Семья Рин

Стерлинг встретил меня радушно и начал разговор издалека. Он заявил, что рад снова меня видеть, сделал несколько комплиментов и упомянул вскользь наших общих знакомых. Пока он разглагольствовал, я наблюдала за ним. Он выглядел, как доктор, нарочито бодрящийся, чтобы поддержать бодрость духа в пациенте, которому он собирается объявить страшный диагноз.

Перебрав несколько тем для светской болтовни, он наконец сделал паузу, давая понять, что пора перейти к серьезному разговору.

— Мы с вами давно знакомы, миссис Рихтер, но должен признаться, что вопрос, из-за которого мы с вами сегодня встречаемся, мне легче было бы обсуждать с неизвестным мне человеком, — начал он. — Заранее прошу меня простить за то, что я вынужден вторгаться в личные пределы, мэм. Суть дела такова: хотя вы и не японка, вы косвенно принадлежите к влиятельной японской семье и являетесь довольно значимой фигурой в нашем маленьком токийском мирке. Относительно вас появились сведения, которые вынуждают американскую сторону принять какую-то внятную позицию. Вам тоже, думаю, интересно будет с ними ознакомиться.

— О каких сведениях вы говорите? — спросила я.

— Вот, взгляните. — Он взял со стола журнал, открыл и показал мне. — После выхода этой статьи к нам поступила информация сразу из нескольких источников.

Я взяла журнал. Там была статья обо мне. Я сразу узнала свою фотографию, сделанную в Кобэ в сорок третьем году.

— Эта фотография попалась на глаза одной француженке русского происхождения, Вере Лоран. По какой-то причине она решила, что вы — ее подруга Ирина Коул, американка с русскими корнями, пропавшая без вести в японских лагерях во время войны где-то под Шанхаем. Мадам Лоран задействовала знакомства своего влиятельного мужа и связалась с нами по дипломатическому ведомству.

Стерлинг замолчал и выжидательно посмотрел на меня. Я молчала.

— Мадам Лоран проявила удивительную активность, — продолжал он. — Она разыскала родственников Ирины Коул в Америке и оповестила их о своей «находке». В результате у нас появился также запрос от юриста семьи Ирины Коул. На данный момент из всех ее родственников живы две сестры Ирины. Одна живет в Нью-Йорке, другая — в Техасе.

Он вдруг прервал сам себя и встревоженно спросил:

— Что с вами? Вам плохо? Вы сильно побледнели.

— Нет-нет, — сказала я, — все хорошо. Иногда я страдаю от приступов удушья. Небольшой астматический синдром. Нельзя ли открыть окно?

Он суматошно бросился распахивать окна, а затем принес стакан минеральной воды.

— Раз вы неважно себя чувствуете, не следует ли нам перенести этот разговор? — спросил он.

— Мистер Стерлинг, я ценю ваши усилия, потраченные на расследование этого сугубо частного дела, — сказала я, — пожалуйста, продолжайте.

— О’кей. Ирэн Коул по трагической случайности была разделена с семьей и не успела эвакуироваться из Шанхая в декабре сорок первого. Она считалась пропавшей без вести.

— А ее семья? Что произошло с семьей? — жадно спросила я. — Ее семья должна была плыть на корабле «Розалинда», который был потоплен…

— Да, совершенно верно. «Розалинда» погибла. Но не в первый переход. Она успела сделать несколько благополучных рейсов. Богатые беженцы из Китая были прибыльным бизнесом во время стихийной эвакуации в первые дни войны. Вашим родственникам удалось добраться до Австралии. Вы ведь и есть Ирина Коул, не так ли? Японцы зовут вас Рин. Ирина — созвучно с Рин.

— Я Эмилия Рихтер.

Он вздохнул.

— Мы стараемся поддерживать благоприятный климат в общении с влиятельными японскими кланами, но есть вещи, которые нельзя оставлять просто так. Я понимаю причины, заставляющие других скрывать вашу историю, но я не совсем понимаю ваши причины. Считается, вы вошли в дом Абэ как учительница, приглашенная для детей. На самом деле произошла совсем другая история.

Он пристально посмотрел на меня. Он рассчитывал, что сможет найти ко мне правильный подход и ему удастся мной управлять.

— На самом деле во время войны некий привилегированный японский офицер вывез в Японию под чужим именем маленькую американку, живую игрушку… которая до сих пор живет в его доме в качестве его личной пленной…

Он, несомненно, хотел с моей помощью получить возможность шантажировать клан Абэ.

