Игра по-крупному

Однажды он вспомнил Нину -- юную хозяйку славного фоксика Барда, симпатичную и чуть грустную, да, да, чуть грустную и светлую, с большими серыми глазами, ей было тогда лет семнадцать, значит, сейчас около двадцати, и он пошел, отчетливо помня ту гулкую парадную и квартиру на первом этаже с окнами во двор. Позвонил, ожидая услышать собачий лай. Отворил мужик сонно-пьяный: "Чего тебе?" По мутному коридору, хрустя разбитым стеклом, шел к дверям еще один, с осторожным взглядом.

-- Хозяин дома?

-- Фомич, что ли?.. -- уточнил мужик.

-- Ну! -- кивнул Игорь, чтобы не запутывать собеседника.

-- Он в рейсе, на Калугу ушел. А ты кто будешь?

-- Знакомый. Живу неподалеку...

-- Ну, чего ты хотел? -- задиристо спросил второй, подходя.

-- А Нина? -- Фирсов стерег их движения -- не нравилось что-то в них.

-- Зачем тебе Нина?

-- Нет ее!..

-- А когда будет?

-- Когда будет, тогда и будет...

-- А собака у них еще есть?

-- Мы сами как собаки!..

Дверь захлопнули с матюгами, лязгнул крючок, прошелестела вторая дверь, толкнув воздухом первую. Барда, как Игорь понял, уже не было.

Игорь зашел в темный двор, оглядел высокие окна квартиры -- в одном горел свет, два других бледнели занавесками -- и зашагал прочь.

Заходил потом еще раз -- в квартире гремела музыка, открыла Нина, он не сразу узнал ее, напомнил о себе, спросил про Барда.

-- Ой, его машиной задавило, давно уже.

И он пошел, извинившись за беспокойство.

-- А у вас выпить ничего нет? -- игриво спросила она вслед. -- А то зашли бы, посидели...

-- Нет, -- обернулся Фирсов. -- Ничего нет...

-- Ну, как знаете... -- проговорила она многозначительно.

Фирсов остановился. В его портфеле лежали две бутылки сухого вина. Он шел к писателю-маринисту, жившему на этой же улице, чтобы завизировать текст интервью, которое тот давал для институтской многотиражки после встречи с читателями. Игорь тогда баловался журналистикой и писал юмористические рассказики. Некоторые печатала молодежная газета и "Вечерка". По слухам, маринист не чурался алкоголя, и Фирсов на свой страх и риск купил для поддержания беседы "Вазисубани". Оно булькало, когда Игорь открыл портфель и стал нашаривать ручку.

Нина с любопытством взглянула на него и прикрыла в квартиру дверь.

Фирсов написал на листке из записной книжки свой телефон и протянул девушке. Она подошла.

-- Когда тебе все это надоест, -- Игорь кивнул на стенку, из-за которой пробивалась музыка, -- или будет очень хреново -- позвони и спроси Игоря... Только трезвая. -- Он защелкнул портфель и вышел на улицу.

Этакий строгий папа. Вразумитель молодежи. Кто бы его самого вразумил... Но хотелось тогда занять позу -- он ее занял. Хотелось на ком-нибудь жениться -- он и женился на ком-нибудь...

"Возьми все, что хочешь, -- сказал Бог, -- Возьми..."

10.

Татьяна жила в его же доме, двумя этажами ниже, и когда они познакомились, были удивлены: десять лет ходили по одной лестнице, ездить в одном лифте и ни разу не встретились...

С лифта все и началось. Позднее, когда они поженились, Игорь любил похвастать, как успел покорить Татьяну в тот недолгий промежуток времени, пока старенький тесный лифт, взвизгивая и гудя, возносился с первого этажа на четвертый, что Татьяна, улыбаясь широким ртом, неизменно опровергала: "Не болтай, болтун! Я тебя тогда даже разглядеть не успела. Ну сосед и сосед! Бог с ним..."

-- Но имя же свое назвала! -- уличал ее Игорь.

-- Ты представился, и я назвала себя. Что особенного? -- не сдавалась Татьяна. -- Я бы тебя и не вспомнила -- так нет, приходит на следующий день в галстучке: "Здравствуйте, тю-тю-тю, извините, тю-тю-тю, можно у вас телевизор посмотреть -- у меня сломался, а там Евтушенко выступать должен..." Маманя моя с перепугу заметалась -- чай на стол, блины печь...

-- Да ладно вам, будет! -- шутливо махала на них рукой Евгения Осиповна, Игорева теща. -- Главное, чтобы жили хорошо. Нашли чего делить -- кто кому первый приглянулся. Оба хороши... коль поженились. Никто не заставлял -- сами решились.

Насчет единомыслия в намерении пожениться Евгения Осиповна заблуждалась.

