Приключения стиральной машинки (СИ)

Она подскочила со своего места и, сложив ладошки лодочкой, взмолилась тоненьким противным голоском:

— Колечка, я все понимаю, и с удовольствием выйду за тебя замуж. Я очень-очень этого хочу, а Ленка Олежку просто обожает, и тоже выскочит за него при первой возможности, но я умоляю тебя, давай сейчас без этих сантиментов, а? Мы же сгораем от любопытства! — Она звонко чмокнула Кольку куда-то в область уха и уселась на свое место. Я и Олег слегка покраснели при этих бесцеремонных Машкиных откровениях. Но на это кроме нас самих никто не обратил внимания. Коля степенно кивнул и продолжил как ни в чем не бывало.

— Так вот. На чем это я остановился? Ах, да! Па-а-а-прошу почтенную публику не сбивать меня с мысли, а то выйдет намного дольше. — Машка нетерпеливо заерзала, но промолчала. — Повозиться с этой проблемой меня заставило мое шестое следовательское чувство — с одной стороны, и вполне — таки реальные отпечатки пальцев — с другой.

— Какие отпечатки пальцев? — Снова вклинилась нетерпеливая Машка.

— А помнишь, у Татьяны Петровны на даче преступник поранил палец, когда курочил машинку, и оставил на металле кровавый отпечаток. Так это же именины сердца! Тут вам и четкий отпечаточек, и группа крови. Все, как учили! — И Колька потер руки, словно собирался прямо сейчас схватить этого преступника за шкирку. — Я сравнил все это добро с нашей милицейской картотекой, и вот он, готовый ответ — Зубов Михаил Михайлович, кличка Зуб. Но самое интересное, что родом гражданин Зубов из поселка Кишма! И вот тут-то мое шестое следовательское чувство снова зашевелилось где-то глубоко внутри моей сущности, и понял я, что надо мне обязательно побывать там, в этом далеком далеке, и никак мне от этого не отвертеться. Вот так я попал сначала в славный город Иркутск, а потом и дальше, в эту самую вашу Кишму. Дыра, скажу я вам, первостатейная. И правильно сделал ваш дед, что всех ваших родственников оптом оттуда увез. Зэки там сейчас одни, да пьяницы обитают. Далековато от цивилизации. Но все же удалось мне там кой-кого найти и узнать, наконец, что же такого интересного хотел найти этот злополучный горе-преступник в ваших стиральных машинках! — И Колька загадочно улыбнулся.

Глава 10

Прошло два дня. Вамбе быстро шел на поправку. Он уже мог вставать самостоятельно, и тут произошло одно совершенно непредвиденное событие — у него неожиданно появилась нянька — боцман Степаныч так привязался к темнокожему юноше, что ни на минуту теперь не оставлял его. Степаныч перевязывал ему раны, помогал подняться с постели и вместе с ним совершал недалекие променады в ближайший лесок.

— Двигаться надо, мил друг. Движение — оно жизнь, так все хорошие эскулапы мне говаривали. И я с ними полностью согласен. — С такими словами Степаныч бережно, словно ребенка, поддерживал Вамбе, пока тот, все еще слабый от ран, неторопливо прогуливался к ближайшей речке или выходил из своей хижины под вечер просто подышать свежим воздухом. Эта необыкновенная дружба крепла с каждым днем, и старый вождь, видя это, только одобрительно посмеивался и благосклонно кивал, когда мимо него вдруг проходила эта странная парочка — его сын и неизменный Степаныч, который по привычке нещадно дымил табачищем, словно угольный локомотив, и увлеченно размахивал руками, что-то по своему обыкновению объясняя юному Вамбе. Юноша почтительно слушал старого боцмана, и по радостному блеску его черных глаз было понятно, что это общение доставляет удовольствие не только старому моряку. Вамбе теперь часто просил Степаныча рассказать ему о морских странствиях, и при этом он весь обращался в слух. Боцман часами мог рассказывать морские байки, он был неиссякаемым источником этих занимательных рассказов. Что в них было правдой, а что нет — не имело никакого значения. Очевидно было только то, что от этих занятных историй, как правило, со счастливым концом, здоровье Вамбе шло на поправку с удесятеренной скоростью.