— Мистер Стерлинг, вы, как и я, долго живете в Японии, — сказала я. — Когда долго живешь в чужом мире, координаты меняются, вы же знаете. Это бесполезный разговор. Вы придаете слишком много значения незначительным вещам. Я попала в Японию по доброй воле. Это было просто стечение обстоятельств. Это была договоренность.

— Договоренность? — Он усмехнулся и покачал головой. — Нет. Договоренность может считаться договоренностью между обычным мужчиной и обычной женщиной, но не между офицером и пленницей. Мисс Коул, ваша судьба вызывает горячее сочувствие. Мы поможем вам восстановить имя и гражданство. Вы живете в плену на чужой земле, в разлуке с родными. Если вы будете сотрудничать с нами, мы сделаем так, чтобы вы вернулись к нормальной жизни и забыли свое ужасное прошлое. Мы сделаем так, чтобы Абэ выплатили вам огромную компенсацию. Вы станете богатой и независимой.

— Иногда даже участники событий не могут дать точную оценку своих действий. Тем более тяжело судить со стороны. Если сделать акцент на какой-то одной детали, то остальные будут выглядеть искаженными. Вы ведь, как и я, давно живете на Востоке, мистер Стерлинг. Вы знаете, что здесь учат смотреть на жизнь как на иллюзию, за которой скрывается следующая иллюзия.

— Иллюзия — это ваше представление о вашем положении. Вы принимаете иллюзию за реальность, потому что ваше сознание находится под воздействием сильной психологической травмы. Вас насильно держат в плену, мисс Коул. Даже если вы не понимаете этого, даже если вы отрицаете это — в глазах общества вы запуганная и беззащитная жертва, поверьте мне.

— Я не пленница. Более того, я не Ирэн Коул. Я Эмилия Рихтер. Я буду все отрицать. От японцев вы тоже ничего не добьетесь.

Разговор прервался. Он помолчал, прикидывая что-то в уме, потом вдруг широко улыбнулся.

— Я ожидал, что вы скажете что-то в этом роде, миссис Рихтер. Крепкий вы орешек. Вы мне всегда были симпатичны. Разумеется, без вашего согласия мы ничего не станем предпринимать против Абэ. Я вам не враг. Ваша судьба на редкость драматична, она напоминает мне древнюю легенду. Пожалуйста, возьмите. — Он взял со стола бумаги и передал их мне. — Здесь сведения о вашей семье, включая адреса и номера телефонов. Ваша мать вышла замуж сразу после войны. Она взяла фамилию мужа — именно поэтому вы не могли найти ваших родных.

Я схватила бумаги и встала из-за стола.

— Благодарю вас, мистер Стерлинг… Благодарю за ваше участие в этом деле. Однако мне пора идти. Не хочу больше отнимать ваше время этой историей.

Он понимающе кивнул.

— Всего доброго, мэм. Рад был с вами повидаться. Надеюсь, что был вам полезен, — сказал он, провожая меня до дверей.

Хоть о нем и ходили слухи, все же он умел сохранить лицо.

Я долго не решалась прочитать бумаги, которые он мне дал. Они лежали на моем столе несколько дней. Я подходила к столу, брала их в руки и клала обратно. Когда я привыкла к мысли, что все это не сон, я позвонила сперва Вере в Париж, а потом сестрам в Америку. Было так странно слышать их голоса. У них у всех были те же голоса юных девушек начала сороковых годов. Именно из-за этих звонких ахающих и изумленных голосов у меня возникло впечатление, что никто из них не изменился.

Перед тем как улететь в Америку на встречу с сестрами, я зашла в клинику попрощаться с Кёко. В коридоре я столкнулась с Акито. Он выходил из палаты Кёко, как раз когда я собиралась туда войти. Мы всегда проведывали Кёко поодиночке, словно приняв как данность, что относимся к несовместимым сферам ее жизни.

Ни он, ни я не ожидали увидеть здесь друг друга. Я остановилась перед ним. Он тоже остановился, стараясь не встречаться со мной взглядом. Накануне я сообщила ему, что улетаю в Америку. Он ничего не сказал, но я не могла не почувствовать исходившее от него тяжелое мрачное настроение, похожее на неодобрение, к которому примешивалось что-то еще.