Игра по-крупному

Фирсов ворочался под тонким казенным одеялом, гасил и снова зажигал свет, курил, снимал с кончика языка табачные крошки и замечал невозможность остановить собственные мысли.

Рычала во сне гора мышц, именуемая хулиганом Максимовым. Утром эта гора заправит себя бачком вареных макарон, перемешанных с килькой в томатном соусе, и, проклиная городскую жизнь, побежит на развозку, которая подъезжает к комендатуре, чтобы забрать "химиков"-шоферов. Нет, прежде чем затопать кирзачами по лестнице, Коля поднимет на ноги всю квартиру: "Валера, твою мать в перегиба! Вставай!.. Игорь! А ты чего лежишь? Или у тебя завтра смена? Вот, мать вашу в дышло, хорошо устроился... А я, блин, как папа Карло -- каждый день паши! Все, блин, ученые, один только Коля Максимов неуч... Валера... твою мать, поднимайся, сука такая! Мало тебе двух опозданий? На зону захотел?.. -- Он сдернет с Валеры одеяло и пойдет ставить воду для макарон. -- Валера, щенок пса троекуровского! Ты будешь макароны?" -- "Нет, -- слабо отзовется Валера, садясь на кровати и хлопая глазами. -- Спасибо... -- Он возьмет со стула сигареты и закурит. -- Во, блин, война приснилась... Как будто меня в армию забрали, мы идет по дороге с чемоданами, и вдруг самолеты. Бр-р... Холодно..." -- "Война... -- отзовется с кухни Максимов, -- Война будет -- всем капец! Не хрен и думать. Так звезданет, что галоши свои не сыщешь... Это все ученые... Мария Кюри-Склодовская со своим мужем -- расщепили, ети их мать... Я читал... Игорь, ты читал?.. Забыл, как книжка называется... Ну, про этих, как они там в лаборатории..." -- "Читал, читал..." -- "Это все они. Ага. -- Коля будет громко мочиться в туалете, не закрывая дверь, и даст гороховую очередь. -- Если бы не они, жили бы сейчас спокойно..."

Коля будет суматошно ходить по квартире, искать бумажник с правами, поторапливать Валеру, чесать себя в разных местах и вспоминать далекий уральский леспромхоз, где его ждут родители-старики и собака Жулька, где не надо вставать спозаранку и трястись на автобусе до работы. "Ты Жульку-то мою видел, Игорь?.." -- "Иди на хрен! Видел..." -- "Это же пес что надо! Охотничья лайка. Я тебе сейчас покажу. Ты, наверное, не видел. Там, где я с ней один, когда в отпуск ездил. Ага... Сейчас покажу... Во, смотри, видишь, какая? А лапы? Что ты!.." Игорь разлепит сонные глаза, взглянет на фотографию, за окном будет стоять темно-синий сумрак, будет слышно, как на лестнице хлопают квартирные двери, Игорь вспомнит свои первые полгода на "химии", когда также вскакивал по утрам, чтобы не опоздать на работу и шел раскисшей дорожкой вдоль речки, пробираясь к вагончику своего СМУ, вспомнит, вернет фотографию: "Хороший пес" -- и не удержится, закурит натощак, испытывая стыдливую радость от того, что еще несколько часов сможет лежать в тепле, пока не загремит его будильник.

Коля будет есть на кухне макароны, греметь ложкой в кастрюле и, наклонившись к транзистору, как к микрофону, орать пионерке, бодрым голосом рассказывающей о своих жизненных устремлениях: "Дура! Поняла? Дура ты, мать твою так!" Достанется и пионерам, и комсомольцам, и октябрятам. Валера будет беззвучно смеяться и застилать свою постель. Коля зло выключит приемник.

-- Игорь! -- позовет он из кухни. -- А чего это Наташка со мной так ласково по телефону разговаривать стала? А?..

-- Не знаю. Любит, наверное...

-- А может, сука, забеременела? А? От другого?..

-- Тебе видней со своей крыши...

-- Да... с крыши. Вчера чуть не звезданулся из-за нее, падлы. Хорошо, за антенну ухватился. А может, этот другой послал ее подальше? А? С чего это вдруг она ласковой стала?..

-- Любит, вот и ласковая.

-- Любит? -- Коля оставит макароны и выскочит в комнату. -- А что же она, сучка, раньше на меня только рычала? А теперь любит вдруг... Да, падла, любит она, как же... То участковому на меня писать хотела, а теперь -- любит... -- Коля уйдет на кухню и, управляясь с макаронами, будет ворчать, постигая сказанное Игорем: -- Любит... Как же... любит. Я ей дам, суке... любит.

Если останется время, то после макарон и жидкого чая Коля порассуждает о женском коварстве и своей простоте.

-- Да я когда на песке работал, по триста рублей только в одну получку получал! Где оно все? Где? Куда делось? Приемник только купил и куртку. Все на лебедей ушло. И что? Комната накрылась, а я ее шесть лет ждал, диван и стол соседям отдал -- не тащить же их на "химию". Все... Ничего нет... Голяк... Куртка и тельняшка остались. Ага. Веришь, Игорь?

