Лысая (СИ)

— Скажи, ты Вову Патрушева знаешь?

Пашка поморщилась.

— Знаю. Мудень тот ещё. А что?

— Он… — Полька задумчиво почесала затылок. — Он учится в моём классе. В общем, я как-то случайно подслушала его разговор с одноклассниками. И всё хотела сказать тебе: ты будь осторожнее с ним, хорошо? Я не очень уверена, что всё правильно поняла, но они хотели найти тебя. Подкараулить.

Вместо ответа Пашка рассмеялась, что смутило Польку ещё больше.

— Да забей! Патрушев никчёмен. Пусть хоть толпой подкарауливают, его я не боюсь. Но всё равно спасибо, Поль. Что предупредила. Сегодня в семь на «Пушкина», договорились? Смотри не опаздывай, без тебя уеду!

На этой ноте они с Пашкой попрощались, договорившись встретиться вечером, за час до начала концерта.

Концерт был организован в местном Доме Культуры, единственном в городе, ехать до которого нужно было — невиданное дело! — аж пять остановок на маршрутке. Сойдясь в семь у остановки «Пушкина», Лысая и Полька заскочили в первый пришедший автобус — всё равно все, что ехали в этом направлении, следовали до конечной станции. Пока они ехали, Лысой всё время старалась звонить Лизок, но та не брала телефон: пришлось бы объяснять, куда она поехала и Лизок могла обидеться, что её с собой не взяли. Инциденты уже были. А если ей просто хотелось поболтать под вечер, то Пашка этого желания не разделяла: сейчас всё, о чём она могла думать — это предстоящий концерт.

Хорошо, что не пошли пешком: под вечер холодало, мороз, словно какой-нибудь извращенец, нагло забирался под одежду, и от его проворных холодных рук по телу бежали мурашки. Лысую согревало одно лишь сладкое предвкушение хорошей музыки, и совсем немного — кожанка, надетая поверх одной лишь чёрной футболки с логотипом группы. Драные джинсы же греть давно уже перестали, и Пашка с тоской думала, что пора бы переходить на те, что не побывали в зубах у аллигаторов. Хвала небесам, внутри здания, где вскоре должен был начаться концерт, было тепло. Стоило им зайти в здание, как большие стёкла покрылись рыжим капельным узором: на улице начался противный осенний дождь, выгоняющий весь возможный уют с улиц в тёплые квартиры и подъезды.

— Погнали скорее! — увлечённо сказала Польке Лысая, снимая шапку и суя в карман кожанки.

— Погоди, давай в гардероб одежду сдадим…

— Там вон какая очередь, не хочу стоять! Пошли, если что, потом сбегаем, когда народ схлынет. Ну или, если хочешь, сдай и догоняй меня…

— Ага, ещё потеряемся! Ладно уж, раз не хочешь…

Они даже не опаздывали, но Пашке не терпелось попасть в зал.

Свет внутри был уже погашен. Народу собралось достаточно для того, чтобы девушкам пришлось проталкиваться поближе к тёмной сцене.

— Ну что, зажжём, ребятня?! — прогрохотал голос в динамиках, и толпа завизжала. В этом визге потонул и Пашкин голос: она кинулась к сцене, загоревшейся разноцветными огнями от прожекторов.

Под оглушительные крики на сцене появилась группа — и загремела музыка. Вступительной песней была «Свист ангела», одна из тех, которые Лысая знала наизусть. Ворвавшись в толпу, она завизжала так громко, что стоящие рядом люди отшатнулись.

Я встаю в восемь двадцать,

За окнами небо, сосед дядя Вова

На верёвке повис

И ветра дядю Вову

Игриво качают

А петля напевает

Ангельский свист…

Голос у солиста был хрипловатый, странно, но приятно контрастирующий с электрогитарами. Полька завороженно смотрела на сцену: она никогда не была на концертах, но «Глубже» слышала часто и не могла поверить, что на сцене — тот самый солист группы, Илья Шувалов по прозвищу «Чердак». Из всего состава она по имени знала только его.

Это ангельский свист, напряги свои уши,

Он тебя успокоит и спасёт от обиды,

Это ангельский свист, не стесняйся и слушай

Пропитал твои уши

Ангельский дым,

Пропитал твои уши ангельский дым!

