Гамп и компания

– А я всегда говорю: «Если человек дурак, то и вид у него дурацкий». – С этими словами он встает и направляется к другому столику.

На следующее утро в конторе Айвена Бузовски начинается нешуточный переполох.

– Ах, боже мой! Ах, боже мой! – вопит мисс Хаджинс. – Мистера Бузовски арестовали!

– Кто арестовал? – спрашиваю.

– Полиция! – орет она. – Кто же еще людей арестует? Они его в тюрьму забрали!

– А что он сделал?

– Инсайдерная торговля! – заходится мисс Хаджинс. – Его обвинили в инсайдерной торговле!

– Но ведь я президент отделения инсайдерной торговли, – говорю. – Почему же меня не арестовали?

– Это еще не поздно сделать, большая шишка. – Голос принадлежит здоровенному, уродливому на вид детективу, который стоит в дверном проходе. За ним – два легавых в форме.

– Теперь идем с нами подобру‑поздорову – и никаких проблем.

Я сделал, как он сказал, но его последние слова оказались чистейшим враньем.

Так меня опять в тюрьму посадили. Я должен был понимать, что все это не может продлиться вечно, но никак не ожидал, что это станет таким большим делом. Арестовали не только Айвена Бузовски. В тюрьму также бросили Майка Маллигана и множество другого народа из этого бизнеса. Мисс Хаджинс тоже посадили под замок как «важного свидетеля». Мне позволили сделать один звонок, а потому я позвонил малышу Форресту в Хелмсли и сказал, что к ужину домой не приду. Я просто не мог ему сказать, что его папашу опять в тюрягу загнали.

Айвен сидел в соседней со мной камере, и выглядел он к моему удивлению совершенно спокойным.

– Ну вот, Гамп, – говорит он. – Теперь, по‑моему, настала пора провести ваше представление с дрессированным медведем.

– Угу, а что это такое?

– Просто делайте то, что вы делали для полковника Норта – лгите, покрывайте, берите на себя вину.

– Чью вину?

– Да мою, дубина! А чего ради, черт возьми, я сделал вас президентом отделения инсайдерной торговли? Ради ваших мозгов и внешней привлекательности? Ради того, чтобы вы взяли на себя весь жар в подобном случае – вот зачем я вас нанял.

– Гм, – говорю. Я должен был понять, в чем тут подвох.

Следующие несколько дней добрая сотня полицейских, адвокатов и следователей допрашивает меня насчет всевозможных финансовых агентств. Но я ничего им не говорю. Я просто держу свой большой рот на замке, и это капитально их обламывает, но ничего поделать они не могут. Их там такая уйма, что я уже не разбираю, кто из них представляет меня, мистера Бузовски и Майка Маллигана, а кто против нас. Хотя мне это без разницы. Я молчу как моллюск.

В один прекрасный день тюремный охранник приходит и говорит, что ко мне есть посетитель.

Когда я пришел в помещение для визитов, это оказался малыш Форрест.

– Откуда ты узнал? – спрашиваю.

– Как я мог не узнать? Про тебя писали во всех газетах, и по телевизору тоже показывали. Говорят, это крупнейшая заваруха со времен нефтяного скандала в Типот‑Доуме.

– Со времен чего?

– А, проехали, – говорит он. – Короче, мне в конце концов пришлось встретиться с миссис Хелмсли, про которую ты говорил, что она вся такая милая.

– В самом деле? Ну как, она хорошо о тебе заботится?

– Еще как – вышвырнула меня на улицу.

– Чего‑чего?

– Вышвырнула нас на улицу вместе со всеми вещами. Сказала, мол, не потерпит, чтобы в ее отеле проживал мошенник.

– Так как же ты теперь?

– Я устроился мыть тарелки.

– Ну, у меня в банке есть кое‑какие деньги. Где‑то в моих вещах есть чековая книжка. Можешь ею воспользоваться, чтобы найти себе жилье, пока не вернешься домой. Там даже может хватить, чтобы забрать меня отсюда под залог.

– Ладно, сделаю, – говорит он. – Но похоже, что на этот раз ты капитально влип.

В этом малыш Форрест, судя по всему, прав.

