Семья Рин

Отец и сын входят в дом. Далее, как я предполагаю, следует встреча с членами семьи — с разной степенью эмоциональности, но в рамках диапазона чувств, допустимых в аристократических японских семействах. В это время я обреченно спускаюсь вниз из своей комнаты, потому что нет и речи о том, чтобы я не вышла поприветствовать человека, от которого зависит мое существование.

Акито вскользь здоровается со мной, проходя мимо.

— Здравствуйте, Рин-сан, — говорит он по-японски.

Я отвечаю на приветствие и кланяюсь, стараясь не встречаться взглядом. Боковым зрением я фиксирую, что он как-то особенно взглядывает на меня, прежде чем отойти. Этот взгляд подтверждает, что в ближайшее время мне не уйти от решения застарелой проблемы.

Прошло два дня. Акито едва замечал мое присутствие. Один раз, проходя мимо той части дома, где жили он и Кёко, я слышала, как Кёко что-то настойчиво и страстно говорит ему: то ли предлагает, то ли упрашивает.

«Не надо! Я поговорю с ней!» — слышен голос Кёко.

«Не смей вмешиваться! Это тебя не касается!» — кратко и зло отвечает жене Акито.

Они наверняка говорили обо мне. Я была в этом уверена. Я обратила внимание, что невольно сжимаю плечи, когда слышу его голос. На какую-то долю секунды в голове мелькнула глупая мысль, что меня снова отправят в лагерь. Но я сразу опомнилась. Нет, это уж слишком. В лагерь меня не отправят, лагеря больше не существует. Но все равно тон Акито ничего хорошего не обещал. Слишком непреклонно звучали его слова. И слишком была расстроена Кеко, которая — я знаю — всегда готова встать на мою защиту.

На следующий день Акито появился в той части дома, где жила я. Я испуганно вскочила и низко поклонилась, когда он вошел. Можно было уже не кланяться, можно было поздороваться по западному образцу — ведь война давно закончилась. Я поклонилась машинально, по привычке.

— Мы давно не виделись, Рин-сан, не так ли? — сказал он по-английски после небольшой паузы.

— Да-да, — поддакнула я.

Виду меня был, как у затравленного зверька.

Акито молча разглядывал меня.

— Мне сказали, что вы уже научились говорить по-японски. Я рад, что у вас такие прекрасные способности к языкам.

Я почувствовала, что он недоволен тем, как началась наша встреча.

— Я очень рада, что вы вернулись домой, Акито-сан.

Поскольку он продолжал молчать, я неловко попросила:

— Пожалуйста… скажите, что вы собирались сказать, Акито-сан.

Эти слова прозвучали грубо, но, кажется, Акито не обратил на них внимания.

Он протянул мне бумаги, которые держал в руках.

— Вот, прошу вас. Здесь данные о корабле «Розалинда». Здесь также есть информация о ваших родственниках.

Я взяла документы и тут же отложила их.

— Вы не хотите посмотреть?

— Я… наверное… я уже знаю, что там, — призналась я.

Несмотря на все свои фантазии, я все же оставалась здравомыслящим человеком. Голос разума подсказывал, что моя семья не могла не погибнуть при тех обстоятельствах.

— Я сожалею, — сдержанно сказал Акито. — Вы остались без семьи. Очень жаль. Но у вас есть люди, которые о вас позаботятся, Рин-сан. Когда вы будете готовы обсуждать это, дайте мне знать.

Я поняла, что пришла пора выполнять вторую часть «договора».

Не дождавшись от меня ответа, он повернулся, чтобы уйти.

— Погодите, Акито-сан… Почему вы не сказали, что у вас есть семья?

Акито медленно повернулся, мы встретились с ним взглядом. Я мгновенно вспомнила свое положение в лагере. Между нами тут же восстановились отношения захватчика и пленницы. Похоже, его это устраивало.

— Разве это что-то бы изменило? Я не сообщил вам об этом, чтобы избавить вас от ненужных колебаний, — сказал он со своей обычной прямотой.

— Но… как я должна теперь понимать свое положение в вашей семье? Кем мне себя считать?

