Приключения стиральной машинки (СИ)

Лишь спустя несколько лет, поднакопив жизненного опыта, я поняла свою ошибку. Когда хочешь развлечь мужчину, не стоит играть ему классическую музыку дома, он не оценит твоих усилий. Если только этот мужчина сам не является профессиональным музыкантом. Они более терпимы к классической музыке в домашнем варианте. Но здесь есть другая опасность — если вы будете играть, с его точки зрения, плохо, он тоже вас бросит. Так что, лучше не рисковать.

Реакция Олега на мои музыкальные сочинения меня искренне порадовала, но, вспомнив печальный опыт из предыдущей жизни, я решила с музыкальными экзерсисами не перебарщивать. Так оно надежнее!

Часы показывали уже почти половину четвертого, когда раздался телефонный звонок и радостный голос Николая сообщил нам, что самолет, наконец, приземлился, и он через час будет с нами. Машка возбудилась невероятно и пулей улетела на кухню — стряпать. У нее был разработан грандиозный кулинарный план, и чтобы воплотить его в жизнь часа ей за глаза хватит. Тем более, что все исходные ингредиенты Машка приготовила еще со вчерашнего вечера — когда она все успела? — и с утра пораньше терроризировала нас с Олегом восхитительными кухонными запахами. Вот и сейчас, пока я наигрывала им мои вариации на тему вальсов Штрауса, из кухни в комнату плыл удивительный аромат томившейся на огне баранины в чесночном соусе. Олег даже деликатно заметил:

— Маш, а можно кусочек твоей баранины попробовать? Так сказать, в качестве дегустации.

Но Машка была неумолима.

— Никакой баранины до ужина. Если ты хочешь есть, то так и скажи. Я могу положить тебе немного оливье и сделать бутерброды с колбасой.

Олег мгновенно согласился заменить баранину на оливье и колбасу, и через пять минут жевал, умильно мурлыкая от удовольствия.

— Машка — ты гений! — Сказал он, прожевав первый бутерброд.

— Я — кулинарный гений, — уточнила Машка, ловко разделывая куриную тушку и фаршируя получившееся филе какой-то затейливой начинкой.

— А это что будет? — Поинтересовалась я.

— Это котлеты из куриного филе, фаршированные сыром и ветчиной и обвалянные в льезоне и сухарях. Вкусно. — Последнее слово было лишним, но я не стала это уточнять.

Когда стол был уже почти готов и осталось привнести в него только последние элементы декора типа ажурно вырезанных салфеток, раздался долгожданный звонок в дверь. Машка, завопив как индеец-делавар из романов Фенимора Купера, рванула к двери.

— Ура, Колька приехал, — орала Машка, отпирая дверь. Но это был не Колька. Это был ошарашенный Машкиным криком почтальон. Он осуждающе глянул на нас через старомодное пенсне с одинокой, треснувшей пополам линзой — вторая была заклеена пластырем, — и презрительно поджал губы.

— Ой, простите, пожалуйста. — Машка была ошарашена не меньше почтальона. Почтальон сменил гнев на милость и величественно протянул Машке объемистый конверт.

— Вам письмо. Из Испании.

Машка опешила от неожиданности:

— Мне? Из Испании? — Почтальон сложил свое лицо в гримаску, означавшую примерно следующее: «Если вы не знаете, где находится Испания, то я могу вам об этом рассказать». Но Машка быстро пришла в себя — она вообще была очень сообразительна и неожиданно сказала: — Спасибо. Я знаю, что такое Испания. — И после этого она взглянула на конверт. И тут глаза ее поползли куда-то вверх в область лба. — Послушайте, граждане, да тут же не мой адрес указан.

Но почтальон был невозмутим.

— Я знаю, — спокойно парировал он, — и могу все объяснить. Если вы будете меня слушать.

И тут я, наконец, поняла, что надо брать ситуацию в свои руки — Машкина импульсивность сильно тормозила процесс.

— Извините, пожалуйста, — спокойно сказала я, вплотную придвигаясь к входной двери и оттирая Машку на задний план, — но, объясните, наконец, что здесь происходит, и почему вы решили чужое письмо вручить моей подруге. — И тут мой взгляд случайно упал на конверт. Там латинскими буквами размашистым крупным почерком был написан мой собственный домашний адрес. И тут у меня самой наступил легкий шок. Почтальон вдоволь насладился нашими вытянутыми лицами и перешел к делу.

