Гера

         На столе появляется плюшевый кенгуренок.

– Ах! – Аня берет в руки игрушку.

– Это не все, – добавляет он и протягивает ей коробочку.

         Внутри – обручальное кольцо с бриллиантом. И, скорее всего, это то, ради чего Дарко «много работал» и ради чего проделал долгий путь в Киев. Но теперь, заглядывая Ане в глаза, он выглядит очень неуверенным. Таким, каким был в Измите, и таким, каким остался в ее памяти. 

         Это предложение. Предложение изменить все, оставить здешнюю жизнь, переполненную зыбким страхом и ожиданием невозможного, улететь в Австралию, выйти замуж, обрести семью, верных друзей, стать матерью... стать счастливой.

– Это замечательный подарок, Дарко. Но я не могу его принять, – говорит Аня.

         Захлопывает коробочку и отодвигает от себя.

– Я не собираюсь ничего менять.

         Она безумно хочет все изменить, но... но не с Дарко.

– Возьми просто так, – говорит он, отворачиваясь. – Я не подарю его другой.

– Я не могу.

         Дарко не притрагивается к кольцу.

– В Киеве я как дома, – произносит вдруг он. – Я понимаю отрывки фраз, которые слышу. И люди здесь похожи на наших.

– Ты ругал украинцев, я помню...

– Сербы тоже не очень хороши, – усмехается Дарко.

         Прежней радости как не бывало. Что-то сломалось между ними, и кажется, сломалось то, чего и не было. Но обломки есть – лежат рядом с тарелками и бокалами в маленькой бархатной коробочке.

– Сердишься на меня? – спрашивает Аня.

– Нет. Просто я думал, что если ты захотела меня видеть, то решилась на что-то серьезное.

         Выходит, что она виновата. Но Дарко не сердится... Он добрый малый, правда.

         В машине оба молчат. И от тишины становится неловко, словно вина Ани вырастает еще больше.

– У нас сейчас осень, – говорит Дарко.

– Красиво?

– Да, Мельбурн – очень красивый город. Много людей. Парки...

– Не жалеешь о...

– О чем?

– О Турции?

– О Турции? – удивляется Дарко. – Нет. Хотя Турция ближе к дому. А ты жалеешь?

– Да, – признается Аня. – Жалею... Я тогда больше надеялась на счастье. Может, потому, что была моложе...

         В ее квартире Дарко даже не осматривается.

– Я могу переночевать в отеле, – говорит, глядя в пол.

– Не надо, – Аня берет его за руку. – Я тебе очень рада, правда...

– Ты странная, – говорит он, подходя к окну. – Мне кажется, ты очень жестокая. Не к другим, а к себе самой. Именно поэтому ты вернулась в Киев.

         В комнате уже вечер. Теплый апрельский вечер, тонкий и прозрачный, как Дарко. Нет никакого страха. Не слышно ничьих шагов на лестнице. И она не одна.

– Я хочу тебя, – говорит Аня.

         Он пожимает плечами. Похоже, не очень-то ей верит, и ему самому непонятно, зачем он ехал так далеко и что делает в чужой стране.

         Он продолжает молча смотреть на Аню. А она расстилает постель и начинает раздеваться. Тогда, наконец, и Дарко сбрасывает пиджак. Снимает одежду неторопливо, словно нехотя, но, оказавшись рядом с ней в постели, приникает к ее телу.

– Я так ждал этого, Ана. Я так хотел тебя...

         И вдруг шаги возвращаются в ее сознание. Словно кто-то стучится снаружи...

         Она отстраняется резко.

– Ты слышишь?!

         С лестничной площадки, действительно, доносится шум. Но это не стук в дверь, потому что дверь открывается без стука. И в ту же секунду в комнату вваливаются трое, один из которых приказывает напарникам:

– Вяжите этого кренделя! Это он!

         В одном из непрошеных гостей Аня узнает водителя серебристой «лады». Ей не привиделось, не померещилось. Именно этот сосредоточенный парень первым делает шаг к перепуганному насмерть Дарко.  

20. ЗАХВАТ

         Она буквально цепенеет. Их главный бросает Дарко его одежду и приказывает громко:                 

– Давай, давай, шевелись! В другой раз потрахаетесь! Мы тебя сколько по свету ищем, а ты тут в постели кувыркаешься!

