Гера

         Так и идет время. То, которое однажды уже останавливалось во всех часах. В тот момент, когда Дарко нашелся, часы пошли заново, но какими-то рывками. Время то несется галопом, сметая целые месяцы, то замедляется на сутки – когда Аня рыдает в своей квартире так громко, что потом еще с неделю соседи по площадке смотрят на нее странно, случайно столкнувшись с ней у подъезда. В доме слишком тонкие стены. С такими стенами нужно уметь держать себя в руках. Или переезжать в другой дом…

21. ПУТЕШЕСТВИЕ

         Так все говорят: когда устаешь от будней и нет сил надеяться на лучшее, нужно резко сменить обстановку. Лучше всего – отправиться в путешествие, желательно – в кругосветное или свадебное, но можно куда поближе и без марша Мендельсона.

         Аня сидит в бюро путешествий и рассматривает каталог с картинками. Мексика – текила и кактусы. Испания – коррида и кастаньеты. Италия – пицца и спагетти. Не гондолы почему-то, а тарелка с макаронами нарисована. Предлагают еще экзотические туры с сафари…

– А ничего нет… поближе? – Аня, ничего не выбрав, откладывает красочный каталог. – В Москву или в Питер?

– Вы что никогда в Москве не были?! – удивляется девушка-менеджер.

– Была. Совсем недавно. Когда с Шубиным прощалась.

         В последнее время Аня не утруждает себя тем, чтобы причесывать свои мысли или сортировать их, деля на правильные и неправильные, красивые и некрасивые, тактичные и бестактные. Все это вдруг перестало ее тревожить. Она уже не пытается производить какое-то впечатление, не стремится никому понравиться, не боится показаться странной. Может, подобное безразличие пришло с возрастом, а может, она настолько потеряла интерес к людям, что их реакция перестала быть для нее значимой.

– И вы хотите снова в Москву? – переспрашивает девочка-менеджер туристического бюро.

– Нет. Но в Питер я бы съездила.

– Есть зимние туры в Финляндию.

– В мае?

– Нет, в декабре. Путешествие в страну Деда Мороза…

– Что он финн?

– Кто?

– А весной… ничего никуда нет? В Польшу, например?

– Есть тур в Болгарию.

– Когда?

– Через два дня.

– Я успею?

– Если сегодня сдадите документы и все оплатите…

         В каком-то тумане Аня летит в Болгарию и слоняется по улицам Софии вместе с группой туристов. Там и своих русских много, но очень красиво. 

– Великолепно, вы не находите? – пристает к ней сосед по лайнеру, бизнесмен Приходько.

– Нахожу, – хмуро соглашается Аня.

         Бизнесмену Приходько все вокруг кажется одинаково великолепным, хотя его загородный дом не уступает по размерам многим софийским музеям. Просто он надеется, что Аня составит ему компанию ночью в одиноком номере отеля.

– А вы Шиллера читали? – спрашивает вдруг Аня.

– Шиллера?

– Вы знаете, это великолепно. Я вам очень рекомендую.

         В Софии солнечно и сухо. Кафе изысканны, цены приемлемы. Но прежняя тоска продолжает кусать сердце изнутри, и Аня довольна только тем, что не поехала с этой тоской в сердце за тридевять земель, чтобы чувствовать на краю света, как ее обкусанное по краям сердце сочится кровью.

         Через неделю она уже сидит с ногами в кресле перед телевизором в своей квартире, словно и не бродила по болгарским тротуарам. Рассказывает приятельницам по телефону, что Болгария великолепна и не зря наши бизнесмены покупают там дома.

– Может тебе стоит еще куда-нибудь съездить? – находчиво предлагает Света. – Путешествия бодрят.

– Все страны одинаково чудесны. Но мне от этого не легче.

– А от чего легче?

– Не знаю.

– Нужно как-то развеяться!

– А что мне развеивать? У меня ни одной мысли в голове. Пусто…

         По телевизору показывают цунами и тайфуны, которые иногда случаются в чудесных странах. А у Ани в квартире тихо-тихо. И в эту тишину звонит бизнесмен Приходько.

– Анна, мне в бюро путешествий дали ваш номер.

– Вот сволочи!