— Понимаете, все очень просто. Я сегодня разносил почту. Все как обычно. Вот это письмо я принес по указанному адресу, позвонил в дверь, и мне открыла пожилая женщинв.

— Это моя мама, — невольно вырвалось у меня. — С дачи приехала. — Я повернулась спиной к почтальону и пространно пояснила специально для моих друзей: — Она вчера звонила, предупреждала, что надо пенсию получить и грязное белье в город привезти — машинки-то теперь на даче нет. А я сказала, что сегодня с Олегом к тебе иду — Кольку с севера встречать.

Затем я снова повернулась к терпеливо ожидавшему конца моей речи, почтальону.

— А, так это для вас письмо? — Почтальон с интересом посмотрел на меня в упор. Пенсне при этом съехало ему на кончик носа. — Это же значительно упрощает дело!

— Давайте все по порядку, — вежливо попросила я. — Итак, вам открыла пожилая женщина, и что же было дальше?

— А дальше-то все и началось. Она взглянула на письмо, прочитала адрес, я попросил ее расписаться в получении — письмо-то заказное, а она вдруг мне и говорит: «Не могли бы вы это письмо доставить по другому адресу. Я вам заплачу. Просто оно может быть важным для моей дочери, а она сейчас в гостях у своей подруги, и домой вернется только поздно вечером. А ей это письмо было бы очень интересно прочесть. Я бы и сама его отвезла, но дело в том, что у меня электричка на дачу через сорок минут уходит, а следующая только через два часа». Ну, я и согласился. Она мне сто рублей дала. А что? Деньги всем нужны, а время свободное у меня было. Вот я это письмо сюда и принес. Недалеко ведь. Да, чуть не забыл — вы распишитесь за него, чтобы никаких недоразумений в дальнейшем не было. — И он протянул мне смятую бумажку. Я молча взяла ручку и черкнула закорючку на потертом сером листочке. На этом почтальон откланялся и испарился. А мы так и стояли в коридоре еще минуты две, разглядывая странный серый конверт весьма внушительных размеров. На нем сверху был написан мой домашний адрес, а внизу, там, где графа «отправитель», стояла синяя чернильная печать: г. Барселона, Адвокатская контора «Гойя и сыновья». Или примерно так.

— Точно из Испании, — прошептала Машка и, нахмурившись, посмотрела на меня.

— Интересно, это как-то связано с Колькиной командировкой? — Не обращаясь ни к кому конкретно, сказал Олег. На этот риторический вопрос ответа мы пока не знали.

Во входную дверь снова позвонили. Звонок был настойчивый и очень противный. Машка аж подпрыгнула от неожиданности:

— Вот, проклятый почтальон! Наверное, забыл нам сказать, что с нас тоже сто рублей! — И, чертыхаясь, она резко рванула входную дверь на себя. За дверью стоял улыбающийся Колька, и Машкины проклятия обрушились на его ничего не подозревающую голову. Колька опешил от такого приема и слегка насупился. Но Машка тут же на лету переменила настроение, и повисла у Кольки на шее с громким криком: — Ура! Колька приехал! — Он снова заулыбался и тоже обнял Машку, звонко чмокнув ее в нос. Но после этого он отодвинул ее от себя и строго спросил:

— А ну, признавайся, что тут у вас происходит? И чего это вы все в коридоре выстроились, а лица у вас такие кислые, что я подумал, что это в мою честь?

Мы все дружно замахали на него руками, наперебой пытаясь переубедить его, что он все не так понял, а у нас тут чертовщина какая-то происходит. Но Колька, как самый уравновешенный среди нас человек, быстро навел порядок в нашей компании, выпроводил нас всех из коридора в кухню и, увидев шикарно накрытый стол, удовлетворенно пророкотал:

— Вот теперь я вижу, что здесь меня действительно ждали!

Он сбегал в ванную — помыть с дороги руки было просто жизненно необходимо — шутка ли — с самого Хабаровска не мыл! После этого Колька плюхнулся за стол и стал молча и с невероятной скоростью уплетать все, что попадалось ему под руку. Олег несколько минут так же молча смотрел на приятеля, а потом последовал его примеру. И минут пятнадцать за нашим столом раздавалось только ритмичное чавканье и довольное урчание почти насытившихся мужчин. Мы с Машкой лениво поковырялись в тарелках, снедаемые нетерпением услышать, наконец, Колькин рассказ, который мог пролить хоть какой-нибудь свет на все, что произошло с нами за последнее время. Конверт из Испании все это время сиротливо лежал на столе под Машкиной тарелкой.