Анамнез декадентствующего пессимиста

Настроения его пессимистичны, неустойчивы. Больше всего ему хотелось бы забыть о действительности. Его дневник за этот год полон безнадёжности и желчи. (Именно эта неспособность быть разочарованным и несёт в себе нечто предосудительное). К чему ведёт этот фатализм? Почему ему был так приятен этот безысходный пессимизм.

Меня пугал призрак долгой, пустой, бесцельной жизни, когда человек только ощущает весь гнёт своего существования и не годен уже ни на что. – Позволь мне пойти с тобой… – Но мой путь в никуда. – Все пути ведут в никуда. – Но этот особенно. Все дороги ведут к разочарованию, из ниоткуда в никуда. Душа моя была не со мной, а с тобой. Даже и теперь, если она не с тобой, то ее нет нигде. Мы все подобны облакам, которые налетают из ниоткуда и улетают в никуда. Говорят, в конце этого пути можно стать радугой.

Те, кто хорошо знают местность, хуже всех объясняют дорогу посторонним. Они вам скажут «просто идите прямо и прямо», забыв все развилки, на которых вам придется решать, куда свернуть. Они вообще не могут понять, что их указания двузначны, поскольку для них они не таковы, поэтому они и говорят уверенно: «Мимо вы не пройдете».

Удовольствие, получаемое при использовании средств для достижения цели, само становится целью. Витаминов в чае – как букв в алфавите, который не даст позабыть тебе цель твоего путешествия – точку "Б". По какой же странности судьбы некоторые из нас, достигая точки, где они могут принять какую-нибудь веру, отступают, чтобы следовать по пути, ведущему их лишь к самим себе, стало быть, никуда?

Действительно, голод, сексуальное влечение и страх – мотивы поиска, предпринимаемого эмоционально, со стремлением открыть средство удовлетворения путем актов их исполнения, таких, как еда, совокупление или бегство. Отсюда следует также, что удовлетворение влечений – это своего рода верификация; это то самое испытание пудинга, которое состоит в его поедании. Впрочем, надо допустить, что пудинг может оказаться отравленным; нельзя предполагать, что все, что животное проглотит, будет для него подходящей пищей. Признавая, что животные компетентны выбирать свою пищу, не будем тем не менее считать их выбор непогрешимым.

Всё, что мы делали, было напрасно. Моя единственная, моя высшая цель пала, и у меня нет другой. По поводу задач, поставленных жизнью. Бьющая мимо цели, с её заботами, вызовом и пригвождением к ненужному; и неудачи в сей жизни, и напрасная смерть, тщетность всего лучшего на земле, негодность, нелепость, абсурдность… Всё, ради чего жил и я… – лишь звено в бесконечной цепи человеческой пыли.

Когда нам приходится выслушивать признания друга или какого-нибудь незнакомого человека, раскрытие его тайн повергает нас в изумление. Чем мы должны считать его мучения: драмой или фарсом? Это от начала до конца зависит от нашей благосклонности или от нашей раздраженности, продиктованной, например, усталостью. Поскольку любая судьба является всего лишь постоянно повторяющимся мотивом вокруг нескольких капелек крови, то только от нашего настроения зависит, принимать ли его страдания за праздное развлекательное зрелище или же увидеть в них предлог для сострадания. Кто видел – тот и скажет: "Ладно". Несвязный роман. Результат не может не быть ничтожным. Стыдясь перед самим собой смешного склада своей жизни, как быстро я обрастаю смыслами существо. Что же в мире неизменного?

Если раньше, подобно остальным, он полагал необходимым куда-то двигаться, то теперь он знал, что куда-то – это все равно куда, так зачем двигаться вообще? Почему бы не припарковать машину, не заглушая мотор?

Тем временем сама земля вращалась, и он знал, что она вращается, и, что он вращается вместе с ней. Но движется ли она куда-нибудь? Он, несомненно, задавал себе этот вопрос и, вне всякого сомнения, отвечал на него так: земля никуда не движется. Тогда кто сказал, что мы должны куда-то двигаться? Он заинтересовался этим, а также тем, куда все направляют свои стопы, и, странная вещь, оказалось, что хотя все и движутся каждый к своей цели – никто не остановится и не задумается, что неизбежная цель для всех одна: могила. Живому человеческому сердцу суждено остановиться – вот и всё, что говорит моя прозорливость. Ну что, если человек был пущен на землю в виде какой-то наглой пробы, чтоб только посмотреть: уживётся ли подобное существо на земле или нет? Так как я любопытен, досуж и молодой, поэтому интересуюсь. Нелепо, и всё тут. Есть смысл, ай нет? Бог есть? Ну? Есть? Говори. Клянись небом, клянись землёю!

