Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга первая)
Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга первая) читать книгу онлайн
Спустя почти тридцать лет после гибели деревянного корабля композитор Густав Аниас Хорн начинает вести дневник, пытаясь разобраться в причинах катастрофы и в обстоятельствах, навсегда связавших его судьбу с убийцей Эллены. Сновидческая Латинская Америка, сновидческая Африка — и рассмотренный во всех деталях, «под лупой времени», норвежский захолустный городок, который стал для Хорна (а прежде для самого Янна) второй родиной… Между воображением и реальностью нет четкой границы — по крайней мере, в этом романе, — поскольку ни память, ни музыка такого разграничения не знают.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
175
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 283.</b>У двоих или троих ныряльщиков были синие волосы. Согласно представлениям древних египтян, синие волосы — отличительная черта богов.
176
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 284.</b>Пятерни — большие, грубые, но не мозолистые; словно насаженные на руки-деревья — как сказочные культи ветвей. Признак, сближающий пловца с идолом, которого Густав видел в лавке китайца Ма-Фу ( с. 123): «…его руки, большие как деревья, вырастают прямо из плеч и, раскинувшись, заключают в благословляющее объятие все, что попадается ему на глаза».
177
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 285.</b>«Аугустус», — представился он. Имя Аугустус («возвышенный, священный») в древности присваивалось только нуминозным объектам — например, правителям, ведущим свое происхождение от богов (Niehoff, S. 443); Аугуст — одно из имен, полученных Янном при крещении.
178
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 288.</b>Я подгреб к этому месту. И стал махать ныряльщикам, отдыхающим на причале: чтобы они приплыли сюда и помогли мне. Ни один из них даже не шелохнулся. Образ Аугустуса, видимо, соответствует алхимическому образу «царского сына» (filius regius). Юнг в работе «Парацельс как духовное явление» (1941) излагает этот мотив так (Дух Меркурий, с. 112–114, 116):
Об этом томящемся на дне моря «царском сыне» (regius filius) пишет в своих «Symbola aureae mensa» (1617) Михаил Майер: «Живет он в глубине морской и взывает оттуда: Кто вызволит меня из вод и выведет на сушу? Но даже если многими услышан крик этот, никто, движимый состраданием, не берет на себя труд отправиться на поиски короля. Ибо кто, говорят они, станет бросаться в воду? Кто станет рисковать собственной жизнью, чтобы отвратить опасность от другого? <…>» <…>
В действительности это [царский сын. — Т. Б.] — тайная субстанция превращения, изначально падшая или изгнанная с высочайших высот в темные глубины материи <…>, где и ждет своего избавления. Но никто не отваживается спуститься в эти глубины, дабы собственным превращением во тьме кромешной, претерпев пытку огненную, спасти и своего короля. <…> «Маге nostrum» [ «наше море») алхимиков обозначает темень в их собственных душах, мрак бессознательного. <…> Когда Деяние вдыхает в сына жизнь, тот превращается в «огнь воинственный» — или в «огнеборца».
В другом месте Юнг говорит (Психология и алхимия, с. 332):
Как зерно огня лежит, заключенное в hyle [материя, вещество], так Царский Сын находится в темных глубинах моря словно мертвый, и тем не менее живой и взывает из бездны: «Кто бы ни освободил меня из вод и вывел меня на сухую землю, тому я дам вечные блага».
Неожиданный смысл эпизод гибели Аугустуса обретает при сопоставлении с пьесой Янна «Томас Чаттертон» (1953). Там ангел Абуриэль говорит молодому поэту (Чаттертон, с. 119): «Ты переоцениваешь свою гордость, свои распутства, торгуешь убеждениями и жертвуешь глубиной внутренних видений ради расхожих рифм». Возникает мысль, что и море, в которое ныряет Аугустус, — сфера «глубинных видений»; что за свою способность быть посредником между внутренним и внешним мирами он и получает монеты от «иностранцев».
179
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 288.</b>Эта смерть — мое дело. См. выше ( с. 275): «И не сумел бы потом иметь дело ни с одним другим».
180
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 291–292.</b>Город остался позади. Дорога поднималась в гору. Она извивалась, состояла из криволинейных отрезков. Тщательно возделанные поля сменялись насаждениями пальм и смоковниц. См. комментарий на с. 797–798 («Мы, спотыкаясь, прошли по булыжной мостовой…»).
181
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 292.</b>Наконец мы добрались до каштанового парка. Каштан (castanea) назван так в честь «девственной» (casta) нимфы Ней (Nea), которая приняла добровольную смерть, чтобы спастись от домогательств Юпитера, и была превращена им в это дерево.
182
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 293.</b>Я увидел его зеленые глаза. <…> И только потом — гигантскую неухоженную бороду, подбирающуюся к самым глазам. Что на этом лице есть и пятнышки бледной кожи, я осознал лишь позднее. Борода — не столько седая, сколько рыжая. Напоминающая могучее, нисходящее пламя. Лоб — восковая безжизненная пластина; редкие волосы на голове, взбитые, как парик… Образ доктора многозначен. Зеленый цвет вообще ассоциируется с Венерой, с надеждой: зеленые глаза, как писал раньше Хорн ( с. 334), характерны для потомков гуанчей, истребленных коренных жителей Канарских островов. «Пятнышки бледной кожи» — признак, сближающий доктора с Аугустусом, у которого «на одном предплечье осталась светлая полоска, похожая на белый браслет» ( с. 284). (Возможно, этот признак намекает на связь с реальным, а не только со сновидческим миром, все жители которого «черные», см. с. 779.) Образ «нисходящего пламени» возникает здесь не в первый раз: фигура негритянки, с которой спал Густав, представляла собой «инверсию светящего пламени» ( с. 269); была и буря у берегов Африки, когда «небо вдруг озарилось многоцветным пламенем, нисходящим» ( с. 273). Огненная борода могла бы быть у сатаны, ср. слова Иблиса (сатаны) в Коране (сура 38, 77; перевод И. Ю. Крачковского): «Он сказал: „Я лучше его [человека. — Т. Б.]: Ты создал меня из огня, а его создал из глины“». Можно усмотреть в докторе образ Тифона или отождествлявшегося с ним египетского Сета (божества ярости, песчаных бурь, разрушения, смерти). Но важно, что у Янна характерные черты доктора (борода, волосы) описываются как подобие маскарадного наряда. О возможности отождествления доктора с Юпитером см. предыдущую сноску и ниже, с. 826.
183
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 293.</b>…как если бы за какие-то минуты он вырос на целую голову. Такое могло бы произойти с тенью.
184
<b>Свидетельство I (наст. изд.), комм. к с. 293–294.</b>…с начищенными до блеска никелевыми пуговицами. — Он вставил большой палец правой руки в одну из петель, чтобы выпятить глаз пуговицы, который обжигающе уставился на меня. Пуговица, оторвавшись, пролетела по воздуху и упала на землю. Здесь Старик предстает как Литейщик пуговиц из драмы Ибсена «Пер Гюнт». Литейщик — судьба или смерть — разговаривает с Пер Гюнтом о самости (Пер Гюнт, с. 305, перевод Ю. Балтрушайтиса):