После того как выкуп был заплачен, мне позволили пока что выйти на свободу. Но недалеко. Мы с малышом Форрестом сняли квартиру в доме без лифта, полном преступников, нищих и проституток.

Малышу Форресту интересно было знать, что я собираюсь делать, когда состоится суд, но по правде, я сам этого не знал. В смысле, меня наняли, чтобы взять на себя вину, а есть определенное достоинство в том, чтобы сделать то, что ты должен. С другой стороны, мне вроде как не казалось справедливым проводить остаток жизни за решеткой, тогда как Айвен Бузовски и Майк Маллиган будут и дальше наслаждаться всеми прелестями роскошной жизни. В один прекрасный день малыш Форрест напрямую меня об этом спросил.

– Знаешь, – говорит он, – я был бы не прочь снова смотаться к статуе Свободы. Мне вроде как та поездка понравилась.

Так мы и сделали.

Мы сели на экскурсионный катер до статуи, и вся она была такая славная и сияющая в предвечернем солнце. Затем мы остановились и прочли надпись про «усталых, бедных и страждущих, мечтающих о свободе». Дальше мы поднялись на верхушку факела и посмотрели оттуда через залив на Нью‑Йорк и на его небоскребы, которые, казалось, уходили прямиком в облака.

– Так собираешься ты их сдать или нет? – спрашивает малыш Форрест.

– Кого сдать?

– Айвена Бузовски и Майка Маллигана.

– Не знаю… А что?

– А то, что тебе лучше об этом подумать и принять решение, – говорит он.

– Я уже думал об этом… и просто не знаю, что делать.

– Предательство – не очень хорошая штука, – говорит малыш Форрест. – Полковника Норта ты не предал…

– Ага. И посмотри, куда меня это завело. Меня опять в консервную банку упаковали.

– Точно, и я снес за это кучу насмешек в школе. Но я, наверное, снес бы еще больше, если бы ты его сдал.

В этом малыш Форрест, пожалуй, прав. Я просто стоял там на самом верху статуи Свободы, прикидывая и размышляя – что вообще‑то не моя специальность. Еще я тревожился – что как раз моя специальность. Наконец я покачал головой.

– Порой, – говорю, – человеку приходится поступать правильно.

Так или иначе, время нашего суда наконец настало. Нас согнали в большой федеральный зал, где прокурором был мистер Гугульянти. На вид он вроде мэра или чего‑то в таком духе. Весь мрачный, неприятный, а обращается к нам так, как будто мы его родную мать топором зарубили или еще что похлеще.

– Ваша честь, дамы и господа присяжные, – говорит мистер Гугульянти, – эти три человека – самые отвратительные преступники, какие вообще существуют на свете! Они виновны в краже ваших денег – повторяю, ВАШИХ денег – причем лично!..

Дальше – больше.

Он принимается обзывать нас мошенниками, ворами, лжецами, обманщиками. Наверняка он бы нас мудозвонами и пидорасами тоже назвал, если бы мы в зале суда не были.

Наконец, когда мистер Гугульянти заканчивает вымазывать нас дегтем и обваливать в перьях, наступает наш черед защищаться. Первый свидетель, который занимает свое место, – это Айвен Бузовски.

– Мистер Бузовски, – спрашивает его наш адвокат, – виновны ли вы в инсайдерной торговле?

Нас, между прочим, представляла крупнейшая нью‑йоркская адвокатская контора Дьюи, Скрюама и Хоу.

– Я абсолютно, решительно и на все сто процентов невиновен, – говорит мистер Бузовски.

– Тогда, если вы этого не делали, кто же этим занимался? – спрашивает адвокат.

– Вот он, мистер Гамп, – говорит Айвен. – Я нанял его как главу отделения инсайдерной торговли и дал ему инструкции положить конец всякой инсайдерной торговле, с тем чтобы улучшить репутацию моей компании. А он что делает? Он немедленно приступает к мошенничеству…

Айвен Бузовски какое‑то время продолжает в том же духе и рисует мою картинку, черную, как задница у бобра. Я «несу полную ответственность» за все эти делишки, говорит он. А от него я держал все в секрете, чтобы самому побольше обогатиться. Его линия такова, что ни о чем нелегальном он даже ведать не ведает.