         Он звонит снова.

– Не бросайте трубку, Анна. Я хочу всего лишь увидеться с вами…

         Это неприятно. Он надоедает Ане своими вежливыми звонками еще с неделю. Она звонит в бюро, грозит подать на них в суд за разглашение конфиденциальной информации, и уже сожалеет, что ее вообще понесло в эту Болгарию – вместе с бизнесменом Приходько.

Знакомиться зарекается – с кем бы то ни было.

Наконец, Приходько оставляет ее в покое. Аня так рада этому покою, что начинает казаться, что путешествие пошло-таки на пользу. Она поняла, что может быть еще хуже, чем есть, и еще неспокойнее. И тишину нужно ценить.

Впрочем, рыдания ночами продолжаются. Соседи продолжают коситься подозрительно. Бабушки у подъезда уже указывают своим капризным внукам на Аню: мол, вот девочка не хотела кушать кашу, поэтому и выросла худой, бледной и все время плачет.

Ане не стыдно за себя. Плачет она – даже не от жалости к себе любимой. А оттого, что дни бегут, что уже лето, что жизнь идет впустую, что ничего не изменится, потому что только один человек мог ее изменить. Но она этого всегда так боялась… А теперь – нечего бояться за свои будни, потому что нет больше на земле этого человека. А ее будни остались. И сама она осталась – не умерла вместе с ним. Значит, и не любила.

Любила! И снова слезы застилают все вокруг…

Любила!

Соседка принесла ей картошки с дачного участка.

– Зачем? – не может понять Аня.

– У нас много. А тебе пригодится.

– Мне не нужно.

         Аня хочет сказать, что у нее достаточно денег, чтобы купить всю картошку на рынках города.

– Я не могу есть, – говорит вместо этого.

– Ты мужа похоронила?

– Откуда вы знаете?

– Все говорят.

– Похоронила…

– Это ничего. Ты молодая. Будет другой, – утешает соседка. – Еще лучший будет.

– Не знаю. 

– Будет. Еще и детишек народишь. Только поправляться тебе надо!

         Аня берет пакет с картошкой.

– Спасибо.

         Тетя Люба уходит с чувством выполненного долга. Может, даже уверена, что спасла Аню от голодной смерти.

22. ПРЕДЧУВСТВИЕ

         Больше никогда не будет такого дня. Любого из дней – больше никогда не будет. Нужно наслаждаться этим днем, ценить его и любить себя в нем.

         Другая считала бы себя счастливой на ее месте: она обеспечена, имеет собственную квартиру в столице, любимое дело. Живет на Родине. Период мытарств закончился. А здесь, какой бы ни была политическая ситуация, люди все равно будут лечить зубы.

         Но она никак не приживается в Киеве. Словно жмется к стенам домов и не чувствует их защиты.

         Помнит, что бывало в тысячу раз хуже. В Турции с Орханом было хуже, и без него, и потом, а сейчас – спокойно, стабильно и уравновешенно. Но все равно нехорошо. И даже если бы она знала, где похоронен Герасимов, легче бы не стало.  

         Нет вещей, которые радуют. Аня ходит в театр и не сочувствует героям, смотрит кино и не восхищается спецэффектами, ужинает в ресторанах и не ощущает вкуса. И даже страстное желание завести семью и детей сошло на нет. Это все… серьезные вопросы, которые лучше не поднимать.

         Бабушка спрашивает по телефону:

– Может, ты бы, Анечка, домой вернулась?

         Бабушка упорно продолжает считать, что Анечка не дома, а где-то в странствиях.

– Мне здесь хорошо, – говорит Аня веско. – Я здесь работаю. Здесь мой дом.

– А Толик вот… с женой развелся.

– Какой Толик?

– Сосед наш, Гали сын старший. Такой хороший мальчик. Про тебя спрашивал.

– Не помню его вообще.

– А он тебя помнит.

         Аня спешит попрощаться.

         В мире что-то меняется. Толик развелся с женой, произошла оранжевая революция, пришла новая власть, в начале сентября снова поменялось правительство. Прошло лето. Снова осень. Но в сущности, для отдельно взятого человека, поглощенного своей тоской, – все то же.