Песня была энергичной и будто бы даже весёлой, но слова совсем наоборот: мрачные и безрадостные. Многие подпевали, крича в сторону сцены без намёка на ритм — тексты-то знали наизусть. Удивительно было то, что сейчас Лысая находилась среди них. Весь свет с зала ушёл на сцену, а вся остальная часть утопала в полумраке, и Пашка теперь была лишь одной из многих.

Интересно выходит, подумала Полька, как-то случайно оказавшаяся в стороне от общей толпы. В то время, как все остальные мечтают выделиться среди других, Паша, сделавшая себе необычную внешность, была… будто бы счастлива, оказавшись среди таких же, как она. Вернее, став такой же, как другие. Хоть на короткое время, хоть в темноте, хоть под оглушительную энергичную музыку, льющуюся из динамиков.

«Я просто мало её знаю» — подумала Полька, наблюдая, как веселится Лысая. Она будто бы забыла вообще обо всём на свете: музыка поглотила её с головой, и не мудрено, если «Глубже» и правда были её любимой группой.

Оторвав взгляд от подруги, Полька снова посмотрела на сцену, но теперь мысли её были заняты целиком Пашкой.

Это ангельский свист пробуждает из мёртвых

Всё, что жило в тебе, но должно умереть,

Это ангельский свист

Наши души кидает

На смерть, на смерть, на смерть…

Последние звуки песни затихли, и зал утонул в криках и аплодисментах. Чердак приветственно вскинул руку, прокричав в микрофон, и все, кто был в зале, закричали в ответ.

Пашка с замиранием сердца слушала каждое его слово, отчаянно-глупо улыбаясь над шутками, которые, скорее всего, были между ребятами из «Глубже» уже не раз отрепетированы в поездках и турах. Полька протиснулась к ней в тот самый момент, когда незнакомый парень позвал Лысую, тронув за плечо.

Та обернулась. Парень, наклонившись, проговорил, перекрикивая динамики (Полька хорошо услышала, что он сказал).

— Ты Паша? Тебя Саня Простынёв зовёт, он снаружи.

— Простынь?! — удивилась Лысая радостно. — А что он сам не придёт?!

Но парень, передавший послание, уже растворился. Пашка повернула голову, нашла глазами Польку, стоящую рядом, улыбнулась.

— Это мой друг. Может, его без билета не пускаю, хрен знает… Я схожу за ним, ладно?

— Давай, — кивнула Полька. — Я буду тут, приходите…

«Что за друг, интересно… Надеюсь, он не гопник какой-нибудь. Иначе мне придётся отговорки придумывать, но что-то не хочется здесь Пашу бросать» — подумала она, возвращая взгляд на сцену.

…Протолкавшись сквозь воодушевлённый вступительной песней народ, Пашка быстро прошла к выходу. Уже к этому времени она подумала, что довольно странно, если у Простыня билета не окажется, тогда как для неё было целых два… Может, он хочет встретить её с тем самым человеком, что купил ей этот билет? «Если так, — подумала Пашка, выходя в гулкий прохладный холл Дома Культуры, давящий вечерней тишиной на уши, — тогда ей богу, я обниму его так, что рёбра треснут…».

Стоило ей свернуть за угол, как взгляд зацепился за довольно большую группу людей. Лысая мельком взглянула на них — и похолодела, потому что каждый из этой группы был ей знаком. Несколько гоповатых на вид парней в спортивках (холл — не зал, сюда кого угодно пропускают), один-два, которых Пашка изредка видела в параллельных классах, какой-то невероятно широкоплечий и высоченный бритый дылда с пустым взглядом…

— Э, вон она! — крикнул кто-то, и все взгляды мгновенно обратились на Пашку.

Та замерла на месте, увидев в центре кучи народа трёх людей, которых сперва не заметила. Патрушев (застегнувший чёрную куртку до самого подбородка), рядом с ним — Наташа «Харли» (от её вида Пашку передёрнуло: на виске девушки виднелся пластырь) и… Простынь.

Саня Простынёв, тусовавшийся с ней и Киром в заброшке, самый тихий и незаметный из их компании, сейчас стоял среди тех, кого Лысая всем сердцем ненавидела.

— Сюда иди, — раздалось над пустым, угрожающе-безлюдным холлом.

3.

Пашка редко замечала за собой, что явно кого-то боится — но сейчас она заметила именно это. Ноги тряслись, а тело отказывалось подчиняться. Их, смотрящих на неё с ненавистью, было слишком много.