Игорь, узнав после первых неформальных, так сказать, контактов, что детей у Татьяны быть не может, предложил ей перебраться жить к нему без регистрации брака, но Татьяна, одобряя на словах свободные любовные союзы: не понравилось, разошлись без проволочек, -- ссылалась тем не менее на свое нежелание огорчать маму, женщину консервативную и привыкшую во всем оглядываться на родственников и соседей, которые не упустят возможности порассуждать о недостатках воспитания дочери, и настраивала Игоря исключительно на законный брак, заморозив даже на время эти самые неформальные контакты, что придавало ее пожеланиям некоторую ультимативность. Татьяна нарисовала столь трагическую картину возможного измывательства общественности над бедной мамой, что Игорь махнул рукой: "Какая, в принципе, разница! Девчонка она хорошая!" -- и пошел в загс.

Девчонке шел в ту пору тридцатый год. Размышляя о причинах затянувшегося одиночества своей нареченной и сопоставляя известные ему с ее слез факты, Игорь приходил к выводу, что отсутствие мужа у симпатичной, можно даже сказать, красивой женщины связано с неспособностью Татьяны иметь детей, а также с высокими требованиями, которые она сама предъявляла к мужчинам. Сдерживая ласки жениха и косясь во вновь заработавший телевизор, Татьяна рассказывала, как давала в свое время от верст поворот художникам, журналистам-международникам и прочим большим людям, домогавшимся ее любви и швырявшим к ее точеным ножкам импортные тряпки, пачки купюр и чеки Внешторгбанка, именуемые в народе бонами. Игорь мысленно крякал и еще настойчивее и смелее ласкал Татьяну. "Ну не надо, -- просила она. -- Ты только и себя, и меня мучаешь. Вдруг кто войдет..." -- "Да никто не войдет, я же дверь запер," -- "Все равно, я сейчас уже пойду, а то неудобно... Ваша тетя Катя весь дом знает. Завтра всем будет известно, во сколько я вошла и во сколько вышла. -- Она вставала с дивана и поправляла кофточку. -- Ты лучше садись диссертацию пиши. Много тебе еще осталось?.."

Свадьбу -- как ни сопротивлялся Игорь -- сыграли.

Татьяна была в белом платье с фатой, Игорь -- в черном костюме с бабочкой; так хотела невеста. Фотограф сверкал вспышкой и бегал в туалет менять кассеты. "Баба Валя, тетя Лиза! Сюда, сюда, к окошку. -- Татьяна собирала вокруг себя толпу родственников и хватала под руку Игоря. -- Вот так. Улыбаемся! Снимайте!.. Отлично, это мы тете Зине пошлем..." Огромная комната Татьяниной соседки, с эркером на Большой проспект, была забита незнакомыми Игорю людьми, которые пили, ели, говорили долго и непонятно и криками принуждали его целоваться. В комнате тещи был накрыт стол для чьих-то детей и лежали на диванах охапки пальто и шапок с упавшей вешалки. "Игорь, встань посерединке! Возьми под руку дядю Мишу. Стульчик для бабы Вали! Отлично! Иду к вам. Улыбаемся!.. Это мы дяде Севе пошлем".

Скотина Барабаш, на которого Игорь крепко рассчитывал и чье лицо в этой неразберихе казалось ему единственно приятным и близким (исключая, естественно, невесту, но она была занята гостями), этот усатый паразит, вместо того, чтобы сидеть рядом, как и полагается свидетелю, и шлепать с женихом по рюмочке, сбежал на другой конец стола, аж к самой двери, и изредка посылал оттуда задиристые подмигивания, обхаживая двух теток помоложе, меж которых он возвышался, как некий хан. Барабаш что-то говорил им, тетки хохотали, откидываясь от стола, и он быстро опрокидывал рюмку. Натуральный подлец...

Игорь никогда не предполагал, что у простого советского человека может быть такое фантастическое количество родственников. Еще месяц после свадьбы Татьяна водила его по гостям, где неизвестные ему люди провозглашали здравицы в честь молодых супругов и советовали мужу беречь красавицу-жену. "Наш парень! -- хлопали его по спине мужчины. -- Сразу видно! Молодец, Татьяна, хорошего мужика ухватила!.." -- и предлагали выпить за семейный клан Матросовых-Хрустаковых-Бокиных. Новой фамилией Татьяны никто не интересовался, словно она так и осталась Хрустаковой, и Фирсов опасался, что если так пойдет дело, то шумный клан поглотит его, и он будет в их глазах не Игорем Фирсовым, а мужем Тани Хрустаковой, "своим парнем", которого будут водить по нескончаемым дням рождения, именинам, крестинам и поминкам. "А до поминок, -- Игорь мысленно выстраивал в ряд ветхих дедулек и бабулек, -- дело дойдет; будут и поминки".