Семья Рин

— Как она? Вы уже говорили с доктором? Что он сказал? — спросила я, чтобы сбить ощущение неловкости от этой встречи.

— Прогнозы не слишком благоприятные, — сдержанно ответил он. — Мне нужно идти. Поговорим позже.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Акито-сан! — окликнула я его.

Акито остановился и, не оборачиваясь, стал ждать, что я скажу.

— Если случится что-то непредвиденное, пожалуйста, сразу же позвоните или сообщите телеграммой.

Акито кивнул и направился к выходу. Я посмотрела ему вслед и открыла дверь в палату.

Увидев, что я вхожу, Кёко приподнялась с постели, заулыбалась и помахала мне рукой.

— Ах, я так рада, что ты пришла!

Ее приветственный жест вышел вялым. Я заметила, что любые движения стали даваться ей немного тяжелее.

Я взяла стул и села у ее изголовья.

— Ты видела Акито? — поинтересовалась она. — Он только что ушел.

— Да, мы встретились в коридоре, — сказала я, — он занят, не захотел со мной разговаривать. Он разозлился, когда я сказала, что лечу в Америку.

— Не обращай внимания на Акито. Он всегда такой, ты же знаешь. Я так рада, что ты сможешь увидеть свою семью!

Ну не чудо ли это — найти тех, кого считаешь погибшими много лет?! Обещай, что расскажешь обо всем, когда вернешься.

Я стала невпопад заверять ее, что вернусь очень скоро, самое большее — через неделю. Я чувствовала перед ней из-за своего отъезда ту же неловкость, что и перед Акито.

— Когда я вернусь, то попрошу поставить в палату еще одну кровать и буду жить здесь вместе с тобой, — пообещала я.

— Нет, напротив, ты должна остаться в Америке подольше. Ведь вы так давно не виделись — вам нужно много-много времени, чтобы рассказать друг другу о том, что у вас случилось в жизни за эти годы.

Мы еще немного поговорили о разных незначительных вещах, о новостях из дому, о диссертации, над которой я работала. Я отдала ей книги, которые она просила принести. Из больницы я сразу поехала в аэропорт и улетела рейсом Токио — Сан-Франциско.

Я в самом деле не собиралась задерживаться в Америке надолго. Доктор сказал, что у Кёко в запасе еще есть пара месяцев. Но все равно я не могла отделаться от смутного чувства вины, когда покидала Японию.

Глава 17

Анна и Лидия встретили меня в нью-йоркском аэропорту. Я увидела их первая - они стояли недалеко от входа — и сразу их узнала, потому что Лидия стала очень похожа на мать. Мне даже показалось на долю секунды, что это и есть моя мама, приехавшая меня встречать.

Я окликнула их. Они встрепенулись, бросились ко мне и снова остановились в замешательстве, не зная точно, как следует родственникам выражать свои чувства после долгих лет разлуки.

Первой пришла в себя Лидия. Она подскочила и чмокнула меня в щеку.

— О господи! Ирина! Живая Ирина! Ах, боже, ты стала такой элегантной! Анна, посмотри, какой изысканной дамой она стала! — затараторила она по-русски.

Анна подошла и неловко поцеловала меня.

— Здравствуй, дорогая, — немного натужно сказала она. Даже не верится… Подумать только!.. Столько лет и вот!.. Ты прекрасно выглядишь.

Это было невероятно — снова увидеть их. Мы вглядывались друг в друга с изумлением. Это было словно чудо, которое настолько потрясает, что не знаешь, в рамках каких ценностей его следует рассматривать. Я запомнила их совсем юными, а теперь это были зрелые женщины, с довольно большим грузом жизненного опыта и с какими-то неизвестными мне взглядами и привычками. И, соответственно, я не знала, как нужно себя теперь с ними вести.

— Что же это мы тут стоим? Пойдемте, Фил ждет снаружи, — сказала Лидия.

Фил, муж Лидии, ожидал нас на парковочной стоянке аэропорта. Он безмятежно читал газету, прислонившись к автомобилю.

Лидия весело представила нас друг другу.

— Это Фил, мой муж. Фил, вот моя маленькая давно пропавшая сестричка.

Я заметила, что она подражает американскому выговору и старательно прячет свой русский акцент.

- Приветствую, мэм, сказал Фил. — Рад познакомиться. Как там в Японии?

- Здравствуйте, Фил. В Японии все прекрасно.

- Поехали скорей домой. Ирина, садись сюда. Фил, поставь ее вещи в багажник. Анна, ты — сюда, — командовала Лидия.

Я заняла заднее сиденье рядом с Анной. Автомобиль выехал со стоянки.

