Гамп и компания

– Помилуй бог его грешную душу! – заканчивает Айвен Бузовски свою речугу.

Дальше наступает черед Майка Маллигана. Он свидетельствует, что я звонил ему с намеками на курс акций, но он понятия не имеет о том, что я самый главный в инсайдерной торговле и все такое прочее. К тому времени, как они закончили, я прикидываю, что моя песенка спета, и мистер Гугульянти хмуро поглядывает на меня от своего стола.

Наконец приходит моя пора занять свидетельское место.

– Мистер Гамп, – говорит мистер Гугульянти, – чем именно вы занимались, прежде чем стать президентом отделения инсайдерной торговли в компании мистера Бузовски?

– Я был Голиафом, – отвечаю я.

– Простите, кем‑кем?

– Голиафом. Ну, знаете, таким гигантским чуваком из Библии.

– Вам следует помнить, мистер Гамп, что здесь законный суд. Не дурачьте закон, мистер Гамп, иначе закон в ответ вас одурачит. Это я вам гарантирую.

– Я не шучу, – говорю я. – Это было в «Святой земле».

– Мистер Гамп, вы что, псих?

Тут наш адвокат вскакивает.

– Мои возражения, ваша честь! Прокурор оскорбляет свидетеля!

– Вообще‑то, – говорит судья, – ведет он себя и впрямь как психованный. Заявляет, что он Голиаф и все такое. Думаю, в данном случае я должен потребовать провести психиатрическое обследование мистера Гампа.

Так они и сделали.

Меня отвезли в какую‑то безумную психушку или еще что‑то в таком духе, где все доктора собираются и начинают колотить меня резиновыми молоточками по коленкам. Этот опыт мне, понятное дело, уже знаком. Дальше мне дают для решения какие‑то головоломки, задают уйму вопросов, подсовывают всякие разные тесты, а уже под конец, словно им мало показалось, опять принимаются колошматить меня по коленкам своими молоточками. После этого меня доставляют обратно на свидетельское место.

– Мистер Гамп, – говорит судья, – заключение психиатров по вашему поводу оказалось именно таким, какого я ожидал. Там говорится, что вы «официально признанный идиот». Я отвергаю возражение адвоката! Прокурор, вы можете продолжать!

В общем, мне опять начинают задавать кучу вопросов насчет того, какова моя роль во всем этом мошенничестве с инсайдерной торговлей. За нашим столом Айвен Бузовски и Майк Маллиган ухмыляются точно Чеширские коты.

Я признал, что подписывал все бумаги и время от времени звонил Майку Маллигану, а когда я это делал, я не говорил ему, что это сделка в рамках инсайдерной торговли, а просто намек. Наконец мистер Гугульянти говорит:

– Итак, мистер Гамп, теперь вы, судя по всему, просто хотите признаться в том, что вы и только вы один являетесь в данном деле преступником, и тем самым избавить суд от всех проблем, связанных с доказательством этого факта. Разве не так?

Я просто посидел там минуту‑другую, оглядывая зал суда. Судья наблюдает за мной с откровенным предвкушением на физиономии; мистер Бузовски и мистер Маллиган откинулись на спинки стульев, сложив руки на груди и самодовольно улыбаясь; а наши адвокаты кивают мне валять дальше и кончать с этим делом. Далеко на галерке я заметил малыша Форреста – и лицо у него вроде как обиженное. Я прикинул, он уже знает, что я собираюсь делать и что я это сделаю.

Тогда я тяжко вздыхаю и говорю:

– Угу. Пожалуй, вы правы – я виновен. Виновен в подписании бумаг – но это все.

– Возражаю! – кричит наш адвокат.

– На каком основании? – спрашивает судья.

– Э‑э, ведь мы только что установили, что этот человек – официальный идиот. Так как же он может давать показания о том, кем он был, а также был он виновен или нет?

– Возражение отклоняется, – говорит судья. – Я желаю услышать, что он хочет нам рассказать.

Тут‑то я им все и поведал.

Изложил всю историю – про то, как был Голиафом, про беспорядки в «Святой земле», про то, как мистер Бузовски избавил меня от новой отсидки в тюрьме, про все его инструкции насчет подписания бумаг, – про то, чтобы их не читать, – и наконец про то, какой же я несчастный идиот, который ни шиша не знал, что там вокруг него творится.