         Дарко кое-как натягивает рубашку.

– Это ошибка, – говорит, наконец, Аня. – Это Дарко. Он серб. Он прилетел сегодня из Австралии.

– Серб он или не серб, на месте разберемся!

         И она, поборов свой испуг, наконец, понимает, что произошло.

– Это не Герасимов, говорю вам! Вы ошиблись!

         Но на нее уже никто не обращает внимания. Водитель «лады» тащит полуодетого Дарко к двери. И старший тоже разворачивается, чтобы исчезнуть из ее квартиры.   

– Вы... вы же не бандиты! – Аня, прикрывшись простыней, вскакивает следом. – Вы не имеете права так поступать! Это ошибка!

         И уже на пороге «главный» оглядывается.

– Не верещите, Анна Михайловна! Сам знаю, что поломал вам кайф, да что ж теперь верещать?

– Подонки! Я все расскажу Шубину!

         Пожалуй, она бросает это наугад. Не знает наверняка, украинские или российские это ребята. Но фамилия Шубина не производит никакого впечатления.

– Хоть Господу Богу! – парирует тот и выходит.

         И наваливается тишина. Не та, которая мешала им с Дарко в машине, а совсем другая, похожая на тишину после землетрясения.

         Аня без сил опускается на пол. Кто бы они ни были, они должны понять, что Дарко – не Герасимов. Они должны разобраться…

         До утра она ждет, не вернется ли Дарко. Но ничего не происходит. Больше не слышно ни звонков, ни шагов на лестнице. И только утром она набирает номер, который не думала никогда вспоминать.

– Игорь? Это Анна. Что происходит?

– Где? – спрашивает он спокойно.

– Что происходит с Дарко?

– С кем?

– Не говори, что ты ничего не знаешь. Я замечала слежку постоянно. У меня чутье на такие вещи. Но это такая глупость… такая ошибка…

         Он кладет трубку. И снова она остается в недоумении. Шубин, может, и непричастен к этому инциденту. Мог вообще посчитать ее сумасшедшей. Или того хуже – подумать, что она хочет его вернуть.

         Снова Аня замирает в ожидании. Страшно за Дарко, и стыдно перед ним, словно она виновата в случившемся.

         Оцепенение не проходит. Время исчезает, словно все часы мира останавливаются одновременно. И вдруг в этой пустоте без времени раздается телефонный звонок.

– Ана?

– Дарко?! Где ты? – она так сжимает трубку, что внутри что-то трещит.

– Я в Австралии, дома. Мне сказали, чтобы я позвонил тебе, когда прилечу…

– Тебя отпустили?  

– Да. Даже отвезли в аэропорт. Сказали, что произошло недоразумение. 

– Тебя не били?

– Нет, все нормально. Расспросили просто.

– Мне так жаль.

– Ты не виновата. 

         Немного придя в себя, Аня начинает смеяться. Кто-то вытащил Дарко из ее постели и отправил обратно в Австралию. Хорошая шутка.

         Просто шутка. На остальные вопросы – она никогда не получит ответов. Тем более от Шубина.

         После этого слежка за Аней прекращается. Не мелькает на перекрестках серебристая «лада», никто не ходит по пятам и не косится на нее в супермаркетах. Апрель заканчивается заморозками. Иней покрывает тротуары, и Аня чувствует себя так, словно живет на Северном Полюсе Одиночества.

         Среди коллег по работе много приятелей. Есть, наконец, Света. Но все они, и Света в том числе, помнят о том, что она – хозяйка этого шоу и платит за их участие. Все ровны и приветливы. Сестрички услужливы. Но это – стерильные, больничные отношения. Это сотрудничество в общем деле. Не больше. 

         Больше – и не нужно, но общения не хватает. Элементарного, человеческого, живого общения – не в Инете и не по телефону. А за чашкой чаю, к примеру. И Аня чувствует, что продолжает оставаться чужой городу и никак не может с ним сродниться.

         Иногда даже начинает присматриваться к пациентам: годятся ей эти люди в друзья или не годятся. Есть же постоянные клиенты. Некоторые беременные, которые ходят к ней так часто, что она уже побаивается, как бы ей не пришлось принимать роды в собственном кабинете. Она охотно поддерживает беседу с ними, но все они – так или иначе – остаются посторонними.