-- Верю...

Коля будет наворачивать портянки и чуток помечтает о своем будущем.

-- Не, блин, освобожусь -- уеду домой. Матка с батькой, Жулька. Огород свой... Устроюсь на лесопилку... Ага. На хрену я видел этот Ленинград -- толкаются, на ноги наступают. -- Коля достанет расческу, дунет на нее и станет причесывать свою рыжую проволочную шевелюру. -- Что ты! Возьму билет в купейный вагон, саду так, пиджачок повешу, рубашку расстегну -- под ней тельник виден. Спросят: вы моряк? Да, скажу, на подводной лодке плаваю. Не, лучше -- в загранку хожу. У меня пять песо кубинские есть, баба одна подарила. Достану так небрежно: вот, скажу, загранвалюта. И в вагон-ресторан пойду... Мне, скажу, кошечка, коньяку триста грамм! Для начала. А там посмотрим... Сяду так, занавесочку отодвину, сигару закурю... Да, скажу, разные страны повидал, но у нас все равно лучше... Домой приеду и сразу...

-- Коля, без пяти уже! Опоздаешь!..

-- Во, блин! -- Коля замечется, подхватит ватник, сорвет с вешалки засаленный монтажный шлем, похожий на танкистский, успеет глянуть в окно: -- Приехала, бельдюга... -- и вывалится, топоча сапогами, на лестницу.

Но все это будет еще только утром, а пока Коля Максимов, статья 206, часть 2-я, три года лишения свободы условно, урчит на явившиеся ему во сне образы и постанывает протяжно.

Надя Шипилова не то чтобы вспоминалась -- он и не забывал ее, помнил всегда, -- просто временами, думая о ней и себе, он прикидывал: ну а сейчас она пошла бы за него замуж? И мысленно разглядывая себя со стороны -- критически и как в перевернутый бинокль, он чаще всего приходил к печальному выводу, что такая девушка, как Надя Шишкова, замуж бы за него не пошла. Это разглядывание велось давно, смешно сказать -- класса с восьмого, и серьезных попыток сделать предложение не было, однажды лишь, когда он встречался с Ириной и дело шло к свадьбе, он позвонил ей в подпитии и, мигом протрезвев, проговорил что-то о давней любви и намекнул на замужество, но она только тихо засмеялась: "Игорек, не надо об этом. Ведь мы же друзья..." -- и стала расспрашивать, кого и когда он видел последний раз. Позднее Фирсов пытался внушать себе, что идеализирует бывшую одноклассницу, у которой уже растет дочка и есть муж-толстячок -- Женька Мостюк из параллельного с ними класса, пытался воображать Надю в замызганном халатике у плиты, пытался представить, как они с мужем ложатся в постель, заставляя себя думать о ней плохо: наверняка у нее есть любовник и она такая же, как все, но ничего не получалось -- Надя оставалась школьницей Надей, к которой он не смел притронуться и танцуя с которой на выпускном вечере он впал в такую робость, что она спросила участливо: "Тебе что, плохо?.."

Несколько раз он звонил ей, бормотал что-то о вечере встречи, который неплохо бы провести, один раз она пригласила его на день рождения, но он не пошел, испугавшись чего-то (скорее всего, самого себя), рассказывал немного о себе, она слушала вежливо, пищал ребенок, говорила, что рада звонку школьного друга, просила не забывать... Фирсов вешал трубку и клял себя последними словами за робость и неожиданное косноязычие: "В общем-то, я хочу сказать, что это дело провернуть можно. Не знаю, как к этому отнесутся другие, но я, так сказать, обеими руками "за"..." Тьфу!.. Ему ли не знать, что нужен дерзкий напор и что-нибудь веселое! "Надька, бросай своего мужа и поехали на дачу -- пить шампанское и целоваться! Ты знаешь, что я тебя люблю с третьего класса! Да! И никаких возражений! Через полчаса приеду к тебе на такси!" Но веселые слова не произносились -- сохло горло, и всякий раз Фирсов пытался понять: чего же он хочет? Переспать с ней? Нет. Вернее, да, но не так просто, как это бывает... Не только переспать. И даже не столько. Чтобы она вышла за него замуж? Пожалуй, да. Да нет, конечно, -- "да". Безусловно, "да". Но только после того, как он станет человеком исключительным, достойным ее во всех отношениях, и она сама влюбится в него. Значит, надо влюбить ее в себя?.. Неплохо бы. Господи, но есть масса способов! Организовать встречу, банкет, закрутить, завертеть, напоить шампанским, очаровать удалью, включить на полную скорость свое обаяние... Ну и что? Рухнет она с ним в постель, очарованная. Допустим, что рухнет. А дальше? Разве он переменится наутро, станет хоть на йоту умнее, сильнее -- станет ли тем, кто достоин быть ей парой?.. А откуда нам знать, кто достоин быть ей парой? Мостюк же стал... Не аспирант, не профессор, не чемпион мира -- простой инженер в КБ. Неплохо учился в школе, невысокий такой, розовощекий, бацал на гитаре, пел какие-то там туристские песни...