "Надюша, это я...", и тут же разъединили. Она убеждена, что не ошиблась...

Сил не было ждать, сердце рвалось на части... Тут Женя. Каждый день цветы. Стала ходить с ним в театр, чтоб как-то отвлечься. Пел ей песни, тут же сочинял, однажды в походе, у костра, устроил концерт в ее честь на два часа, все рукоплескали, что творилось!.. Она поняла, что нужна ему...

Как все просто подумал Фирсов. Болван я, болван. И пил молча. Цветы, концерт, театр... Нужна ему... Песни под гитару... Как все просто.

-- Так ты скажешь все-таки, зачем ты меня пригласил? -- Принесли горячее -- два дымящихся лангета, и Надя потянулась к баночке с горчицей. -- Что за таинственные намеки?

И смутная ревность к тому -- гипотетическому разведчику, очаровавшему Надю и сгинувшему, и сухая неприязнь к ее нынешнему мужу, который когда-то стучал на школьной сцене в барабан и звонко гремел тарелками, -- "Повезло пареньку, достучался" -- портили Фирсову настроение. Конкурировать с призраком он при всем желании не смог бы; бороться с гитаристом-программистом, которому отломился лакомый кусочек, показалось вдруг стыдноватым. Да и сама Надя... Конечно, она была хороша, и Фирсов по-прежнему думал о ней, как ребенок думает о желанной игрушке в витрине магазина, но что-то менялось прямо на глазах -- то ли он стал стремительно подрастать, то ли игрушка повернулась другим боком и потеряла былую привлекательность. Что-то менялось, и Фирсов пугался этой перемены, крепко надеясь, что показавшее свой серый нос равнодушие пропадет и все зазвенит и закружится, очаровывая и увлекая его, как развеселая мелодия, которую неожиданно выплеснули в зал бандиты-музыканты. Все пришло в движение, задвигались стулья; дамы, поправляя прически, потянулись с кавалерами к эстраде, Фирсов махнул рукой: "Потом скажу! Ничего не слышно". Надя кивнула, они стали есть мясо, выпили коньяку, музыка кончилась, они успели перекинуться парой фраз, но разговор сбился -- вновь загремело, уж больно старался барабанщик, и они пошли танцевать -- не сидеть же, изъясняясь на пальцах.

Они возвращались к своему столику, выпивали коньяку или шампанского, Надя грозила ему пальцем: "Фирсов, ты хочешь меня напоить!" -- "Ничего, до дома довезу", Игорь подхватывал ее за локоть, и они вновь врезались в мешанину тел, где в медленном танце можно и поговорить, скашивая друг на друга глаза и дружески улыбаясь.

-- Я хочу пригласить тебя к себе домой...

-- Зачем?

-- Чтоб ты подтянула меня по арифметике, взяла на буксир.

-- Это что, теперь так называется?.. Нет, дорогой одноклассник, не пойдет... Это пахнет адюльтером.

-- Адюльтер -- это супружеская измена?

-- Во-во, -- смеялась ему в грудь Надежда.

-- Ну что ты, какой адюльтер... Будем пить шампанское, танцевать танго и вспоминать формулы косинусов... Мы же школьные друзья.

-- А если школьные друзья, то, значит, уже не мужчина и женщина?..

-- Я тебе гарантирую...

-- Что именно?

-- Все, что хочешь...

-- А если я слишком много захочу?..

-- Например?..

-- Сразу тебе и пример нужен...

-- Только не проси меня прыгать с шестого этажа без парашюта. Я не могу, пока не сдам библиотечные книги... На все остальное согласен...