Лидия жила в небольшом городке недалеко от Нью-Йорка. Всего около часа езды, сказала она и стала рассказывать о своем доме. Они с Филом, перебивая друг друга, подробно описывали, как выбирали и покупали этот дом, как отделывали его, как изменились цены на недвижимость с тех пор, — скучные подробности, которые, тем не менее, помогали мне справиться с ощущением неловкости, возникшим из-за того, что я никак не могла освоиться с физическим присутствием людей, которых много лет считала умершими.

- Наш дом, наверное, покажется тебе скромным; он не такой, к каким ты привыкла в Японии, — предположила Лидия.

— Почему ты так считаешь? — удивилась я.

Лидия слегка стушевалась.

- Я подумала… Видишь ли, ты одета в такую дорогую одежду, что мне показалось, что… что ты привыкла к более высокому уровню жизни, — объяснила она.

- Я ведь приехала не для того, чтобы посмотреть на дом, — сказала я.

Она совсем не изменилась, думала я. Это была самая характерная черта Лидии с раннего детства: первым делом обращать внимание на то, богат ли кто-нибудь или беден, и выносить суждения о людях, основываясь на их предполагаемом «уровне жизни». В свое время это ее качество раздражало меня, но сейчас оно показалось мне даже трогательным, словно удалось найти еще один кусочек разорванной в клочья фотографии и приклеить на свое место.

Анна тоже, кажется, совсем не изменилась. Не замечая небольшой неловкой заминки в разговоре, она тут же заполнила паузу деловитым сравнением стоимости своего дома в Нью-Джерси и недвижимости Лидии. Прагматичная сторона вещей всегда интересовала Анну больше всего остального.

Мы наконец приехали. Дом Лидии оказался стандартным американским домом из пригорода. Но он поразил — почти потряс — меня самим фактом своего наличия, он показался возникшим передо мной из ничего, из пустоты или, точнее, из чужой реальности, как, впрочем, и все другие люди и предметы, связанные с моей семьей, которая по всем законам природы не должна была существовать, но, как выяснилось, существовала и, более того, жила обычной человеческой жизнью, обрастала неизвестной мне историей, детьми, недвижимостью, друзьями, соседями, фотографиями и сплетнями. Это было очень странно, потому что в этой жизни на том месте, где должна была быть я, находился прочерк, пробел. Я много лет считала, что моя семья больше не существует, но теперь я начала убеждаться, что на самом деле это я не существовала для всех них. Это было очень болезненное осознание.

— Я давно говорила тебе сменить обои, Лидия. Этот цвет не подходит для гостиной, — заметила Анна, когда мы вошли в дом.

— Ах, оставь… — отмахнулась от нее Лидия и обратилась ко мне: — Сейчас ты увидишь своих племянников!.. Где же дети? Эй, ну где вы там? Выйдите, пусть тетя посмотрит на вас.

Дети Лидии — десятилетняя Лиззи и пятнадцатилетний Макс — вышли познакомиться со мной.

Лиззи выглядела надутой равнодушной девочкой. Макс держался немного дружелюбнее.

— Здравствуйте, мэм, — промямлил он.

Лидия обняла Лиззи и потрепала по макушке Макса. Видно было, что она гордилась ими.

— Лиззи — в честь бабушки. А как тебе Макс? Правда, копия Александра?

— Да, — согласилась я. — А Лиззи чем-то похожа на Анну.

— Жаль, что ты не можешь взглянуть на мою Ольгу, — вмешалась Анна. — У них с Лиззи разница в два года. По виду как близнецы.

— Она все увидит — у нас здесь куча фотографий! — сказала Лидия. — Ирина, пойдем, я покажу твою комнату. Надеюсь, тебе понравится.

Племянники показались мне плохо воспитанными, своевольными, бесцеремонными детьми, такими же, какими были мы, дети семьи Коул, в свое время. Они разглядывали меня с равнодушным любопытством; для них я была небольшим аттракционом, давно забытой всеми и ничего не значащей родственницей, о которой, если вдруг случайно попадется ее старая фотография в альбоме, говорят, что это «та самая тетя, которая пропала во время войны; помните, я когда-то рассказывала о ней?». Я раздала им подарки из Японии — они приняли их с небрежным снисхождением, так, как мы когда-то принимали подарки «китаёзы». Утолив свой мимолетный интерес ко мне, они сразу ретировались. Мне показалось, что для наблюдавших эту встречу Анны и Лидии это тоже был аттракцион, подпитывающий в них слезливые эмоции, как сцена из умилительного кинофильма. Встреча с племянниками добавила легкую ноту горечи в мое сердце.