Что ж говорить? И так давно известно, что хорошее настроение и есть ключ к здоровью и вечной молодости. И не надо быть восточным мудрецом, чтобы знать это наверняка. Вполне достаточно жизненного опыта и здравого смысла. А этого добра у боцмана было даже с избытком.

Караганов отправил троих матросов с донесением капитану, и вскоре почти весь экипаж «Одеона» расположился в родной деревне Вамбы — Ашери — словно у себя дома. Все вокруг старались угодить гостям. Видимо, так распорядился вождь племени Зуул — отец Вамбе. Зуул и был тем величественным высоким человеком с белоснежными волосами, уложенными вокруг головы в виде затейливой косы и украшенными огромным ярким пером.

Как выяснилось, помимо Вамбе в семье Зуула были еще двое. И знакомство с этими двумя его родственниками стало для Артема весьма удивительным событием, какое себе только можно было представить в этих далеких от любой цивилизации краях. Случилось оно в первый же день по их прибытии в родную деревню Вамбе. Рядом с внушительных размеров хижиной вождя в центре деревни стояла странного вида деревянная избушка. И когда из этого, сложенного на манер русской избы — из стволов деревьев — домика навстречу Караганову, Артему и их команде вышла статная белокожая женщина и поклонилась им земным поклоном, у них от удивления пропал дар речи. Женщина, поклонившись, неожиданно разрыдалась, и, упав Караганову на грудь, судорожно вцепилась в него, обнимая этого, совершенно незнакомого человека, так крепко, словно бы он был последним спасением в ее жизни.

— Ой, сынки вы мои дорогие. Я уж и не чаяла, что доживу до этой минуты. Вот дочке моей так и не довелось снова услышать родимую речь и увидеть русские лица. Господи, спасибо тебе! — Женщина сквозь слезы произнесла эти слова с большим чувством, подняв голову к небу, словно бы зная, что ее там сейчас обязательно услышат. — И вам спасибо, мои дорогие, что нашли нас в этой глуши, — она широким жестом перекрестила присутствующих, другой рукой вытирая слезы, которые лились у нее из глаз непрерывным потоком.

Караганов сам готов был расплакаться при виде этой сцены, хотя толком пока ничего не понимал. Он озадаченно смотрел на все происходящее, но предпочитал помалкивать. Это было сильно в его духе. Он часто приговаривал: «Не торопись задавать вопросы вслух, лучше хорошенько обдумай их. И тогда ответы могут появиться намного раньше, чем ты ожидал». Он утверждал, что это старинная восточная мудрость.

Так и вышло. Когда все «охи» и «ахи» иссякли, а Вамбе устроили надлежащим образом в его собственной хижине и он спокойно уснул, гостей рассадили вокруг внушительного костра, зажженного на поляне посреди деревни, вождь махнул рукой, и вокруг установилась абсолютная тишина.

— Наши гости приехали из той же страны, из которой когда-то боги прислали ко мне мою любимую жену, — начал вождь негромко, но его голос был слышен в каждом уголке обширной поляны — так было тихо, — и я вижу в этом добрый знак. Боги были так благосклонны к нам, что сохранили моего сына и вернули его нам. Для этого они и призвали из далекой страны этих людей, и в этом я тоже вижу особую милость богов. Я думаю, что на этом их милость для нас не иссякла, но все остальное пока впереди. И об этом мы поговорим тогда, когда это случится. А сейчас наши гости безмолвствуют, ибо у них много незаданных вопросов, на которые мы знаем ответы. Но сначала давайте помолимся за необыкновенную светлую душу моей жены, которая сейчас смотрит на нас с небес, и она сейчас счастлива, я это знаю. — Вождь сложил ладони лодочкой и закрыл глаза, губы его беззвучно двигались. Вслед за ним все его соплеменники повторили тот же жест.

Артем, наблюдавший за этой церемонией, подивился необычайной смеси языческого и христианского, так загадочно перемешанного в проникновенной речи вождя. А если представить, что речь его была на русском языке, пусть и с небольшим местным акцентом, то все происходящее можно было причислить к разряду чудесных ночных фантазий. Если бы не одно простое обстоятельство — все это было настолько реальным, что у Артема на голове зашевелились волосы, когда эта темная масса людей молча повиновалась своему главному господину и без единого ропота, в совершенном упоении, закрыв глаза, возносила искренние, почти детские молитвы господу, видимо, веря не только в его существование, но в будущее пришествие.