Приключения стиральной машинки (СИ)

Расчеты Караганова оказались верны. Примерно через шесть часов быстрого шага они вышли на большую поляну, на которой явно угадывалось присутствие человека — по обеим сторонам поляны стояли две довольно высоких хижины. Хижины были похожи на двух часовых, охранявших вход и выход на поляну, со всех сторон окруженную лесом. Строительным материалом для хижин служили те же жерди и листья. А ничего другого в этом теплом климате человеку для комфортной жизни и не требовалось. Вамбе, который почти всю дорогу спал, теперь уже достаточно окреп и чувствовал себя вполне сносно. Караганов через каждые два часа поил его своим чудодейственным зельем, и парень прямо на глазах шел на поправку. Он потерял много крови, но никакие жизненно важные органы затронуты не были. Вамбе сейчас просто нужен был покой и здоровый сон.

На поляне и около хижин было тихо и никого не было видно. Но эта тишина была обманом, маневром, к которому прибегает любой малочисленный народ, чтобы защитить себя от незваных гостей.

Отряд вышел на поляну, и Вамбе, который до этого спокойно лежал на носилках, приподнялся и громко выкрикнул длинную витиеватую тираду на гортанном, никому не понятном языке. Этнограф Порфирьич аж присел от неожиданности. Он уже привык, что Вамбе общается со всеми на привычном и довольно чистом русском языке. И этот неожиданный крик был для него, как для ученого, приятным сюрпризом. Ему одному из всей экспедиции общение с Вамбе доставляло не только человеческий, но и чисто научный интерес. Он как ребенок радовался тому, что, наконец, в кои-то веки не придется догадываться о том, что именно тебе хотят сказать туземцы, ломать голову над тарабарским переводом какого-нибудь доморощенного толмача, а есть толковый переводчик, который и сможет все объяснить. Это же уникальный случай! И его научное любопытство вскоре было удовлетворено сполна.

Не успело затихнуть эхо от гортанного крика Вамбе, как откуда ни возьмись, словно по мановению сказочной волшебной палочки, поляна стала заполняться людьми. Это были темнокожие, очень рослые люди, с блестящими, словно бы смазанными жиром и заплетенными в косы волосами, в длинных, замотанных вокруг бедер пестрых одеяниях и с копьями в руках. Выглядели они довольно грозно, поскольку на всех лицах застыло странное свирепое выражение. При ближайшем рассмотрении эта свирепость оказалась простым гримом — на лицах были довольно искусно нарисованы жуткие маски, но от этого открытия на душе легче не становилось. И самое главное — они все молчали. Тишина на поляне, несмотря на постепенно прибывающую толпу, была почти абсолютной. Только птицы беспечно посвистывали в ветвях высоких деревьев, но и они на всякий случай не высовывались — мало ли чего!

Неожиданно послышался ответный гортанный крик, и толпа взволнованно зашевелилась. Из хижин, стоявших по краям поляны стали выходить темнокожие воины. Торс каждого из них был выкрашен в ярко-красный цвет. Казалось, что их взяли за ноги и окунули в чернильницу с красными чернилами. Но кое-кому это могло напомнить совсем не чернила, а ярко-красную кровь. При виде их толпа расступилась, и сам собой образовался широкий коридор. «Красные» стали по бокам этого коридора и замерли в торжественных позах. В толпе послышался шепот, который понемногу стал напоминать тихое пение. И через минуту уже и впрямь толпа стала медленно раскачиваться и негромко напевать заунывную протяжную мелодию, чем-то напоминавшую церковные песнопения. В одной стороне этого импровизированного коридора теперь находились моряки с «Одеона», сгрудившиеся вокруг носилок с лежащим на них темнокожим Вамбе. А с другой стороны по образовавшемуся широкому коридору шел очень высокий, хорошо сложеный, чернокожий, как и все прочие, человек. Возраст его определить было затруднительно, поскольку он был статен и крепок. Но голова его была совершенно белой. Длинные белые косы были аккуратно уложены вокруг головы. И все это грандиозное сооружение венчало невероятных размеров перо какой-то птицы, размеры которой явно соответствовали размерам прически этого человека.