Сводилось все это к тому, что я сдал мистера Бузовски и мистера Маллигана.

Когда я закончил, в зале настоящее светопреставление началось. Все адвокаты стоя выкрикивали возражения. Айвен Бузовски и Майк Маллиган прыгали как макаки, во всю мощь своих легких крича о том, что я паршивый, грязный, двуличный, неблагодарный, лживый доносчик. Судья барабанил своим молотком, призывая всех к порядку, но без толку. Затем я взглянул на малыша Форреста и в тот же самый миг понял, что принял верное решение. А еще я решил, что, как бы там все ни вышло, я больше не буду брать на себя вину – ничью, нигде, никогда – и точка.

Порой, как я уже сказал, человеку приходится поступать правильно.

Глава девятая

Какое‑то время казалось, что меня сняли с крючка, но, понятное дело, все вышло не так.

Вскоре после моего признания Айвена Бузовски и Майка Маллигана отволокли в тюрьму. Судья выдал им на полную катушку да еще швырнул им вслед большой свод законов, который угодил Бузовски точно по голове. А на следующий день в мою дверь постучали. За дверью стояли два сотрудника военной полиции в сияющих черных шлемах и со здоровенными дубинками в рукавицах.

– Рядовой первого класса Гамп? – говорит один.

– Это моя фамилия.

– Тогда вы должны пойти с нами, учитывая, что вы находитесь в самовольной отлучке из армии Соединенных Штатов.

– В самовольной отлучке? – говорю. – Да как это может быть? Я же в тюрьме сидел!

– Ага, – говорит он. – Мы все об этом знаем. Но ваш срок службы длится еще два года – именно на такие условия вы подписались с полковником Нортом. Мы искали вас повсюду, пока не увидели в газетах на этом процессе по делу Бузовски.

Сотрудник военной полиции вручает мне номер «Нью‑Йорк Пост» с заголовком, который гласит: «ТУПИЦА СДАЕТ ДВУХ КРУПНЫХ ФИНАНСИСТОВ».

Человек, чей «ай‑кью» был определен как «70 с небольшим», оклеветал вчера двух наиболее популярных субъектов данной газеты, что имело результатом их приговор к длительному сроку тюремного заключения.

Форрест Гамп, которого источники, близкие к «Пост», описали как «тупого как пробка», свидетельствовал перед федеральным судьей в Манхэттене о том, что при своих способностях он, будучи президентом отделения инсайдерной торговли предприятия мистера Бузовски, не имел абсолютно никакого представления о какой‑либо инсайдерной торговле в компании.

Гамп, который, судя по всему, составил себе весьма пеструю карьеру в качестве продавца энциклопедий, изобретателя, инженера по обработке животных отходов, а однажды даже шпиона правительства США, не был в тот момент доступен для комментария. Он также не был обвинен в ходе судебного процесса, который продлился несколько недель.

– И что вы намерены со мной сделать? – спрашиваю.

– Скорее всего, вас посадят в карцер, пока не прикинут, что с вами делать дальше, – говорит сотрудник ВП.

К этому времени малыш Форрест как раз подходит сзади, пытаясь понять, что происходит.

– Кто это? – спрашивает ВП. – Это ваш пацан?

Я ничего не сказал, и малыш Форрест тоже. Он лишь сверкал глазами на ВП.

– Вы не оставите меня с ним на минутку? – говорю. – Я не сбегу, ничего такого.

– Да, пожалуй, это возможно. Мы будем здесь, за дверью. Только без глупостей.

Истинная правда заключалась в том, что никаких глупостей у меня в тот момент на уме и впрямь не было. Я закрыл дверь и усадил малыша Форреста на диван.

– Послушай, – говорю, – эти ребята пришли забрать меня назад в армию, и я должен с ними идти, понимаешь? А потому я хочу, чтобы ты сел на автобус до дома и был готов начать учебу в школе, когда она откроется. Усек?

Парнишка уставился на свои ботинки и не смотрел на меня, но молча кивнул.

– Мне очень жаль, – говорю, – но порой так все получается.

Он снова кивнул.