— Раз уж вы сами заговорили об этом, я объясню вам, — ответил он. — Я несколько лет учился в Америке и собирался жениться на американке. Но мой старший брат умер. Семье нужен был наследник, который возглавил бы бизнес. Кроме того, я должен был жениться на японской девушке, которую мне выбрали. Мой отец вынудил меня бросить мою американскую невесту. С моим отцом трудно спорить. Отношения в японских семьях не такие демократичные, как у вас на Западе. Фактически мой отец сломал мою судьбу. Я понимаю его, но простить его я не могу.

Он помолчал, потом повторил:

— С моим отцом трудно спорить. Он сложный человек. Но и я сложный человек, и со мной тоже трудно спорить. Мы договорились, что я приму его условия, только если за мной останется право привести в дом любую женщину, которую я выберу для себя сам. И моя семья, и семья Кёко знают об этой договоренности. И вот тут появляетесь вы. Вы — женщина, которую я выбрал. Все остальные обязаны принять это решение. Считайте себя местью, которую я выбрал для своей семьи. Конечно, я предпочел бы, чтобы на вашем месте оказалась та американская девушка, но раз это невозможно, то теперь вы — наилучший вариант.

— Но ведь это очень жестоко… Разве вы не считаете, что это очень жестоко? — только и сказала я, содрогнувшись от унизительного сравнения с его американской невестой.

— Я думаю, что вы преувеличиваете. Ваше положение не так уж плохо, Рин-сан… По сравнению с тем, что вас могло ожидать, окажись вы совсем одна. Вы согласитесь со мной, если подумаете об этом.

Он пристально посмотрел мне в глаза. Я по привычке отвела взгляд. Акито вышел.

Несколько следующих дней я была как потерянная. Юки дулась на меня. Во время игр с ней я стала слишком рассеянной и уходила в свои мысли настолько, что переставала замечать ее присутствие. С приездом Акито я вновь ощутила вокруг себя незримую атмосферу лагеря. Я не могла больше выносить сидение в комнате, так как она все больше напоминала мне одиночную камеру. Из-за этого я стала самостоятельно выбираться на небольшие прогулки, хотя по-прежнему не решалась уйти далеко.

Кёко все это время незаметно наблюдала за мной. Один раз, когда я в своих блуэвданиях слишком удалилась от дома, она сильно удивила меня, неожиданно догнав и потребовав вернуться.

— Рин-сан! Рин-сан!.. пожалуйста, не уходи одна! если хочешь погулять, возьми кого-нибудь с собой, — проговорила она, задыхаясь от бега.

Я с изумлением смотрела на нее. Она так спешила вернуть меня, что выскочила из дома в туфлях на босу ногу.

— Ох, я совсем разучилась бегать… А ведь в школе я была такой спортивной… — уцепившись за меня для равновесия, она стянула стоптанную туфлю и стала легонько колотить ею об ограду, чтобы вытряхнуть камешек.

— Кёко, ты знаешь про договор Акито-сан с его отцом? — спросила я.

— Да. Я рада, что это оказалась Рин-сан, — просто ответила она, прыгая на одной ноге и продолжая выколачивать туфлю.

— Но это жестоко… Это же жестоко….

Она неловко надела туфлю, распрямилась и взглянула на меня.

— Рин-сан, мы с тобой слабые женщины. Судьба всегда жестока со слабыми. Но и мы всегда можем делать выбор. Что бы ты ни выбрала сейчас — это будет только твое решение. Но я рада, что это оказалась ты. Пожалуйста, больше не уходи одна. Я беспокоюсь. Ты же знаешь, какое отношение к иностранцам. Вдруг с тобой случится что-нибудь плохое…

Я поняла, что она имела в виду. Мне действительно нельзя было уходить далеко от дома. Или нужно было уйти окончательно и самой разбираться со своими проблемами. Я должна была сделать выбор. Я была слабым человеком, и мне пришлось признать это. Но по крайней мере я была достаточно решительна, чтобы больше не медлить.

На следующий день я пошла к Акито и сказала, что хочу с ним поговорить. Он сидел на диване и читал какие-то бумаги. Он совершенно не удивился моему приходу.

— Пожалуйста, скажите, что вас беспокоит, Рин-сан, — сдержанно сказал он.

— Акито-сан… Мое положение такое сложное… Пожалуйста, прошу вас, позаботьтесь обо мне… — пробормотала я.