Мир сотворён на авось, он непрочен. – За всю жизнь не ручайтесь. Ведь, если звёзды зажигают – значит – это кому-нибудь нужно? Значит – кто-то хочет, чтобы они были? Ведь теперь тебе ничего? Не страшно? Да?! Что-то не так? – Всё не так. Всё делается неправильно (в мире, мол, господствует простота желаний). И потом, бесчеловечность всегда проще организовать, чем что-либо другое.

Он чувствовал, что всё сомнительно и непродуманно. Иногда он жаловался и мне: "Не серьёзно всё. Мысли сами собой настраиваются на несерьёзный лад. Поминутно думаю: что за странная и страшная вещь наше существование. Страшней же всего то, что она проста, обыденна, с непонятной быстротой разменивается на мелочи. Даже если вся жизнь – увёртка, перед лицом смерти – правда и мудрость, тогда каков итог? И всегда, после того как скользнёт такая мысль, жизнь становится темней и скучней". Чем сильнее жизнь испорчена, тем мы в ней неразличимей. Почему призрачна и беспросветна? …и думал, и думал бессвязно о том, что всё на этом свете условно, относительно и глупо. Одним словом, был не в духе и хандрил.

…То ни богатство, ни почёт, ни учёность не могут вывести личность из глубокого недовольства ничтожеством её бытия, заполняя брешь между чувством собственного достоинства и собственной никчемности. Если ничтожна, не имеет цены и смысла наша смерть, то столь же ничтожна наша жизнь. …только, что я не знаю, откуда я пришел сюда, в эту – сказать ли – мёртвую жизнь или живую смерть?

Унаследовав традицию искусства абсурда и боли, он сделал следующий шаг: ночь началась не сегодня – она была всегда. Мир не одряхлел – дряблость его извечное состояние. Разложение – изначальное, постоянное, не подверженное переменам свойство человечества. Посреди смерти мы пребываем в жизни. Мир как хаос, балаган, фарс, бордель, бестиарий, бойня. Прекрасный гегелевский термин из "Феноменологии духа", трактующий повседневность как "мировой бардак". История как необозримая панорама бессмысленности и анархии. Человек как непредсказуемость и неопределённость. Жизнь творится в бреду и разрушается в скуке. Свойство видеть мир в его сатирическом ракурсе. Действительность была бы тогда, как говорил Шекспир, сказкой, полной ярости и шума, рассказываемой идиотом.

Сейчас мне всё тяжело и противно. Моё солнце потемнело. Ему было тягостно и ни о чём не думалось. Ему казалось, что голова у него громадная и пустая, как амбар, и что в ней бродят новые, какие-то особенные мысли в виде длинных теней.

Краем уха слышу заявление нашего Президента: типа, что наша цель – построение такого общества, в котором было бы комфортно всем. Т.е.превращение обстоятельств и условий жизни (комфортно/некомфортно) – в собственно её цель. Если побороть хаос нельзя, его надо возглавить. Здесь надо создать идею, так как скептицизм не может быть целью. Поэтому понятие «смысл жизни», вообще говоря, неуместно. Слово «смысл» этимологически предполагает «мысль», а вот мысли-то тут никакой и не нужно, потому что она все портит. Как только человек начинает думать, он начинает сомневаться, ослабляя ту уверенность в победе, которая необходима ему для жизни. Нахождение смысла – это вопрос не познания, а призвания. Мы не должны задавать вопрос, в чем смысл жизни, наоборот, жизнь задает нам этот вопрос, а мы должны на него ежедневно и ежечасно отвечать, но не словами, а действиями.

Высоко поднимаясь над ворчливо раздражёнными мыслями… Подготовить тот совершенный переворот в своем существе, достижение которого и образует собственно смысл жизни. Он не пал духом при виде действительности, не остался чужд пессимизма; напротив, доведя до последних пределов идею пессимистического жизнепонимания…