Вамбе, видимо, исчерпав запасы своих немногочисленных сил громким гортанным криком, снова откинулся на подушку из листьев, которую заботливо соорудили для него матросы. Носилки теперь стояли на земле, а матросы, которые их несли, сбились вокруг них беспомощной кучкой. Не то чтобы они совершенно испугались, но им явно было не по себе в присутствии такого многочисленного количества родственников Вамбе. Только боцман спокойно уселся на землю около носилок, скрестив ноги на манер индийского йога, и по-привычке пускал из своей трубки клубы густого сизого дыма. Караганов и Артем стояли немного поодаль, и по их лицам нельзя было определить, что они чувствуют. Порфирьич стоял рядом с ними, и по его виску стекала одинокая струйка пота — может, от жаркого влажного воздуха, а может и по другой причине. Кто знает!

Высокий беловолосый человек подошел к носилкам и простер над ними свои руки. Минуты две он стоял, закрыв глаза, и губы его шевелились, словно бы он читал молитву. Но неожиданно мужчина открыл глаза и громко, на всю поляну выкрикнул словесную тираду, которая была раз в пять длиннее всех предыдущих воплей.

Вамбе открыл глаза и попытался сесть. Матросы, заметив это движение, со всеми возможными предосторожностями подняли юношу, аккуратно усадив его на носилках. А боцман даже собственноручно подложил под его спину пучок туго свернутых пальмовых листьев. Для удобства.

И тут произошло еще одно чудо, к которым путешественники уже стали привыкать. В этом удивительном краю, видимо, чудеса были обычной вещью, на которую уже никто не обращает внимания.

— Я рад, что вы спасли моего сына. Теперь вы — мои гости, — сказал старик на чистом русском языке.

Глава 9

На следующий день меня разбудил радостный Машкин голос. Вернее, я сначала услышала телефонный звонок, а уж потом, в телефон, Машка безо всяких «здрассте», радостно заорала:

— Ленка, ура! Колька прорезался! А то я уже думала, что он меня бросил — не звонил целых две недели. А он, оказывается, по какой-то тайге с геологами шарахался. Представляешь, а там связи нет! — Я не поняла, чему больше обрадовалась Машка. Тому, что Коля ей, наконец, позвонил. Или тому, что она узнала, что в тайге ни «би лайны», ни «мегафоны» не работают. Еще бы! В той глухомани еще только сотовых операторов не хватало! И так всю планету обсидели!

Нет, я не против телефонов. Удобно, что и говорить. Но иногда тоска берет. Так раньше было хорошо. Закрыл дверь на замок, и все. Нет меня дома. Хоть обстучись в эту дверь. А теперь нет. Спишь в воскресенье утром самым сладким в мире сном, и вдруг эта маленькая зараза трезвонит где-нибудь у тебя под ухом: алле, алле! Аж, зло берет. Скажете, отключи — и все, и спи себе на здоровье. Ага, а вдруг звонок какой-нибудь важный пропустишь? И вот так все мы и думаем. Потому что привыкли к этому маленькому засранцу, который нахально трезвонит всегда в самый неподходящий момент! А выключить его ни у кого уже не хватает силы воли. Я пробовала. А вы? Как мы раньше без него жили, ума не приложу!

Пока все эти мысли ползали по моей еще не вполне проснувшейся голове, Машка продолжала удобрять мои бедные мозги новой порцией полезной информации.

— Ты представляешь, он все-таки его нашел! — Орала в телефон счастливая Машка.

— Кого? — Мои мысли двигались в тысячу раз медленнее ее языка.

— Как, кого? Я же тебе уже пять минут рассказываю, а ты что там, не слушаешь, что ли?

Я поняла, что добром это не кончится, и решила сократить холостые пробеги.

— Послушай, Маш, давай ты ко мне приедешь. Завтракать.

Машка на секунду замешкалась, видимо, обдумывая мое предложение. Наконец она его обдумала.

— Ага, знаю я твой завтрак. У тебя, небось, только один жареный таракан в холодильнике, и больше ничего нет. Знаю я вас, музыкантов. Только музыкой и питаетесь!

Машка считала, что, если из холодильника не вываливаются продукты при попытке его открыть — совсем как белье из шифоньера, — и их, эти продукты, так же как и белье, не запихиваешь назад в холодильник с помощью коленки при попытке его закрыть, то значит, что у тебя абсолютно нечего есть, и твои близкие находятся на грани голодной смерти. Переубедить ее в обратном было невозможно.